– Пойдемте.
Вскоре они сидели в небольшом кабинете, стены которого были обиты тонкими панелями из натурального дерева. Мебель, которой был обставлен кабинет, выглядела легкой и удобной. Женщины расположились в креслах возле небольшого столика, стоящего на трех искусно вырезанных ножках.
– Кофе, чай? – спросила хозяйка кабинета.
– Чай.
Вскоре им принесли две чашечки чая и фрукты.
– Я не ем мучное, – извинилась Нина, – но вам, может, печенье, пирожное?
– Нет, спасибо, обойдусь чаем, – вежливо улыбаясь, ответила детектив.
– Тогда приступим к делу.
Мирослава видела, что в глубине светло-карих глаз Лукьяновой вспыхивают и гаснут искры беспокойства.
– Я хотела поговорить с вами о Вилене Андроновне.
– Об Оседловой? – искренне удивилась Нина.
– Да, она ведь преподавала на вашем факультете?
– Да, конечно.
– Вы поддерживаете с ней отношения?
– Сложно назвать это серьезной поддержкой отношений. Время от времени Вилена Андроновна пользуется услугами нашего салона.
– Бесплатно?
– Разумеется!
– Ей требуется какой-то специальный массаж?
– Что вы имеете в виду?
– Насколько мне известно, у Вилены Андроновны повреждена нога.
– Ах, это, – почему-то облегченно выдохнула Нина, – нет, ничего специального. Ногу она повредила еще в юности, и, насколько я знаю, она ее не беспокоит.
– Но ведь Вилена Андроновна не вполне здорова? – сделала ход наугад Мирослава.
– Я ничего не знаю о ее нездоровье, – развела руками Нина, – хотя помогла ей однажды записаться в школу медсестер.
– Зачем ей это понадобилось?
– Не знаю, она намекнула, что за кем-то ухаживает.
– А разве Вилена Андроновна не одинока?
– Вроде бы да. Но я никогда не была у нее дома и не знаю наверняка.
– Вилена Андроновна хороший преподаватель?
– Замечательный! – не задумываясь, ответила Лукьянова.
– Вы иногда рекомендуете ее своим знакомым как хорошего репетитора?
– Да. И что в этом плохого?
– Ничего. Скажите, у Оседлой всегда были черные волосы?
– Всегда, сколько ее помню, цвета воронова крыла, – улыбнулась Нина.
– Вероятно, она их красит?
– Вероятно, – пожала плечами Лукьянова, – но в молодости, наверное, у нее были такие свои.
– Почему вы так думаете?
– Не могу представить ее с волосами другого цвета.
– Я тоже… – невольно отозвалась Мирослава, думая о чем-то своем.
– Скажите, почему вы интересуетесь Виленой Андроновной?
– Был убит юноша, репетитором которого она была.
– Не понимаю, почему вы…
– В ее подъезде.
– Вот как…
– Нина, простите, что тревожу вашу старую рану…
– Поняла, вы о Толике?
– Да. Вам не кажется, что он не сам упал с лестницы?
– Не кажется. – Лукьянова отвернулась.
– Я понимаю, что вам неприятно об этом вспоминать.
– Я никогда и не забывала об этом.
– Вот как?
– Есть нечто, вернее, некто, кто не дает мне забыть о Толике.
– Вас шантажируют?
– Ну что вы! – отмахнулась Нина. – Чем меня можно шантажировать и кому!
Мирослава ждала.
– Просто у меня есть сын от Толика.
Волгина постаралась не подать вида, насколько она была удивлена.
– Мы тогда с Толиком и поссорились из-за ребенка. Я сказала, что беременна, и он велел сделать аборт. Я отказалась, и тогда он сказал, что знать меня не желает.
– Тогда вы и пожелали ему…
– Да! И потом корила себя за несдержанность. Мне казалось, что это я виновата в том, что случилось.
– В том, что случилось, в первую очередь виноват он сам… – решительно проговорила Мирослава.
– Вы думаете? – с надеждой в голосе спросила Нина. Чувствовалось, что ей до сих пор требовалось утешение, собственной уверенности по этому вопросу не хватало. И глубоко запрятанное в подсознание чувство вины время от времени напоминало о себе.
Волгина кивнула и спросила:
– Как вам удалось скрыть, что у вас ребенок от Тукаева?
– Я особо и не скрывала, – пожала плечами Нина. – Просто загремела в больницу с воспалением легких, боялась, что потеряю ребенка. Потом сходила с ума от страха, что Сашенька родится с какими-нибудь уродствами или, не дай бог, умственно отсталым. Но бог миловал.
– И все-таки никто не знает вашей тайны?
– Знают. Просто не афишируют. Я тогда взяла академический отпуск. Потом Сашенька был у мамы.
– Ваш муж усыновил его?
– Да, как только мы с Димой познакомились, я сразу ему о сыночке рассказала.
– И как он воспринял?
– Сказал: «Только и делов» – и усыновил его. Потом у нас родилась дочка.
– А тогда в институте кто знал о том, что вы беременны?
– Только Вилена Андроновна… – растерянно проговорила Нина.
– Почему вы решили рассказать ей об этом?
– Ничего я не решала. Просто она застала меня плачущей в туалете и все у меня выпытала.
– Она успокаивала вас?
– Нет, просто заверила, что Толик на мне женится. Но я не хотела его на себе силком женить. Вы меня понимаете?
– Да.
– Ну вот даже если бы он был жив, я бы все равно уже не могла быть с ним вместе. Моя любовь умерла, как только он велел мне убить нашего ребенка.
Нина машинально взяла чашку и залпом допила холодный чай.
Мирослава поднялась, дотронулась осторожно до плеча Нины и проговорила:
– Спасибо вам за вашу откровенность.
– Не за что меня благодарить, – вздохнула та.
Мирослава позвонила Валерьяну Легкоступову и спросила, не найдется ли у него немного времени для нее.
Услышав ее голос, фотограф чуть не задохнулся от радости.
– Да, конечно! Куда мне мчаться? В смысле, подъехать.
– Тебе удобно подъехать в «Жемчужину»?
– Когда?
– Сейчас.
– Я доберусь минут за тридцать пять – сорок.
– Буду ждать.
Валерьян бегом помчался вниз, едва не опрокинув на бегу поднимавшегося навстречу ему Наполеонова.
– Ты что, сказился? – произнес он машинально одно из любимых словечек своего друга детства Виктора Романенко.
– Моя твоя не понимает, – отмахнулся Легкоступов, не замедляя бега.
Следователь вошел к оперативникам и спросил:
– Куда это помчался Валерьян?
– Не знаю, – ответил Григорян.
А Ринат Ахметов, подмигнув Наполеонову, сказал:
– Валере девушка звонила.
– У него что, есть девушка?
– Возможно…
– Ладно, не морочьте мне голову. Я принес вам…
– Подарки?!
– Ага, целый мешок. Значится, задания таковы.
Мирослава подъехала к кафе раньше Легкоступова. Она любила «Жемчужину» за ее близость к Волге и хорошую, недорогую кухню. Мирослава оставила машину на верхней стоянке и спустилась по ступеням, с обеих сторон которых пестрели отцветающие тюльпаны и распустившиеся пионы. Возле входа в кафе тихо бил фонтанчик. Она села за столик у окна, из которого было видно движущиеся по реке теплоходы, полоску песка на той стороне и зеленые леса вдалеке.
Краем глаза Мирослава умудрялась наблюдать за входом и сразу заметила летящую, почти не касающуюся земли фигуру Валерьяна. Несмотря на то что он был высок ростом, широкоплеч, походка у него была легкой, под стать его фамилии. Мирослава с удовольствием полюбовалась его длинными ногами и узкими бедрами, затянутыми в джинсы.
– Я не опоздал? – спросил он, приземляясь на стул напротив нее.
– Нет, это я пришла раньше, – улыбнулась она.
– Ты голоден?
– Слегка.
– Давай закажем что-нибудь.
– Вы что будете?
– Жареную стерлядь, салат из свежих овощей, пару персиков и зеленый чай с жасмином.
– Мне тогда то же самое.
По губам Мирославы проскользнул лучик едва уловимой улыбки. Валерьян подозвал симпатичную официантку и сделал заказ, не замечая восторженного взгляда девушки, потому что сам в это время не сводил глаз с Мирославы Волгиной.
Когда они съели стерлядь и салат, на столе появились персики и чай. Волгина сделала пару глотков и сказала:
– Валерьян, у меня к тебе небольшая просьба.
– Я готов сделать для вас все, что угодно! – горячо заверил он.
– Хорошо, я буду иметь это в виду, – улыбнулась Мирослава, – а пока мне нужно, чтобы ты в разных ракурсах сфотографировал одну гражданку. Вот ее имя, отчество, фамилия, адрес и фото, которое я сделала телефоном. Оно не слишком удачное…
– Я все сделаю.
– Но я должна предупредить тебя, что это, мягко говоря, не слишком законно.
Он фыркнул и невинно поинтересовался:
– Незаконно снимать виды улицы?
– Ну…
– Даже на тех открытках с видами города, что находятся в продаже, запечатлены случайные прохожие.
– Ты прав, – усмехнулась она.
Они доели персики, допили чай, когда принесли счет, Валерьян буквально перехватил его на лету и сразу оплатил.
– Ты не боишься, что я феминистка и могу рассвирепеть? – спросила Мирослава, улыбаясь, когда они вышли на улицу.
– Вы не феминистка, – проговорил он уверенно.
– Почему ты так решил? – спросила она с любопытством.
– Потому, что вы величество, – обронил он смущенно.
– Кто?! – удивилась Мирослава.
– Королева, царица, – пояснил он, – а величества феминистками не бывают.
– Да? Не знала…
Он не стал уточнять, чего именно она не знала – что она величество или что царицы не бывают феминистками, вместо этого он предложил:
– Давайте прокатимся на «Омике».
Ей не хотелось его огорчать, и они прокатились до Загородного парка, потом пересели на другой «Омик» и вернулись обратно. Было видно, что водная прогулка пошла на пользу Валерьяну, он буквально светился от счастья.
– Давай доедем до дома объекта фотографий, и ты там осмотришься на месте.
Он мгновенно согласился, и они быстро доехали до дома Вилены Андроновны Оседловой. Мирослава припарковала свою машину и пересела в авто Легкоступова. Едва она успела закрыть дверь, как на дорожке появилась сама Оседлова.
– Это она, – сказала Мирослава и прижалась лицом к Валерьяну.