ца в возрасте достаточная. Профессор живет в комнате номер триста семьдесят девять, его спутница — в трехсотвосьмидесятой, длинные переходы им, следовательно, делать не нужно. Затем некий Дэн Браун из Америки, примерно вашего роста, элегантный, с коротко подстриженными темными волосами. Ему лет сорок пять. Живет он в комнате номер триста восемьдесят два. С ним вместе путешествует Марго Келли, двадцати восьми лет, волосы черные, прямо как вороново крыло, разумеется, крашеные. Тоже живет рядом со своим благодетелем, в комнате номер триста восемьдесят один. И последние — шведы. Их вы видели в кафе. Даг Свенссон, высокий мужчина лет сорока со светлыми, как лен, волосами, и Соуке Свенссон, будто бы его жена, та маленькая блондинка. Западногерманское бюро путешествий в своем заказе обусловило, что все они должны жить компактно, один возле другого. Но все равно в этом ряду комнат одна осталась незанятой, это комната номер триста восемьдесят пять. Она пустует, потому что девятый член этой группы не приехал. Но за проживание его здесь заплачено, так что это никому не мешает. Члены группы держатся в основном вместе. Что они делают днем — не знаю, но завтракают и ужинают всегда вместе. После ужина долго сидят за столом, развлекаются.
— Столько национальностей… Как же они разговаривают между собой?
— Все они владеют немецким или английским. У Мюллера будто бы украли машину, много говорилось на эту тему. Сегодня почти все они решили поехать в Татры. Самая шикарная машина у Брауна, белый «альфа-ромео». У Тейлора «пежо», у его спутницы «опель».
— Вы, случайно, не знаете, кто должен был быть тем девятым? Имя «Бруннер» вам ни о чем не говорит?
— Не знаю, но никакого Бруннера среди них нет.
— Если бы к кому-нибудь из этой группы пришел посетитель, вы бы узнали об этом?
— Кто-нибудь из нас обязательно узнал бы об этом. О посещении в номере наверняка знала бы горничная или уборщица. От них такой визит нельзя утаить: они все равно узнают об этом при уборке. Встречу в кафе или ресторане — опять же нельзя утаить от нас, официанток. Интересное или примечательное событие всегда становится достоянием всех. Разве не поделишься с другими? Вот, например, на прошлой неделе с нашими господами выпивал какой-то немец, Петер… Короче говоря, они повеселились на славу.
— Вы помните, когда это было?
— Вечером, после ужина.
— Нет, я хочу знать, в какой день.
— Во вторник.
— Ну и как они развлекались? Впрочем, может, вы их не обслуживали?
— Развлекались, как обычно в таком случае… анекдоты, шутки… Я после своей смены подменяла подружку. У меня были другие столы, но знакомые всегда бросаются в глаза больше других, даже если их не обслуживаешь.
— Конечно. А тот их гость, Петер, вы смогли бы описать, как он выглядит? Хотя бы приблизительно.
Млчохова задумалась, но вспомнить что-либо не смогла. Извинившись, она объяснила, что не обратила на него внимания, но майора это не расстроило. Наоборот, он был бесконечно рад, что случай свел его с Млчоховой. Расставаясь с ней, он попросил ее никому не рассказывать об их разговоре и поблагодарил за информацию и готовность снова при необходимости оказать ему услугу.
В отделе Чамбалова дала Дуде понять, что происходит что-то важное: Глушичка с Йонаком сидят в кабинете шефа и над чем-то ломают головы. Майор был немного удивлен тем, что его не позвали. На вопрос, может ли он зайти к Глушичке, Чамбалова пожала плечами:
— Он ничего не говорил, значит, можете, наверное.
Он открыл дверь. В кабинете было так накурено, что, казалось, в нем подожгли дымовую шашку. Дуда поднял голову, прищурил глаза и направился к окну. Проходя мимо стола, он увидел перед Йонаком папку и рядом с ней несколько листов бумаги. Когда он взялся за ручку окна, собираясь его открыть, Йонак показал рукой на другое окно:
— Открой вот это, а то я боюсь сквозняка, что-то в последнее время у меня поламывает поясницу.
— Ну если уж ты там занялся с окном, то давай и к Марии сходи, пусть нам сварит кофе, — попросил его Глушичка.
— Что-то вид у вас невеселый, — сказал Дуда, присаживаясь наконец к ним. — Впрочем, мне тоже радоваться нечему. Вот смотрю на вас, как вы сосете эти соски, и самому хочется; говорят, лучше думается… Бруннер и Мюллер убежали.
— Не расстраивайся понапрасну, никуда они не убежали, — веско сказал Йонак, махнув трубкой. — У меня есть подтверждение этому.
— Письменное, за подписью Бруннера или Мюллера, о том, что они никуда не уедут, пока не отделают еще кого-нибудь? — пошутил майор.
— Нет, на самом деле. Я получил сообщение из Центра. Десять дней назад к нам с той стороны прибыла группа из девяти туристов. В ней находится человек, который должен нас заинтересовать.
— Их только восемь, — возразил Дуда, наглядно продемонстрировав это на пальцах.
— Ого, как ты встрепенулся! Только нам-то наплевать, сколько их приехало, главное — узнать, кто курьер. Центр в этом плане никаких сведений нам не дал. Следовательно, эта задача целиком ложится на нас.
Дуда чувствовал, что эти двое думают об этом уже давно и теперь хотят услышать от него что-нибудь новое. В это время Чамбалова принесла кофе. Собираясь с мыслями, он ждал, пока она расставит чашки перед Йонаком и Глушичкой и уйдет. Он решил пока напомнить им об имеющихся фактах:
— Вчера я подвел некоторые итоги. У нас есть один неопознанный отпечаток пальца, я имею в виду — на даче Урбана, потом, два автомобиля. Принадлежность одного из них не установлена, второй — «мерседес» Мюллера. Оружие тоже известно, только его надо найти.
— Итоги, прямо скажем, не совсем радостные. Давай выкладывай лучше свои выводы.
В голосе Йонака не чувствовалось недовольства или упрека, просто он давал понять Дуде, что все это уже проанализировал сам.
— Больше всего меня бесят эти Бруннер и Мюллер. Против Бруннера у нас много показаний.
— Да, но Бруннер живет в «Моравии», — вставил Йонак.
— В то время как, по сообщению из Центра, курьер находится в группе, проживающей в «Лотосе», — добавил Глушичка.
— Где он живет, не имеет значения. Говорю вам, что девятый в «Лотос» не приехал. Но мною установлено, что Бруннер поддерживает контакт с группой из «Лотоса». За день до того, как таксист привез его из Баронова, он веселился в «Лотосе» с господами из этой группы.
Оба подполковника удивленно на него посмотрели.
— Не бойтесь, это факт, а не результат умозаключений. Дальше. Я хоть еще и не видел самого Бруннера, но возьмем оба описания внешности. Одно дал Урбан, это описание стрелявшего в него человека, а второе дали подпрапорщик и таксист. В основных чертах оба портрета совпадают. Это очкастый, длинноволосый тип, и в то время он находился в Баронове за рулем машины Мюллера. Больше всего подозрений падает на Бруннера, и в этом меня никто не разубедит. Боже мой, да ведь мы могли бы без труда его изобличить! Нам нужно только более осязаемое доказательство, и его мы можем получить, скорее всего, у него в гостиничном номере. Ботинок, пистолет! Может, стоит заглянуть к нему в номер? Меня это так задевает за живое, что я готов влезть туда даже через окно. Мы наверняка нашли бы там доказательства!
Йонак энергично замотал головой. Потом резко вытащил трубку изо рта и так махнул ею, что она едва не вылетела:
— Я не буду рисковать. Это может кончиться международным скандалом. Начальство на этот счет очень щепетильно.
— Иногда надо отбрасывать щепетильность. Если только прокурор даст согласие на обыск…
— Ты что, пойдешь к прокурору с пустыми руками? Он не даст тебе письменного разрешения. Он примет это к сведению и, если все пройдет хорошо, выпишет тебе ордер задним числом. Но если ты провалишься, он пришьет тебе статью, и тогда выпутывайся сам, как знаешь.
Йонак снова махнул рукой, в голосе его слышалась безнадежность.
— Мне кажется, он прав, — тихо проговорил Глушичка. — Это единственная возможность заполучить их обоих, Бруннера и Мюллера. Повод у нас есть — «мерседес». Если все хорошо устроить, то можно продержать их здесь, например, полдня. И это наше предложение или подтвердится или наоборот.
— Мне все время кажется, что эти двое еще выкинут нам какой-нибудь номер. Хоть бы уж Стругар отозвался!
При этих словах Дуда резко встал и начал нервно прохаживаться вдоль стола:
— Татры могли быть чистейшей выдумкой, и теперь оба они уже за границей. С субботы. Я позвоню в Попрад.
Он схватил трубку и начал набирать номер, но в то же мгновение Йонак опустил свою тяжелую руку на рычажок аппарата. Это так удивило Дуду, что он еще некоторое время продолжал держать трубку около уха. В глазах подполковника светилась уверенность. С минуту они молча пристально смотрели друг на друга, будто соревновались, кто кого переглядит. Победил тот, у кого нервы были крепче, и трубка снова легла на рычаг. Майор сел, а Йонак заговорил медленно, четко выговаривая каждое слово:
— В больнице кто-то выспрашивал, когда состоятся похороны Урбана. Давайте сохранять спокойствие. Те немцы, может быть, и упорхнули, потому что, вероятно, они с нашим делом не имеют ничего общего, но наш курьерчик еще здесь.
Майор посмотрел на Глушичку, который до сих пор еще не участвовал в разговоре. Тот бесстрастно, спокойным голосом познакомил его с телефонограммой из больницы и при этом положил перед ним карточку с данными о человеке, который был так заинтересован в судьбе Урбана: Йозеф Бартонь, родился 4 ноября 1914 года, проживает на улице Жижки, дом 81.
— Так вот. Это отъявленный преступник, — твердо сказал Глушичка. — У профессора Кропача люди не такие уж опытные, чтобы раскусить такую бестию. Они вежливо записали данные из паспорта. Хорошо, что при этом они этого Бартоня основательно осмотрели. Наши коллеги уже ищут эту птичку по описанию. А паспорт, конечно, оказался поддельный. Этот тип воспользовался паспортом, который настоящий Бартонь потерял месяц назад.
— Смотрю я на все это, — сказал Дуда печальным голосом, — и кажется мне, что мы выступаем в роли каких-то дилетантов. Все у нас не так, все от нас убегают. Бруннер, Мюллер, а главное, тот стрелок…