Алка прошла в их с Владом комнату и улеглась на самый краешек кровати. Он лежал, уставившись в потолок. Никто из них не собирался прерывать затянувшееся молчание.
«Молчишь! И я буду молчать! — злорадно думала она, ворочаясь с боку на бок. — Посмотрим, на сколько тебя хватит!»
Его хватило на два месяца… Все это время они жили бок о бок, спали в одной кровати, завтракали и ужинали за одним столом, но ни разу ни обмолвились ни словом.
Алка удивлялась сама себе. От ее угодничества мужу не осталось и следа. Она взяла курс на равноправные отношения и твердо решила следовать в этом направлении.
Привыкший к ее мягкости и покладистости, Влад не ожидал такого поворота событий. Это не значило, конечно, что его жена превратилась в мегеру, нет! Просто она стала более независимой, что ли… Перестала ловить его взгляд, перестала реагировать на смену его настроения — смеялась, когда он бывал насупленным, и хмурилась, когда бывал весел. Более того, Алка не спешила накладывать мораторий на негласно объявленную ими друг другу холодную войну. Влад был озадачен…
Тишина в доме сгустилась настолько, что казалась осязаемой. Стасик, не понимая, что происходит, метался от отца к матери, делая робкие попытки разрядить обстановку. Но Алка, загадочно улыбаясь, упрямо обходила мужа вниманием.
К концу восьмой недели Влад не выдержал. В тот день Алка задержалась на работе дольше обычного. Стасик остался ночевать у Надежды с Николаем, и теперь, меряя шагами пустые комнаты их большой квартиры, Влад был вне себя от негодования: «На часах почти девять вечера, а ее где-то носит! Господи! А вдруг с ней что-нибудь случилось? Она так любит попадать в различные переделки!»
Потирая рукой внезапно вспотевший лоб, он кинулся к телефону. Но на полдороге остановился: «А куда я, собственно, буду звонить? В морг, в больницу? А она, может быть, с другим!» Догадка полоснула по сердцу так больно, что Влад осел на пол. Прислонившись к стене, запустил пальцы в шевелюру и задумался. Перед мысленным взором проносились картины их недолгой семейной жизни. Увиденное его не порадовало. Как ни неприятно было сознавать, но выглядел он не лучшим образом. Алка же, напротив, представала самим совершенством. Великолепная хозяйка, прекрасная мать, а про то, какая жена, и говорить не приходилось.
Ругая себя на чем свет стоит, Влад опять принялся метаться по квартире. Бросая то и дело взгляд на часы, он умолял судьбу вернуть ему Алку живой и невредимой. Ревность уступила место безотчетному страху за нее.
Звук открываемой двери в этот момент поистине стал самым сладостным для Влада. Чуть ли не бегом он кинулся в прихожую.
— И чем я обязан столь длительному ожиданию моей милой женушки? — проворчал Влад, целуя жену в щеку и забирая у нее сумки.
— День рождения у Светки, — с недоумением глядя на мужа, она принялась раздеваться. — А у нее телефона нет, так что позвонить не могла, извини.
Ничего не ответив, он прошел на кухню и начал разбирать пакеты с продуктами, раскладывая все по своим местам.
Переодевшись, Алка начала расчесывать волосы перед зеркалом. Вопросы лихорадочно сменяли друг друга. Она ожидала всего, но только не такого приема. Если учитывать, что последние два месяца прошли в напряженном молчании, то сегодняшнее поведение Влада говорило о том, что лед наконец тронулся. «А ведь он, наверное, переживал за меня, — обрадовалась Алка. — Да, Надька как всегда права… А я ведь только-только хотела извиниться перед ним». Довольно ухмыльнувшись, она отправилась на кухню.
Картина, представшая перед ней, повергла ее в полное изумление — Влад накрывал на стол.
— А-а, что, у нас гости? — заикаясь, спросила она. — Мы кого-нибудь ждем?
— Сейчас уже нет. А до этого, надо признать, ожидание было мучительным, — муж тепло улыбнулся ей и, широким жестом указав на стул, пригласил: — Прошу вас, сударыня!
Алка осторожно, словно боясь спугнуть увиденное, опустилась на стул.
— Владик! Это ты или нет?! — счастливая улыбка озарила ее лицо.
— Я, милая, я! — ответил он, доставая из холодильника шампанское. — У меня появился повод выпить! Если ты, конечно, не против…
— Вообще-то нет. А что за повод? — насторожилась Алка.
Разливая вино по бокалам, Влад подмигнул ей и, взяв за руку, поднял со стула.
— Во-первых, хочу слезно просить у тебя прощения. Если понадобится, упаду на колени. Во-вторых, хочу забыть нашу с тобой совместную жизнь.
— Как это? — Алка во все глаза уставилась на мужа.
— А так!.. Все, что было, не иначе как кошмаром не назовешь. А посему хочу сказать тост! — он на мгновение задумался.
— Ну, говори, — подтолкнула она его.
— Черт! Даже не знаю, с чего начать… — Влад смутился.
— А ты с самого начала, — с улыбкой подсказала Алка.
— Ну, если с начала, то я люблю тебя! Так сильно люблю, что… — он поймал ее взгляд. — Я не могу говорить об этом… но потерять тебя было бы для меня самым страшным горем в жизни!
— Владик! — Алка смотрела на мужа внезапно повлажневшими глазами. — Милый! Я тоже очень люблю тебя!
— Малыш! Давай забудем все плохое. Впереди у нас целая жизнь… — он притянул ее к себе. — Ты ведь простишь меня, правда? За мои невнимание и нечуткость. Простишь?
— Гм, стоит подумать… — загадочно произнесла Алка и кокетливо опустила глазки.
— Ал, малыш! Ну ты чего, — забеспокоился Влад.
Запрокинув голову, Алка рассмеялась счастливым смехом. Так она не смеялась уже давно.
— Неужели я способна устоять перед тобой — самым неотразимым мужчиной, — заметив, как он довольно ухмыльнулся, колко добавила: — В нашем городе…
Теперь настала очередь Влада смеяться.
— Ну ты и штучка!
Осыпая друг друга шутливыми упреками, они уселись за стол.
Каждый раз, поднимая бокал в честь своей жены, Влад задавал себе вопрос: что было бы, если б она вдруг исчезла из его жизни. Ответом была пугающая пустота, внезапно сковывающая душу.
Алка, заметив перемену в муже, внезапно оборвала свой очаровательный лепет и с тревогой посмотрела на него.
— Владик, милый, что с тобой?
— Ничего… — он протянул руку и дотронулся до ее блестящих волос, затем с дрожью в голосе произнес: — Иди ко мне, родная!..
Этой ночью они были близки и откровенны друг с другом как никогда. Двухмесячное состояние молчаливой сдержанности сменилось безудержной радостью и ощущением безграничного счастья.
С этого дня отношения их резко изменились. Влад стал так предупредителен, так нежен, что Алка была на седьмом небе от чувств, переполнявших ее душу.
— От вашего сюсюканья меня скоро тошнить будет, — ворчала Надька. — Вы прямо из одной крайности в другую.
— А ты что, ревнуешь? — хохотала Алка, подхватывая подругу и кружась с ней по комнате.
— Э-эх! Дуреха! Ревнуешь!.. Просто боюсь я, — вздыхала та. — Не перед добром это, ох не перед добром!
— А ты не каркай, вещунья! Все у нас будет хорошо! Вот увидишь!
Видя сияющее лицо подруги, Надежда затихала. Но недоброе предчувствие сжимало сердце тоскливой рукой. Поэтому, когда она узнала, что Влад отправляет Алку в санаторий на лечение, то побледнела как полотно.
— Не нужно ей никуда ездить! — бушевала она. — И здесь вылечиться можно.
— Надюш! Ну перестань! — пытались в два голоса увещевать ее Влад с Николаем. — Аллочке необходимо подлечиться именно там. Мы обо всем узнали. Нигде так хорошо не решается проблема бесплодия.
— Она не бесплодна! — переходила на крик Надежда. — У вас есть ребенок. Это ли не доказательство тому. Я чувствую, что что-то случится! Ей нельзя уезжать от нас…
В этом месте она обычно начинала плакать. И как ни старались ее уговорить мужики, ничего не получалось.
Все эти разговоры миновали Алку. Она пребывала в состоянии радостного возбуждения от предстоящей поездки и носилась по магазинам со списком необходимых вещей.
День прощания выдался теплым и солнечным. Все члены семьи собрались на вокзале и, перебивая друг друга, пичкали Алку полезными советами. Даже маленький Стасик, то и дело дергая мамин подол, пытался вставить одно-два нравоучения.
Лишь Надежда стояла в сторонке, тоскливо глядя на подругу. Заметив ее отчужденность, Алка подлетела и с лету уткнулась ей в плечо.
— Надюнчик, миленький, ну ты чего такая? Всего-то четыре недели, — отстранившись, она с улыбкой посмотрела ей в лицо.
Ничего не отвечая, Надежда полезла за пазуху и извлекла на свет божий маленький крестик на тоненькой золотой цепочке.
— Сколько будешь там, ни под каким видом не снимай! Поняла? — тихонько наставляла она Алку, надевая между тем крестик ей на шею.
— Надь! Ну ты чего, правда?! — огорчилась Алка, заметив, как у подруги заблестели глаза. — Я ж не на войну еду, а отдыхать!
Надежда затрясла головой и, уже не скрывая слез, облапила Алку.
— Береги себя! Я умоляю тебя! Слышишь?..
Стоя в тамбуре отъезжающего вагона, Алка долго наблюдала за горсткой людей, дружно машущих ей на прощание. И чуть в отдалении — Надежду, уткнувшуюся в платок и вздрагивающую от беззвучных рыданий.
Эта трогательная сцена прощания не раз преследовала ее в дороге. Но природное жизнелюбие взяло верх, и уже через четыре дня Алка со всей безрассудностью отдавалась ласкающим волнам южного моря.
Почти каждый вечер ей звонили из дома. Хорошо, что в номере был телефон — не приходилось надоедать дежурной по этажу своими бесконечными разговорами о погоде и здоровье.
Чаще других звонила Надежда. То и дело шумно вздыхая, она с особой тщательностью выпытывала у Алки все подробности ее времяпрепровождения в «краю благословенном». Заканчивалось это обычно торжественным «Береги себя! Будь осторожна во всем!». Алка фыркала в трубку, но тут же замолкала, услышав сердитое Надькино сопение. Прощались они обычно на дружеской ноте.
От воспоминаний Алку отвлек осторожный стук в дверь. «Начинается!» — сокрушенно вздохнув, она завернулась в простыню и проследовала к двери.