кроме добра, мне не сделал.
Он все рассказал отцу. В тот вечер папаша отделал меня так, как никогда раньше.
От Валди я больше ничего не слышал. И ни о каком расследовании не слышал. Дед сказал мне позже, что договорился с копом и проследил, чтобы он молчал. Валди изучал право в университете, и дед обещал устроить его на хорошую работу, как только он получит квалификацию. Обещание он, должно быть, сдержал, потому что Валди ничего никому не сказал. Ни на первом суде, ни на втором. Вот так вот.
– И ты ни с кем больше не разговаривал? С учителем, с доктором, с матерью? Вообще с кем-то взрослым? – Хюльдар постарался сохранять нейтральный тон. Как бы ни было трудно, момент явно не годился, чтобы проявлять к бедняге жалость.
Трёстюр поднял глаза. В них снова вспыхнули ярость и ненависть.
– Эй, мне было восемь лет. Я был еще достаточно глуп и думал, что копы – это люди, к которым нужно обращаться за справедливостью. После того как они предали меня, идти мне больше было некуда. Мама была полностью под каблуком этого жестокого ублюдка и не хотела ничего замечать. Я пытался говорить, но она не слушала. Только шикала да оглядывалась, боясь, что он услышит. И тогда я сделал то, что считал единственным выходом. Сбежал с Сигрун.
– Думаю, далеко вы не ушли.
– Мы прошли чуть дальше алюминиевого завода. Я пытался попасть в Кеплавик. Думал, мы можем сесть в самолет и улететь за границу. Но стояли морозы, поднялся ветер и пошел снег. Мы чуть не умерли от холода. Сигрун отморозила пальцы, потому что у меня не хватило ума взять рукавички. Кто-то заметил нас и спас. Но было уже слишком поздно. Сигрун пришлось ампутировать два пальца.
Ее отвезли в больницу, а за мной приехал дед. В машине он так сильно пристегнул меня ремнем, что у меня кровь пошла из глаза. Но никто даже не спросил, что случилось. Меня отправили к психологу – к этой суке Сольвейг, – и она почти все время пыталась убедить меня, что я все вообразил или выдумал. Что я из хорошей семьи и должен быть благодарен. – Трёстюр замолчал, скрипнул зубами и зарычал от ярости: – Я ненавижу ее! Хочу, чтобы она первой получила свое, а не вышла сухой из воды.
– Не выйдет. – Теперь Хюльдар понимал ненависть и даже жестокость убийств. Это не оправдывало преступления брата и сестры, но было все же лучше, чем если б они руководствовались чистым садизмом. – Она ответит, я вам это обещаю.
– Ну конечно, – встряхнулся Трёстюр. – Только я тебе не верю.
– Мы выйдем на минутку. – Эртла поднялась. – Сейчас вернемся.
Трёстюра оставили одного. Хюльдар ожидал, что ему устроят выволочку за невыполненные обещания, но на этот раз обошлось.
– Полицейский Вальди – это, должно быть, Торвальдюр, – сказала Эртла. – После того как в его саду нашлись те ноги, я посмотрела биографию. Оказывается, он начал работать в прокуратуре сразу после окончания учебы, что довольно необычно. Во время учебы в университете он временно сотрудничал с полицией, помимо прочего в Хапнарфьёрдюре. Вот как он связан с этим, а не через прокуратуру. – Она нахмурилась. – Одного не понимаю. Трёстюр был очень убедителен, когда клялся, что не знает Торвальдюра Сваварссона; поквитаться он собирался с полицейским Вальди. Значит, напасть на Торвальдюра не мог. – Ответа Эртла, по-видимому, не ожидала, потому что продолжила, все более и более раздражаясь: – Одно с другим не сходится. И что, черт возьми, нам делать, если выяснится, что он не замешан? Мне плевать на Торвальдюра, но я хочу найти его детей. Живыми и здоровыми. – На лбу у нее прорезались две глубокие морщинки.
Зазвонил телефон. Эртла взглянула на высветившийся номер и ответила. Хюльдар слышал мужской голос и ее краткие ответы. Потом, дав отбой, она сказала:
– Сигрун нашли.
– Где?
– Следившие за домом полицейские увидели, что она вернулась, и задержали ее. Сейчас везут в участок. Утверждает, что была в кино. Прогулялась, зашла в книжный магазин, потом отправилась в кино.
– Это так?
– Подтверждение еще не получено. Мне это не нравится. Нисколечко. – Эртла медленно выдохнула и взяла себя в руки. – Дай ему воды и продолжим.
Хюльдар не возражал и, взяв на кухне самый большой стакан, наполнил его и вернулся в комнату для допросов.
Эртла уже сидела на своем месте напротив Трёстюра и заговорила, когда Хюльдар вошел.
– Итак, теперь мы знаем, что стоит за всеми этими зверствами. Но остается вопрос: где дети Торвальдюра? Дети полицейского Вальди?
– Клянусь, я не знаю. – Трёстюр потянулся за стаканом с водой, но Хюльдар отступил.
– Попробуй еще разок. Кто их взял? Сигрун?
– Нет. Ни Сигрун, ни я. Это не список тех, которых я собирался убить. Не говоря уже о тех, убить которых собиралась она.
– Тогда, черт возьми, что это такое? – Эртла схватила листок бумаги и потрясла им перед носом Трёстюра.
– Это те люди, кого собираются убить родители Ваки. – Трёстюр вцепился взглядом в стакан с водой. – Теперь мне можно выпить?
Хюльдар протянул ему стакан.
Глава 33
Места в памяти телефона Фрейи не осталось. Она сделала множество фотографий Саги для брата в надежде, что хотя бы одна из них получится как надо, но кроха обладала особой способностью отворачиваться или закрывать глаза ровно в тот момент, когда Фрейя делала снимок. На тех же немногих фотографиях, которые не были размыты, присутствовало то самое, хмурое выражение лица.
Под предлогом кормления уток – хотя настоящей целью был симпатичный отец-одиночка – Фрейя отвезла Сагу к озеру. Красавчик не появился, но недостатка в других отцах с детьми в колясках и с мешками с хлебом не было. Пухлые утки плавали в проруби, подбирая предлагаемое угощение. Пока в Исландии есть малыши, голод им не грозил.
Молли тяжело плюхнулась на диван, на котором лежала Фрейя. Она только что поела порубленного мяса. Предполагалось, что его хватит на два приема пищи, но Фрейя чувствовала себя виноватой за то, что оставила собаку одну на все выходные, и вывернула в миску всю порцию.
Как обычно, воскресный вечер выдался скучным. Подруги занимались обновлением статуса, размещая банальные цитаты о счастье или важности положительных ценностей, фотографии с ужина или самих себя в таких завернутых позах йоги, что подлинными они просто не могли быть.
Возможно, плохое настроение объяснялось тем, что готовить ей было не для кого, кроме Молли. Фрейя захлопнула ноутбук и взяла телефон. Номер симпатичного отца-одиночки у нее остался, но время было неподходящее. Как и она, он, вероятно, все выходные развлекал малыша и был совершенно разбит. Лучше подождать.
В этот момент зазвонил телефон, и на экране появился незнакомый номер.
Может быть, он?
– Алло?
– Алло. Это Фрейя? Психолог? – Голос она не узнала.
– Да. С кем я разговариваю.
– Извините, меня зовут Орри. Вы дали мне свою карточку возле полицейского участка.
– О… да. Привет. – Фрейя села. – Не ожидала получить от вас весточку.
– А я не думал, что позвоню вам. – Она услышала его дыхание, но когда уже решила, что Орри передумал говорить, он продолжил: – Знаю, сегодня воскресенье, уже вечер и все такое, но я в ужасном состоянии и не знаю, куда обратиться. Речь идет о психическом заболевании, поэтому после долгих размышлений я решил связаться с вами.
– Всё в порядке. Вам плохо? – Фрейя попыталась вспомнить имена коллег, которые работали со взрослыми и могли быть готовы оказать экстренную помощь в нерабочее время.
– У меня все хорошо, но дело не в этом. Моя бывшая жена, Дагмар… Боюсь, с ней что-то серьезно не так.
– Она сейчас с вами?
Похоже, Орри принял ее слова за оскорбление, как будто Фрейя намекала, что в постели рядом с ним сумасшедшая с пеной на губах.
– Нет. Боже правый, нет.
– Где же она тогда?
– Не знаю, – неуверенно, словно уже сомневаясь, что поступил правильно, позвонив ей, сказал Орри. – Но у меня есть подозрения…
– О’кей. Отложим это на минутку в сторону. Вы боитесь, что она может навредить себе?
– Я могу приехать? – выпалил он.
Фрейя огляделась – продавленный диван, собачья шерсть и общий беспорядок, ликвидировать который она собиралась все выходные.
– Нет, боюсь, это невозможно.
– Да. Понимаю. Тогда не могли бы вы прийти ко мне… или встретимся где-нибудь? Мне очень неудобно обсуждать это по телефону.
Фрейя задумалась. А какие еще у нее дела? Провести вечер в социальных сетях? Сойти с ума от скуки?
– А это не подождет до утра? Вы придете в Дом ребенка, и я помогу найти психолога, который специализируется на работе со взрослыми. Насколько это срочно?
Орри сухо и невесело рассмеялся.
– Если мои подозрения подтвердятся, представить что-нибудь более неотложное будет нелегко.
– Похоже, дело серьезное. Я бы посоветовала вам позвонить в психиатрическое отделение Национальной больницы. В такой ситуации я ничем помочь не могу.
– Я уже пробовал. Они просто не хотят со мной разговаривать. Я не ее родственник, и, по-моему, они думают, что это какая-то драма с разводом, и я пытаюсь свести с Дагмар счеты… Поверьте, дело не в этом. Мы не общаемся друг с другом уже более десяти лет. – Он помолчал, потом продолжил уже ровным голосом, в котором прежнее волнение сменилось нотками уныния. – Я не знаю, что делать.
– Хорошо, я встречусь с вами. – Фрейя назвала кафе в своем районе, которое все еще было открыто и, вероятно, не будет ни полным, ни совсем уж пустым. Ей не хотелось встречаться с этим мужчиной наедине: его просьба представлялась странной, и она не понимала, чего он хочет. Но потом вспомнила, как жестоко судьба обошлась с парой. Смерть Ваки разрушила их брак, но Орри явно сохранил непреходящую привязанность к бывшей супруге. – Я понимаю, что Дагмар небезразлична вам, и, как знать, может быть, сумею чем-то помочь.
Но в данном случае психологическая проницательность подвела ее.
– Дагмар? Мне плевать на нее. Я беспокоюсь о других.