ком головы указал ему на одиноко стоящее недалеко от стола кресло. Место для виновника преступления, пронеслось в голове.
Едва он сел, как встал заместитель начальника управления. На его обращение «товарищи» встали все присутствующие. Элеш тоже встал.
— Приказом начальника городского управления номер 91 от 3 июля 1969 г., — начал он, — капитану Габриэлу Элешу объявляется выговор.
Это был сильный удар. Элеш плохо слышал цитируемые параграфы, номера инструкций, распоряжений и приказов, которые он нарушил. В памяти остались только заключительные фразы:
— …Габриэл Элеш понижается в звании на одну ступень и снимается с должности начальника отдела… Причина: грубое нарушение своих обязанностей, что привело к осложнению расследования дела об убийстве Гелены Багаровой. Это решение можно обжаловать…
— Товарищ надпоручик Элеш! У вас есть вопросы?
Это обращались к нему… Горло у него перехватило, и он только отрицательно покачал головой.
— Товарищ Элеш, у вас за плечами годы успешной службы. Вы юрист, а угрозыску нужны образованные люди. Постарайтесь за этот год, пока вы понижены в звании, зарекомендовать себя с лучшей стороны… И главное, постарайтесь не допускать в будущем подобных ошибок, тем более умышленно.
После этого все разошлись.
Хотя все факты и свидетельские показания косвенно свидетельствовали против Душана Варги, ни Дуда, ни Глушичка не могли поверить, что убийство совершил он. Отсутствовал мотив. На совещании 2 августа они целый час говорили об этом.
Душан и Гелена вместе росли и были друзьями. Даже когда Душан уехал на Запад, его письма к Багаровой свидетельствовали скорее о симпатии его к ней, нежели о скрытой неприязни. Можно было предположить, что и в шестьдесят пятом году Гелена Багарова была в кафе именно с Варгой.
Все же остальные нити ни к чему не вели. Единственный отпечаток пальца не принадлежал ни знакомым и близким Багаровой людям, ни подозреваемым. Его не было в дактилоскопической картотеке. Описание внешности предполагаемого преступника в общих чертах было таким: низкий голос, очки в темной оправе, гладко зачесанные назад черные волосы, припадает на левую ногу. Далее следовало описание одежды.
Дуда настаивал на том, чтобы расследование и поиск продолжались. Мы обязаны помнить, говорил он, что это может быть и другой человек, не Варга. И он, возможно, сейчас преспокойно разгуливает по нашим улицам.
— Черт возьми! Лично я уверен, что преступником является Варга, — закончил дискуссию Глушичка. — Между ним и Багаровой могло произойти что-то, приведшее к убийству. Вспышка ненависти, взрыв гнева. Мы же ничего не знаем о жизни Варги за границей. Чем он там занимается, как живет и так далее…
— Прежде всего, товарищ майор, мы не знаем, откуда взялся этот Варга. Даже товарищ Йонак не выяснил ничего конкретного в этом направлении, — отозвался Дуда.
— Вы официальны, как некролог, капитан, — усмехнулся Глушичка. — Время-то какое! Думаешь, так просто выяснить, кто был в Чехословакии из-за рубежа? Ты сам совсем недавно говорил, что на наших границах, как на Вацлавской площади. И ты был прав… Он мог быть здесь.
— Не понимай меня буквально, Виктор. Я имел в виду, что было бы неплохо доказать, что он был здесь. От этого нам стало бы легче, — примиряюще сказал Дуда. — Жаль, что с украшениями так получилось.
— Да. Но Элеш, как я слышал, свое получил.
Дуда помолчал, потом вздернул голову и резко заметил:
— Я согласен, что он пижон и гоняется за дешевой популярностью. Но в принципе он умеет работать. Думаю, что понижение в звании слишком суровое наказание.
В том году август был жарким и солнечным. Когда группу, занимавшуюся расследованием убийства Багаровой, распустили, ее сотрудники стали встречаться гораздо реже. Однажды во второй половине месяца Илчик сидел в буфете с Дудой.
— Будто что-то висит в воздухе, — проговорил Илчик.
— Ты что, не читаешь сводки и инструкции? Возрожденцы готовятся к годовщине. Будет жарко, Лацо.
И все-таки все было гораздо серьезнее, чем он думал.
С вечера 20 августа у них уже было полно работы. Хулиганье толпилось где попало, а когда их разгоняли, тут же собирались в другом месте. С двадцать первого по стране были введены всеобщие меры безопасности. Все расследуемые дела в управлении были отложены. Глушичка был назначен начальником штаба. Остальных сотрудников распределили в команды и отряды под общим началом опытных офицеров службы порядка. Всех одели в тренировочные костюмы и снабдили необходимыми средствами самообороны. В таком виде их направили восстанавливать в городе общественный порядок, нарушаемый разным отребьем, считавшим, что их время пришло.
Вечером Дуда, Стругар и Илчик дежурили в отряде, задачей которого было разогнать с перекрестка недалеко от управления большую группу. Голос Стругара, усиленный мегафоном, призывал толпу разойтись. Чем громче звучал его голос, тем сильнее шумела толпа.
— Что вы здесь стоите? — орал Дуда стоящим на тротуаре людям, с интересом наблюдавшим за происходящим и жаждавшим сенсации. — Хотите, чтобы вас закидали камнями или пырнули ножом? Вы что, не видите, что это бандиты? Расходитесь по домам, чтобы потом не жалеть!
Недалеко от него тем же занимались Илчик и другие их коллеги. За Илчиком как тень ходил какой-то человек с собакой на поводке. Она яростно лаяла и путалась у Илчика под ногами.
Их отряд призывал прохожих разойтись: ожидали, что группа хулиганов может напасть на них, и тогда придется давать им отпор. Однако прохожие теснились все ближе к орущей толпе. Илчик потерял терпение, а тут еще собака преследовала его по пятам вместе со своим хозяином. Вдруг с угла донесся звон разбитого стекла. Кто-то бросил камень в витрину большого магазина. У Илчика сдали нервы. Он рывком выхватил из кармана приспособление со слезоточивым газом и пустил небольшую струю в собачью морду. Пес завыл. Хозяин схватил его на руки и с бранью кинулся на повернувшегося к нему спиной Илчика, пытаясь ударить его ногой. Но Дуда успел подставить ему подножку.
Члены отряда вытянулись цепью через всю улицу и побежали к толпе на перекрестке. Оттуда вдруг раздался грохот и звон. Это повалили телефонную будку и начали строить баррикаду. Из-за нее полетели булыжники, бутылки. Дуда уже подбегал к орущей массе людей, когда почувствовал удар по ноге и упал на колени. Тут его что-то стукнуло по голове. Потекла кровь, заливая глаза. Платком он вытер лоб. Боли он не чувствовал и, поднявшись, побежал помогать своим разгонять толпу.
Он пытался преследовать убегающих, но неожиданно у него подвернулась нога. Откуда-то с верхнего этажа высокого дома раздался выстрел. Капитан присел на обочину тротуара и стал развязывать ботинок.
— Что с тобой, Франта? — услышал он над собой знакомый голос и, подняв голову, увидел Илчика. Тот стоял на тротуаре и встревоженно смотрел на капитана.
Рядом с ним стояла группка из трех человек. Один был в джинсах с разноцветными заплатами на коленях. На голое тело была надета цветная майка, на шее болтался большой железный крест. У него были длинные, до плеч, жирные волосы, грязная борода и усы. В маленьких глазах застыл страх. Встретившись со взглядом Дуды, он быстро отвернулся.
Левая рука волосатика была схвачена стальным наручником с правой рукой другого человека. На голову ниже его и очень худого. Тот выглядел гораздо старше. Его коротко остриженные волосы были почти совсем седыми. На нем были сандалии, в то время как его молодой сосед стоял босой. На старике были прекрасно сшитые серые брюки и короткая зеленая рубашка с расстегнутыми пуговицами. Дуда с удивлением уставился на его живот и грудь, сплошь покрытые татуировкой. Старик упорно глядел в землю, не поднимая головы. Вторая его рука была прикована цепью к правой руке третьего человека.
Это был толстяк, и Дуде показалось, что с него капает грязь. Он был похож на вылезшего из-под машины механика, но такое сравнение было бы обидным для работяги. Этот был грязным не от работы и не потому, что упал и испачкался, он был грязным по своей природе и с самого рождения. Маленькая голова на тучном теле напоминала луковицу. Хотя на улице было двадцать четыре градуса, этот человек был одет по-зимнему — в выцветшую лыжную куртку, которая была расстегнута. Толстый живот опоясывала веревка, поддерживавшая брюки. Короткие поросячьи ножки были обуты в драные кеды.
За ними Дуда заметил Стругара с дубинкой.
Поглощенный необычным видом хулиганов, Дуда забыл о ноге.
— Прекрасное общество!.. Будто из джунглей вышли… — сказал он, обращаясь к Илчику.
— Большинство разбежались. Там были еще получше экземпляры.
— Что с тобой? — обратился к Дуде Стругар.
— Какой-то подонок швырнул в меня камень и попал в ногу. Хотел посмотреть, что с ней.
— Наши побежали наверх искать того, кто стрелял. Хорошо, что в тебя не попал. У нас пятеро раненых. Булыжниками, гайками швыряли в нас, сволочи! — Илчик взмахнул рукой, но не ударил.
Парень в джинсах инстинктивно отшатнулся:
— Я не хотел…
— Чего не хотел, подлец?
— Случайно в вас попал…
— Так это ты мне так удружил? Хорошо, что сознался, оплатишь лечение. Если бы я в тебя швырнул булыжник, от тебя бы и мокрого места не осталось… Господи, как распухло, как будто лошадь лягнула, — заскрипел Дуда зубами.
— Пошли, обопрись на меня, — подошел к нему Стругар, и с его помощью капитан поднялся с земли.
Члены отряда возвращались из переулков на центральную улицу, ведя с собой задержанных.
— Вот тебе и человеческое лицо! Дай им волю — они всех перебьют. Меня, во всяком случае, они чуть не лишили человеческого лица, — попытался пошутить капитан, отлично понимая всю серьезность происшедшего.
Поддерживаемый друзьями, он доковылял до управления. Его больше никуда не посылали. На следующий день везде был восстановлен порядок.
Свет, падавший от настольной лампы, освещал раскрытую папку с уголовным делом и рядом с ней — большую руку с толстыми пальцами. В кабинете был полумрак.