– Обещают, будет тепло и солнечно. Но мы все равно натопим камин. Я так люблю, когда сучья в огне трещат. По берегу погуляем. Там, должно быть, «котиков», видано, не видано. Вербное воскресенье на носу…
Украинский открыл, было, рот, намереваясь напомнить о работе, которую, хочешь, не хочешь, а никто за тебя делать не станет, но жена его упредила:
– Светочка на днях говорит: «Вот бы на дачу, мама! Тысячу лет ведь не были». Господи, Сереженька? Ты как про пластическую операцию в Америке сказал, Светочка словно заново родилась. На природу захотела. Год ребенок по больницам… – у нее задрожало веко, и Лида смахнула слезу. – Игоря с собой прихватим. Такой паренек все-таки славный. Хоть и патлатый, как девушка.
Украинский хотел объяснить жене, что именно ради доченьки корячится на службе как проклятый, глянул в полные слез глаза, и переменил решение:
– Попробую выкроить пару деньков, – пообещал Сергей Михайлович. – Ведь и самого эта работа чертовая заела. Каторга…
Хотя, если на чистоту, он понятия не имел, каким образом это сделать. Сутки не резиновые, как ни растягивай, в них всего 24 часа. В обед ему на службу звонил Поришайло. Олигарх был в бешенстве, и не собирался этого скрывать. Дал волю гневу, отчитав полковника, как какого-то желторотого лейтенанта.
– Сергей, гм, г-гм?! Ну, какие новости?
– Работаем, – дипломатично отвечал Украинский. Это была дежурная фраза, заезженная почти до дыр. Однако полковник полагал, что иногда разумнее быть банальным, чем молчать. Поглощенный операцией с невозвратным кредитом, он пустил проблемы с Пионерским металлургическим комбинатом на самотек, «Самую малость, Артем Павлович», а, между тем, они перли из всех прорех.
– Работаешь, б-дь?! – Артем Павлович сорвался на крик. – Да ты, б-дь, хотя бы знаешь, что арестованный нами металл сегодня преспокойно отгрузили, х… знает куда?! Мне залезли в карман, г-гм! И тебе, б-дь, тоже! Это ты понимаешь, или нет?!
– Кто отгрузил, Артем Павлович? – это было все, на что он сподобился.
– Ты, б-дь, у меня спрашиваешь?! А кому я деньги, интересно знать, гм, плачу?!
Рассказывая о возникших в Пионерске проблемах, Артем Павлович не сгущал красок. Такого за ним не водилось. На комбинате, который он уже считал своим, действительно творилось черти что. Причем, первые тревожные звоночки прозвучали еще в субботу. Правда, на первых порах, Артем Павлович не придал им значения. Должного, по крайней мере.
– Как взашей прогнал моих управляющих?! – Поришайло буквально подпрыгнул в кресле, чуть не выронив трубку. – А мнение трудового коллектива, гм?! А решение, твою мать, б-дь, суда?!
По словам докладывавшего обстановку мэра Пионерска Максипихина, старый генеральный директор, которого Поришайло выкорчевал с комбината, как дантист гнилой пенек изо рта, попытался взять реванш. Неожиданно выписавшись из больнички, куда он слег, опасаясь ареста, старый генеральный, действуя необыкновенно нагло, сразу взял быка за рога. То есть, заявился на комбинат в сопровождении мордоворотов из «секьюрити», вооруженных резиновыми дубинками и автоматами «АКМ». Под прикрытием этих обвешанных оружием людей старый новый гендиректор с помпой вернулся в кабинет, словно Наполеон на престол во время известных событий 1815-го года.
– А как же решение суда, г-гм?! – в тихой, но лютой ярости спросил Поришайло.
– Он его, вроде, опротестовал, Артем Павлович. Гнет такую линию, что, мол, у него другого суда решение. Об отмене нашего. Подтверждающее, что, якобы, незаконно его с должности поперли.
– Ах, незаконно, г-гм?! – взбеленился Поришайло. – Ну, будет ему незаконно!
– Я тоже так считаю, Артем Павлович. – Поспешил поддакнуть Максипихин. – Нет поводов для беспокойства, честное слово. Мы его обломаем, не вопрос. Ему этот дурацкий сегодняшний демарш так отольется, обещаю, что навсегда дорожку на комбинат позабудет.
– А я и не беспокоюсь, – заверил Поришайло, после чего несколько недипломатично напомнил Максипихину о кое-каких взятых на себя обязательствах.
– Можете на меня положиться. – Клятвенно заверял Максипихин.
– Ты мне откуда хочешь узнай, какой, б-дь, суд ему эту писульку подмахнул. Ты, гм, разберись, Максипихин, или, гм…
Поскольку дело было в субботу, наступило вынужденное перемирие до понедельника. Выходные в нашей стране так же святы и неприкосновенны, как праздники у эллинов. В понедельник с утра Максипихин не позвонил. Поришайло попробовал сам связаться с мэром, но, неожиданно выяснилось, что выловить Максипихина не так-то просто. Мэр как в воду канул. Дома сообщали, что Леонид Иванович на работе, в канцелярии рассказывали, будто выехал по какому-то неотложному делу, сотовый отца города молчал.
– Ну, я тебе, гм, покажу, в прятки со мной играть! – рассвирепел Поришайло. – Сукин кот!
Мэра Пионерска удалось вызвонить только после обеда.
– Рад, что ты, гм, наконец, объявился, – ледяным тоном начал Поришайло. – Я уж подумал, не приболел ли ты часом, г-м. Или в бега подался.
– Обижаете, Артем Павлович. Я с утра в цейтноте… Делаю, поверьте, что могу.
Правда, как выяснилось, мог он не очень много.
– Областной суд отменил решение городского, Артем Павлович. Так что все, можно сказать, на законных основаниях. Придраться не к чему…
– Ах, на законных?! – зашипел Поришайло, у которого состояние тихой ярости после этих слов трансформировалось в состояние буйной. – На законных, г-гм, говоришь?! Я твоей паршивке трехкомнатную квартиру в Царском селе пробил, оформил, обставил, гм, а ты мне тут, б-дь, мозги компостировать?! Я тебе, гм, покажу, закон и волю, мать твою, Максипихин, через коромысло! – Поришайло стукнул по столу, став, в этот момент похожим на Никиту Хрущева, запугивающего цивилизованный мир советскими ядерными бомбами. Крыть Максипихину было нечем. Его восемнадцатилетняя дочурка стараниями Артема Павловича недавно справила новоселье. Квартира располагалась в элитном доме по улице Старонаводницкой, облюбованной депутатами, бюрократами и прочими сливками общества, приближенными к дармовой кормушке под названием госбюджет. Поришайло же пристроил девочку в академию, под крылышко жены Елизаветы Карповны.
Неожиданно связь прервалась. Сначала в ухо Поришайло запели сотни километров телефонных проводов. Голоса безликих абонентов переплетались многоголосыми хорами, напоминая то ли шелест опадающей в ноябре листвы, то ли стоны запутавшегося в проводах ветра. «То ли эхо прошедшей войны», – ни с того, ни с сего, подумал Поришайло, сжимая трубку с такой яростью, будто она была кадыком злополучного Максипихина. А потом раздались короткие гудки отбоя. Бросив бесплодные попытки соединиться, Поришайло набрал номер Украинского и устроил ему разнос.
– Звони своим ребятам из УБЭЗ. Начальнику УВД позвони. Не сиди сиднем, г-гм, Сергей. Что ты ждешь у моря погоды?
Украинский уже собирался повесить трубку, здорово надеясь, что это все, когда Поришайло, на другом конце линии, громко щелкнул пальцами:
– Теперь вот что, Сергей, по отморозкам есть новости?
В принципе, слово отморозок имеет достаточно широкое применение. Однако Украинский знал, кого именно подразумевает олигарх. Витрякова со товарищи. Тут ему нечем было хвастаться. Бандиты легли на дно. Затаились. Или покинули столицу. Служба безопасности вела расследование, но Сергей Михайлович не знал подробностей. Пока, по крайней мере, не знал.
– Я запросил полуостров, – осторожно сообщил Украинский. – По своим каналам… – Последнее было правдой. Он связался со старым знакомым из крымского УБОП, к помощи которого уже не раз прибегал. Услышав фамилию Витрякова, собеседник полковника оживился:
– Ого! Сам Огнемет! Иди ты?
– Известная сволочь? – мрачно осведомился Украинский, припомнив, что уже слышал эту кличку от Милы Сергеевны, а потому предвкушая ответ. – Что у тебя на него, Сан Саныч?
– Что? Да проще сказать, чего нету. Томов на пять, не меньше.
– Слушай, помоги… тут такое дело, давай, записывай фамилии.
Так что, рассказывая Артему Павловичу об информации, которую ожидает со дня на день, Украинский не кривил душой. Сан Саныч не раз выручал его по самым щекотливым вопросам, Украинский надеялся, что не подкачает и в этот раз.
– Как только что-то прояснится, Артем Павлович…
– Хорошо, держи на контроле, – сказал олигарх и повесил трубку. Украинский не стал распространяться на поездки на дачу. Во-первых, Поришайло бы это не понравилось. Во-вторых, это было не его собачье дело.
– Что я, раб с галеры, в самом деле? – сказал се6е Украинский. – Права на личную жизнь не имею? Дочери и жене трех часов не могу выделить?
– Конечно, Сергей Михайлович, – подхватила госпожа Кларчук. – Это просто здорово, если Светлана сменит обстановку. – Несколько дней погоды не сделают. Вы же знаете. Езжайте, и постарайтесь отдохнуть. Все в полном порядке. Во всем, что касается банка, кредита и Валерия, можете на меня положиться.
– Спасибо, Мила, – сказал полковник. – Я этого не забуду.
Глава 5РЕСТОРАН «ТРИ КОРОЧКИ ХЛЕБА»
среда, 9-е марта
Вопреки опасениям Планшетова, Атасов вернулся только в среду. Выглядел он таким хмурым, что даже Гримо, почуяв неладное, приуныл. Юрик немедленно ретировался на Лепсе, составить компанию Волыне.
– Вот что, Юрик, – напутствовал приятеля Андрей, – на вот тебе денег, прихвати по дороге ящик водки. Посиди с Вовчиком, покалякай, по душам. Глядишь, вынюхаешь, о чем Протасов темнит.
– Понял, сделаю. – Планшетов спрятал купюры за пазуху.
– Только смотри, сам не накачайся. Вовчик пьет как сапожник. Их посадить с Атасовым, еще не известно, кого первым вынесут. Ногами вперед…
Планшетов отбыл, поклявшись быть бдительным на уровне советского пограничника, защищающего Родину от вражеских поползновений.
– Я, на худой конец, тройку сырых яиц выжру. Говорят, после них водка как минералка идет.