зличать?
Прямо напротив него у огня сидела Рейчел и неподвижно глядела на него. Рядом сидел Хосе и прутиком тыкал в огонь. Иногда выходило высечь немного искр. Позади них в темноте высилась громадная фигура. Лицо утопало во мраке, но все равно света хватало, чтобы разглядеть босые ноги и здоровенные руки, скрещенные на груди. Позади Рейчел сидело нечто, напоминающее паука, – такую игру теней подкинул огонь. Хетафе прижалась спиной к стене, на согнутые колени кинула длинные руки с узловатыми пальцами. Под ее ногами развернулась сумка, что была при Финтане. Письмо вскрыто. Золото тускло ловило отблески, как будто опечаленное, что ему не оказали должного обращения, как того требуют сущности, привыкшие к поклонению и обожанию.
– Мы можем исчезнуть. С ними, – произнесла Рейчел.
Хетафе приподняла руку и показала открытую ладонь в качестве приветствия. Что-то больно прорезалось в памяти. Рыжий Лис стиснул зубы и коснулся виска.
– Финтан?.. – обеспокоенно спросила Рейчел, затаив дыхание.
– Финтан? – переспросила Хетафе.
Голос капитана больно резанул оболочку, которая должна медленно и постепенно растаять сама собой.
– Сын Сорли? – спросила она.
Так Финтану Макдонеллу не осталось ничего, кроме как выложить правду. Он медленно распутывал клубок. Красная нить тянулась через весь мир, вернее, через миры. Как могут не отличаться мир человека, живущего на плоском диске, боясь сорваться, если зайти слишком далеко, и мир того, кто бежал из дома так далеко, что однажды расстояние как будто отразилось в зеркале и стало сокращаться? Нет, это были разные миры.
– Сорли еще жив? – спросила Хетафе, когда Финтан рассказал о своем визите.
Рыжий Лис поник. Рейчел подала воду, но он не стал пить.
– Не знаю, – ответил Макдонелл.
Хетафе глубоко вздохнула и жестом просила продолжить. Чем дальше говорил Финтан, тем больше заплетался язык, мысли путались. Обычно бывает напротив – чем ближе к настоящему моменту, тем свежее, ярче и понятнее воспоминания. Нередко детство запоминается причудливым сном, где все кувырком и вверх ногами, и совершенно точно там была полосатая трехлапая кошка, которую никто не помнит. Обычно настоящее само подсказывает о событиях, которые стоят неподалеку, ровно как огонь освещает тем ярче, чем ближе к нему предмет. Но мысли Финтана разбились, и осколки перемешались. Звон не проходил.
– Довольно, – сказала Хетафе.
Она выглядела хмурой. Поднимаясь с земли, рыкнула и пнула землю. Хосе поднял голову и прижался к Рейчел.
– Вот, значит… напрасно, видать, старались обойтись без крови! Упустить убийцу детей Сорли! Черт тебя дери! – И она перешла на грязный испанский.
Поток брани затих в тот же миг, когда маленький Хосе бросил прутик, метнулся к Хетафе и схватил за руку. Свободной рукой она ударила по стене и тут же взяла себя в руки.
– Тогда до рассвета убиваем Дрейка и уходим, – сказала капитан, сглатывая ярость.
Она отошла к Салу и о чем-то распорядилась. Финтан, завороженный, глядел на огонь не мигая. Пламя тянулось, как густые капли масла на поверхности воды. Что-то было в этом движении неверное. Когда рассудок был в миге от развязки, всего одно прикосновение разрушило все. Рейчел обняла со спины, прижавшись всем телом. Он чувствовал ее дыхание на щеке. Положив руки поверх, Финтан прикрыл глаза.
– Прошу, – прошептал он, едва-едва шевеля губами.
Рейчел кивнула, нахмурила брови и напрягла слух до предела.
Накапывал дождь. Рыбки снова спрятались под рябью.
Все, что предрекал Финтан этой ночью, сбудется меньше чем через час. Миг свободы был близок как никогда. Он брел по коридору, ведомый Салом. Здоровяк постоянно о чем-то болтал с Финтаном по-испански, притом задорно и живо. Непосредственная беззаботность не была омрачена молчанием собеседника. Сал был из тех славных малых, кому никакого собеседника и не нужно. Когда впереди показался лоскуток неба, Сал прижал палец к губам, точно призывая к молчанию и без того безмолвного спутника.
Финтан не мог сообразить, где и как они оказались. Единственное, что сейчас имело значение, – «Золотая Лань». Галеон стоял перед ними, окутанный мраком и туманом.
– Устрани дозор, – сказал Сал на едва различимом английском.
Финтан кивнул. Сал что-то добавил на испанском. По жестам, голосу и внутреннему чутью стала ясна суть – убить Дрейка, удрать прочь. Навсегда. Макдонелл решительно ударил кулаком в грудь.
То, что вело Финтана, сейчас не поддавалось никакому сравнению. Никогда в жизни он не чувствовал такую наполняющую гармонию с великим замыслом. Когда он в ночи карабкался по борту, каждый палец как крючок цеплялся. Руки и ноги не знали усталости, он взбирался, не чувствуя страха, боли и гнева. Окрыляющая светлая радость, ибо это должно было случиться. Все невероятные чудеса и совпадения, все милосердие, которое укрывало в море и на суше, которое уберегло тогда, в Ратлине, сейчас все складывалось в стройный узор. Наконец-то осколки сложились, и Финтан медленно отходил назад, с замиранием сердца и трепетом разглядывал раскинувшееся великолепие.
Бесшумно, как кошка, он приземлился на палубу. Есть несколько мгновений, драгоценных, не украденных, а подаренных, подаренных лично ему, Финтану Макдонеллу, сыну Сорли, наследнику Ратлина. О, эти мгновения! Как же все-таки нежно балует его Судьба, своего любимчика! В дозоре именно в это мгновение подле колокола стоял юнга, с которым справиться было слишком легко. Один захват – руки Финтана окрепли, превратились в жестокий капкан. Жуткий щелчок намекнул, что, быть может, все же не обошлось без случайной жертвы – в чем виноват этот бедолага? Но Финтана сейчас не волновал никто. Корабль дремал, и некому было звонить в колокол. Пока наверху спохватятся, есть еще время. Сал ступил на борт. Его поразительно мягкая для такого громилы поступь поражала. Пока Сал озирался по сторонам, Финтан услышал шепот на плече и медленно повернул голову. Он предстал прямо перед собственным мутным отражением в колоколе. Это было роковой ошибкой, ведь всем известно, что по ту сторону зазеркалья живут духи? Заглянув в глаза этому расплывчатому духу, Финтан впустил призрака в свое тело на мгновение. Его хватило, чтобы зазвонить.
Вспышка, глухой удар.
Все пропало.
Когда же ты поймешь наконец?
Как тебе хватило смелости явиться к нему после Ратлина? Он потерял все. Что ты ожидал увидеть? Чего еще хотел отнять? Я не знала, что можно причинить еще больше боли этому несчастному старику, но ты, мразь, ты как-то смог! Это поразительно.
Когда думаю о том, что ты выжил, внутри меня умирает какая-то частичка веры. По крупицам ее разносит по ветру. Мы все и стали ими – крупицами. Ветер несет нас, кто знает, где и когда разнесутся наши отголоски? Знаешь, что несет ветер? Что было нашей последней волей? Мы проклинали тебя.
Нам плевать, что ты делаешь и во имя чего. Мы просто желаем тебе смерти! Ты должен был сгинуть там, сдохнуть, как тварь, захлебнуться в грязи, сгнить, чтобы тебя сожрали крысы!
Аминь!
Тело выкарабкалось из воды. Когда он перевернулся на спину, обнажилась рана на груди. Сквозь глухие проклятия Хетафе укрыла раненого Сала своим плащом. Резким криком капитан подозвала трех парней с корабля, чтобы позаботились о здоровяке.
– Почему Финтан так поступил? – закрывая рот, спрашивала Рейчел, глядя им вслед.
– Финтан Макдонелл погиб в Ратлине, – сказала Хетафе, надевая шляпу. – То, что мы видели, – тень.
Рейчел металась.
– Позволишь мне сдержать клятву? Это не займет много времени, – просила мисс Норрейс.
Хетафе грозно глянула на девушку.
– Умоляю! – просила Норрейс. – Всего лишь довезите меня вон до того острова и назад. Прошу.
Капитан прищурилась, прикидывая, сколько займет такой путь.
«Вроде недолго…»
Глава 9Медовый язык, а сердце из желчи
Стук в дверь картеры заставил вздрогнуть. Как будто пробудившись от страшного сна, граф Рене Готье вздрогнул, оглядываясь по сторонам. Он задремал по пути, и настоящий кошмар был впереди. Мелкий дождик убаюкивающе покапывал, точно десяток крабиков танцуют на крыше.
– Что случилось? – спросил Рене, выпрыгнув из кареты.
Поток глухой грязной брани пресекся. Слуги стояли по колено в грязи и переглядывались между собой. Пока они не решались известить своего господина о беде, он сам все понял.
– Ось? – спросил Рене.
Слуги удрученно кивнули. Дождь стал сильнее. Граф Готье укутался в плащ.
– Сколько до города? – спросил Рене, глядя наверх.
– Тут уж кто знает, мастер Готье, а вот прямо вон там! Вон, меж холмов! – И слуга указал за спину господина.
На тихой речушке стояла водяная мельница. Выбирать не приходилось. Одного из слуг отправили верхом разузнать, жилой ли дом и готовы ли хозяева принять гостей за щедрую плату. Рене вернулся в карету и смотрел в окно. Мысли снова вернулись к той мрачной ночи, которая озарялась лишь призрачным огнем.
«Я все исправлю…» – в очередной раз поклялся Рене, как завидел возвращающегося слугу.
Тот прибыл с доброй вестью. Не прошло и часа, как Рене со слугами уже располагались в крестьянском доме. На пороге их встретил мельник, приземистый, с черной бородой. Косматые брови едва ли не закрывали глаза. Весь мельник походил на заспанного дикобраза. Как бы гости ни старались быть тихими в столь поздний час, их старания не были полностью успешны. Когда Рене поднял глаза, встретился взглядом с проснувшимся непоседой. Глазки спросонья горели любопытством. Рене, несмотря на усталость, улыбнулся и махнул рукой. Хмурый дикобраз сразу же развернулся, и ребенка как ветром сдуло.
– Ваш сын? – спросил Рене.
Почему-то граф почувствовал неловкость. Как будто был уличен в страшной наглости вроде того, чтобы плюхнуться в хозяйскую спальню.
– Кукушонок, – буркнул мельник.
Угрюмый взгляд окинул те грубые ложа, которые только что соорудили для ночных гостей. Дикобраз удовлетворенно кивнул и поднял взгляд на Рене.