о это не тот свет, который осветит путь, внесет ясность, поможет прочитать написанное. Скорее, это демонически черное светило, эта горящая чернота лишь больше путала и сбивала с толку. Это был особенный день, день прозрения для всей троицы.
Обманчивый лукавый проблеск. Изменчивый, искривленный осколком стекла неведомой формы, настолько чистый, что не увидеть ни одной грани. И все же этот единственный, жуткий и неправедный проблеск – единственное, что напоминало Джонни, что его глаза все еще живы. В тот же день он избавился от нервной привычки, и зубы больше не дробили карандашей и тем более не разгрызали несчастные пальцы.
Так как у близнецов была одна душа на двоих, просветление Джонни сказалось и на Рейчел. Они ходили вдвоем по лагерю, держась за руки. Теперь Рейчел водила брата не как слепого, а, скорее, как немощного старика. По-прежнему Джонни нуждался в опоре и поддержке, но что-то изменилось. Взгляд стал осмысленнее, точнее падал на источники звуков.
«Ты видишь?» – боялась спросить Рейчел.
Он не видел. Что-то улучшилось, прорезалось наперекор и вопреки, но Джонни по-прежнему не видел. И все же это неуловимое тепло, этот тлеющий уголек надежды был слишком дорог Рейчел. Она просто улыбалась и нарочно ослабляла свой контроль, доверяя Джонни самому выбирать, каким путем они пойдут. Он зачастую выбирал более ровную дорогу, а может, так просто казалось. Нет человека более доверчивого, чем тот, кто отчаянно жаждет надежду, кто готов хватать ее каждой частичкой своего тела, как утопающий хватает воздух. Каждый шаг, который делал Джонни с уверенностью зрячего, был тем самым целительным глотком.
Вечером троица сидела под навесом и слушала, как льется холодный дождь. Джонни положил голову на колени сестры, в руках тасовал колоду. Карты шли вперемешку, рубашка к рубашке. Рейчел положила руку на голову брата и едва гладила лоб. Финтан сидел на корточках слишком близко к границе, где навес уже не спасает от дождя. Скрестив руки на груди, он глядел на море. В такую погоду поднимается рябь.
– Когда отец учил рыбалке, он говорил, что это самая славная погода – в начале дождя, – произнес Финтан, протягивая руку наружу.
Холодные капли покусывали подставленные ладони.
– На воде поднимается рябь, – задумчиво продолжал Рыжий Лис, общаясь, скорее, сам с собой, нежели с близнецами. – Рыба чувствует себя в безопасности.
– Как говорил капитан, смелого врага и буйного моря, – подал голос Джонни.
Финтан кивнул, хотя едва кто со спины заметил этот жест.
– Не думала, что буду завидовать рыбе, – усмехнулась Рейчел.
Джонни усмехнулся, за что тут же поплатился – сестра шлепнула его по лбу.
– Завидовать там нечего. – Финтан поднялся в полный рост, убрал руки за спину и обернулся. – Смелость стоит жизни.
– Как и страх, – ответила Рейчел.
– Если говорить о страхе жалкой крысы, то да, – кивнул Финтан и принялся расхаживать по укрытому участку. – А если говорить о яростном страхе загнанного зверя, то все уже не так просто. Это чувство иного толка, пылающее и страстное. Оно вдыхает жизнь, оно облагораживает самую никчемную плоть. Такая тварь бросится на врага, превосходящего в силе и росте. Как будто сама природа воспретила бросаться волку на медведя, и что же? Есть сила, которой плевать на эти законы. Бывает благородный страх. Он соткан из чистого яркого света, ослепляющего, путеводного.
Близнецы слушали Рыжего Лиса, и их руки застыли. Рейчел не гладила брата, и колода так и застыла в беспорядке. Финтан продолжал ходить из стороны в сторону, глядя на море.
– Шеймус… – наконец спросила Рейчел.
Рыжий Лис кивнул в знак того, что готов к вопросу, но не обратил на близнецов взгляда.
– Когда ты испытывал такой страх? – спросила Рейчел.
Финтан замер. Воздух как-то опустел без звука сапог. Дождь не мог сполна восполнить что-то вырванное из общего шума. Рейчел хотела, чтобы Шеймус вновь зашагал, чтобы камни зашептались под его ногами.
– Я бы спросила, испытывал ли ты подобное, – молвила Рейчел, желая чем-то занять тишину. – Но ведь очевидно, что тебе знакомо то, о чем говоришь.
– Может, да, а может, и нет, – вздохнул Рыжий Лис и пожал плечами.
Вновь начались метания.
– Думаю, если бы впрямь испытал подобное, то вся жизнь раскололась на до и после, – произнес он, глядя под ноги. – Я был бы другим человеком, и это не просто красивые слова. После такого причастия кровь и плоть никогда не станут прежними.
Рейчел поджала губы. Финтан стоял к близнецам спиной.
– Дай угадаю, глядишь на меня, как на полоумного пророка? – с усмешкой спросил Финтан. – А меж тем я говорю довольно обыденные вещи. Быть может, прямо под тем булыжником, на котором вы сидите, притаился василиск. Одного взгляда хватит, чтобы навеки обратиться в камень. А может, он притаился в других местах – никогда не знаешь, где эта тварь поджидает.
Хоть Финтан и стоял спиной, Рейчел поняла, узнала этот жест: Рыжий Лис прижал кулак к груди.
– Просто в один момент не перестаешь слышать сердце, – продолжил Финтан. – И когда тело истлеет, разнесется по гнездам и норам, останется камень. Небольшой, размером с кулак, но тяжелый – а с виду и не скажешь! И никакого жара не хватит, чтобы согреть. Оставь хоть под палящим солнцем дни напролет – иного рода этот камень. Есть вещи неживые по природе своей, а есть те, которые покинули жизнь. Так что осторожнее, детвора, не глядите на василиска!
– И ты его увидел в своем доме? – спросила Рейчел.
Финтан опустил взгляд, пнул камень. Какое-то время вслушивался в долгий отзвук. Затем он резко развернулся, оглядел близнецов, поджал губы. Стремительным шагом он приблизился к ним.
– Раздашь? – спросил Рыжий Лис, слабо пнув Джонни ногой в бок.
Тот от неожиданности вздрогнул.
– Так раздашь? – спросил Финтан, пододвигая ящик.
Джонни сел, размял плечи и протянул было карты сестре, но она отказала жестом.
– Раздавай, – приказал Финтан, садясь за ящиком, как за столом.
Что было дальше, сложно описать, тем более если бы какой офицер проходил мимо. Так с ходу и не было понятно, во что играют все трое – близнецы не были на сей раз одной стороной. Карты в руке каждого лежали вперемешку. Ладно Джонни не знал, где рубашка, а где лицевая сторона карты, но почему остальные игроки сидели с таким же пестрым веером? Никакого порядка не было, каждый кидал карту, которую счел нужным, брал из колоды или у других игроков, сколько хотел, сбрасывал и снова брал.
– Квинта, – говорили безо всякой на то причины.
– Пойнт, – раздавалось следом.
Казалось, разнобоя в картах было мало. Рейчел подняла с земли сырую щепку, вложила в свои карты. Остальные решили не отставать. Вскоре на столе лежали неслыханные сокровища, но игроки не унимались. Как дети, они кидали всякий мусор, выкрикивая комбинации. Все шло к логической развязке – дружеской потасовке. С большой натяжкой, если глядеть со стороны и не прислушиваться к веселому смеху, происходящее можно было назвать дракой.
Вдруг в один момент все стихло.
Финтан застыл, широко раскрыв глаза. Он глядел на обоих близнецов, раскрыв рот и жадно глотая сырой холодный воздух. Рейчел лежала на земле, опершись на локоть. Джонни стоял, чуть ссутулившись. Правая рука висела после броска. Тяжелое дыхание срывалось с губ и парило едва заметным облачком пара. Финтан резко зажмурил широко распахнутые глаза, потому что горячая влага уже хлынула со лба. Рейчел подорвалась с земли, судорожно огляделась по сторонам, метнулась к брату, сорвала с его шеи платок и побежала к Финтану. Тот уже развернулся на звук дождя, сделал несколько шагов вслепую. Рейчел схватила его под руку, вывела под дождь и подняла лицо к небу. Она вытирала кровь, когда Финтан взял ее за руку и посмотрел прямо в глаза. Здесь дождь шумел иначе. Слышал ли внутреннюю просьбу Финтана, или нет, но порыв ветра завыл, запрятал любые слова, которые будут сказаны сейчас или несколько мгновений позже. Рана во лбу, четко по центру, продолжала кровоточить.
– Он попал, – тихим шепотом произнес Финтан.
Это был голос свидетеля явления иного порядка. Несколько мгновений назад Финтан был готов дать руку на отсечение, что Джонни никогда до него не добраться. Рыжий Лис стоял в полный рост, широко раскрыв руки, готовясь заключить доброго гостя в крепкие объятия.
«Он не попадет!» – был уверен Финтан.
Оттого-то и не стал уклоняться, когда слепой генеральский сынок подобрал камень не больше абрикосовой косточки и наугад швырнул куда-то впереди себя. Выражение лица явственно твердило: Джонни сам не знал о своей удаче. Та сила и меткость, с которой Норрейс угодил четко в лоб Финтана, ошеломляла. И сейчас Финтан и Рейчел стояли под дождем, укрытые шумом, и все еще пытались разгадать увиденное.
– Даже сейчас он бьет ровно в цель, – оскалился Рыжий Лис и бросил взгляд на укрытие.
Джонни стоял у самой границы, где начинался дождь. Стоя под потоком холодной воды, Финтан чувствовал себя рыбой, укрытой рябью. Это был шанс. Он развернул руку Рейчел и поглядел на едва заметный шрам. Только потому, что Финтан был свидетелем того, как в Плимуте Рейчел сама себе нанесла это крохотное увечье ради нескольких капель крови, он знал, что там должен быть маленький след.
– Могу поцеловать шрам? – тихо спросил Финтан.
Дождь взволнованно завыл. Кажется, он также с нетерпением ждал ответа, этого короткого кивка. И так, заручившись коротким безмолвным согласием, Финтан наклонился и даже не поцеловал, а едва-едва коснулся губами шрама на лице Рейчел. Когда они двое вернулись под навес, рана продолжала кровоточить.
Дождь прошел. Вышло солнце. В такую погоду кажется, что впереди так много времени. Воздух оставался сырым и тяжелым, но дышалось намного легче, особенно команде «Мэриголда». От корабля остался лишь обглоданный черный скелет, но это ничуть не омрачало настроя, ведь к костру и песням явился здоровяк Эдвард. Он заметно исхудал, но, очевидно, уже переборол страшный рубеж и уже мало-помалу приближался к свету. Финтан навострил уши, когда Эдвард отвечал команде на расспросы о болезни.