и торопливо зашагал дальше.
Майор кивнул ему на прощанье и пошел к машине. Однако мысль о везении не покидала его вплоть до того момента, когда он открыл дверь гостиницы «Лотос», откуда вышел неполных пять часов назад. Он направился в кафе в надежде увидеть там Млчохову, но ее не оказалось; заказ у него принял молодой официант. Ожидая, когда ему принесут кофе, Дуда осмотрел помещение и констатировал, что обслуживающий персонал здесь состоит теперь полностью из мужчин. Он пошел посмотреть в ресторан, завидев через стеклянные двери, что там мелькают женские фигуры.
Дуде повезло. Млчохова вместе с несколькими коллегами накрывала столы к ужину. Она улыбнулась ему, и он сразу почувствовал, что все будет хорошо. Дуда надеялся, что она найдет повод для того, чтобы остановиться возле него на несколько секунд. А пока что он вернулся к своему столу и стал спокойно пить черный кофе, погрузившись в размышления. Из них его вывели тихие слова приветствия подошедшей Млчоховой.
— Как видите, я снова здесь, — сказал он озабоченно. — И снова мне требуется наша помощь.
— За залом находится раздевалка для обслуживающего персонала. Там на дверях есть табличка. Идите туда, я скоро приду к вам, — сказала она и взяла со столика пустую чашку.
В коридоре, ведущем в кухню, он легко нашел нужную дверь: она была открыта. По стенам комнаты, куда он вошел, стояли покрашенные серой краской жестяные шкафчики. В углу помещения были два стола с небольшими креслами. Пока он раздумывал, сесть ему или нет, Млчохова была уже тут.
— Если бы вас здесь увидела жена, она наверняка потребовала бы объяснений, — улыбнулась она.
— Но она этого не увидит. А глаз не увидит — сердце не заболит… Все у нас с вами прямо как в романе.
— У вас при такой работе времени на роман не хватит.
— Мне бы надо воспылать к вам любовью, как это бывает в детективах, — засмеялся он, — а я вместо этого вожусь с вашими гостями.
— Сегодня после обеда я никого из них не видела.
— Сейчас мне от вас нужна несколько иная помощь. Мне нужно знать, не получали ли они сегодня какое-нибудь письмо или записку, не искал ли их кто-нибудь и не говорили ли они по телефону.
— Да, вашу просьбу скромной не назовешь. Вы всегда так много хотите от других или же это своеобразное проявление симпатии к моей особе? — пошутила Млчохова, но мысли ее уже были заняты тем, как и от кого получить нужную информацию. — Хорошо, я постараюсь вам помочь. Вот вам ключ, запритесь и ждите меня здесь.
Она ушла, а майор стал нервно ходить по комнате. Дуда был рад, что она дала ему ключ, но в то же время он сознавал, что может очутиться в крайне неприятной ситуации, если кто-нибудь из персонала захочет попасть в комнату именно сейчас. Поэтому он очень обрадовался, когда наконец услышал условленный стук в дверь.
— Пану Тейлору пришла открытка, скорее всего, из Америки, — выпалила Млчохова, едва он открыл дверь. — Пану Мюллеру лежит какое-то официальное уведомление, больше ничего. Никто их не искал.
— Душечка вы моя, вам надо было бы их сюда принести, чтобы я смог на них посмотреть, — сказал укоризненно Дуда. — Здесь есть телефон, попросите вашу подругу или того, кто вам об этом сказал, принести открытку и уведомление сюда. Но так, чтобы никто не видел, хорошо?
Через минуту Млчохова вернулась вместе с администратором. Та вручила Дуде открытку и уведомление. На открытке был изображен небольшой пейзаж, на обратной стороне по-английски было написано поздравление. Млчохова перевела его. Дуда долго ломал голову, но ничего интересного в тексте не нашел. Потом он посмотрел на уведомление. Третье местное отделение ВБ[2] посылало Мюллеру повестку. Дуда возмутился: он тут развил такую инициативу, а ему ненароком могут все испортить! Слава богу, что это попало ему в руки. Он поблагодарил администратора и возвратил ей открытку для Тейлора.
— А эту повестку я оставлю у себя, передам ее отправителю. Они напрасно вызывают вашего жильца, этим делом сейчас занимаемся мы. Но ничего ему об этом не говорите, хорошо?
— Насчет телефонных разговоров, о которых вы спрашивали, вам лучше всего поговорить с телефонисткой, — сообщила Млчохова, когда администратор ушла. — Но та, которая дежурит сегодня, насколько я знаю, разговоры не подслушивает. Она сидит в комнате номер одиннадцать в цокольном этаже.
Комнату под номером одиннадцать Дуда нашел в конце коридора. На стук в дверь никто не отозвался. Тогда он нажал на ручку и вошел в комнату.
Перед большой панелью в удобном кресле сидела женщина средних лет. На пульте перед ней лежала открытая книга. На ушах женщины были наушники, соединенные с микрофоном, висевшим у нее под подбородком.
Она бросила изучающий взгляд на вошедшего и внимательно посмотрела на его служебное удостоверение.
— Вы не могли бы мне помочь? Всего лишь несколько вопросов.
— Пожалуйста, садитесь, — указала она на стул рядом с собой. — Извините, я буду разговаривать с вами и одновременно работать, если вы разрешите. Сейчас как раз наступает оживленное время.
При этом она смотрела Дуде в глаза, как будто хотела услышать от него, согласен он или нет.
В этот момент в третьем ряду отверстий с тихим щелчком открылась крышка и сразу загорелась маленькая зеленая лампочка. Телефонистка заученным движением воткнула штырь в отверстие под лампочкой и произнесла: «Битте».
— Как я вам сказала, теперь работы у меня будет хватать.
— Вспомните, пожалуйста, не звонили ли сегодня из города в какой-нибудь из этих номеров. Ну, скажем, с десяти утра и по настоящее время, — Дуда положил на пульт листок с номерами: 379, 380, 381, 382, 383, 384, 385, 386, 387.
Женщина посмотрела на эти числа, и, несмотря на то что в это время снова упали несколько крышек, а на пульте замигала красная лампочка, она после каждого включения вглядывалась в числа на листке. Потом, когда наступила минута затишья, она взяла листок, еще раз внимательно на него посмотрела и проследила взглядом крышки на панели с номерами, призывая на помощь зрительную память.
Майор почти потерял всякую надежду, что ему удастся здесь что-нибудь узнать. Перед женщиной лежала открытая книга, чтением которой она заполняла свободное гремя. И кроме того, номеров на панели было, наверное, больше двухсот. Как может она вспомнить о каком-то конкретном звонке? Видимо, эти сведения придется добывать в другом месте.
Он едва не вздрогнул, когда телефонистка неожиданно обратилась к нему:
— Я кое-что вспомнила. Около полудня говорил жилец комнаты номер триста восемьдесят два, а в половине первого разговаривали из комнаты номер триста восемьдесят три. Потом еще звонили жильцу из комнаты номер триста восемьдесят шесть. Это могло быть около двух пополудни.
Дуда взял у нее листок и к названным номерам комнат приписал соответствующее время. Да, он явно недооценил способности телефонистки.
— Как же это вы смогли так точно запомнить? Я бы, например, ни за что не запомнил эти номера.
— Да я, собственно, тоже не могу похвастаться памятью, но в течение дня здесь большей частью бывает спокойно. Поэтому я и беру с собой книгу. Разговоры я не подслушиваю. Телефонисток всегда в этом подозревают, хотя каждый знает, что нам это делать запрещено. Я не считаю это развлечением. У каждого, в том числе и у меня, полно своих забот, так зачем я буду еще интересоваться чужими? Так вот я предпочитаю чтение.
— А что, вот эти, о которых вы говорили… вы знаете точно, когда вы их соединяли? Дело в том, что для меня это очень важно.
— Ну, с точностью до минуты, конечно, я не знаю. Я помню только, что номер триста восемьдесят два я соединяла перед тем, как пойти на обед, буквально за несколько минут, а ухожу на обед я обычно без пяти двенадцать. Да и разговор этот был очень короткий. Номер триста восемьдесят три был вообще первый, который я соединяла после обеда. Подключение номера триста восемьдесят шесть я помню в общем-то приблизительно, это произошло где-то около двух часов. Тогда было примерно пять разговоров…
— И еще вопрос: на каком языке вас просили соединить с абонентом?
— На нашем, словацком. В номере триста восемьдесят шесть вообще никто не отозвался, я сказала звонившему, что там никто не берет трубку.
— А как в остальных? Там трубку брали?
— Только в номере триста восемьдесят два. Я услышала, что вызываемый ответил по-словацки, и отключилась. Следующий номер тоже не отозвался.
— У вас тут одни иностранцы, а по телефону вдруг говорят по-словацки… Спасибо вам за информацию. Никому, пожалуйста, не говорите о том, что я здесь был и чем интересовался, хорошо?
Прощаясь с ней, он заметил в ее зеленых глазах веселые искорки. Это была красивая женщина, и майору пришла в голову мысль о том, что всегда, когда ему бывает что-нибудь нужно от женщин по служебной линии, он встречается с большим пониманием и желанием помочь с их стороны.
Уходя из «Лотоса», Дуда повстречал Млчохову. Она спросила его, узнал ли он что-нибудь новое от телефонистки. Он ответил ей ничего не значащей фразой, хотя и чувствовал при этом некоторые угрызения совести: она не заслуживала такого недоверия. Но иначе поступить было невозможно.
— Не бойтесь, я не буду на вас сердиться. Женщины… Все мы в ваших глазах немного сплетницы, так ведь? — Млчохова стала говорить тихо, почти шепотом: — После обеда двое из моей группы уехали на экскурсию. В Высокие Татры. Дэн Браун и его спутница Марго Келли. На машине. Только что мне сообщили, чтобы я не накрывала на них ужин.
Выражение лица Дуды, его кивок головой и поднятый вверх указательный палец убедили ее в том, что это сведение для него очень важно. Пожав ей руку на прощание, он приложил палец к губам, давая понять, что все это должно остаться в тайне. Неожиданно у него вырвалось:
— Боже мой, вот живут люди! На экскурсии ездят, а тут одни черные трудовые будни.
На столе под календарем в своем кабинете Дуда нашел два сообщения от Марии Чамбаловой. Первое звучало так: «Козар в «Моравии» негативный» — и означало, что Бруннеру никто не звонил и не оставлял никакой записки. В другом сообщении было: