«Все три особы находятся в Ломнице. Сегодня в 16 часов 25 минут скорым поездом они поедут назад. Звонил Стругар, он возвращается тем же поездом».
Когда Дуда прочитал это, у него сразу поднялось настроение. Он вспомнил, что Йонак утверждал, что Мюллер и Бруннер никуда не убежали. Теперь это подтверждается. И, как сказал Виктор, завтра они возьмутся за это дело сразу с утра. Или же при допросе Бруннера и Мюллера удастся соединить отдельные нити, или с них придется снять подозрение.
Он набрал номер домашнего телефона Стругара. К телефону подошла жена. Дуда сообщил ей, что Тонда вернется из командировки ночью, и попросил ее сразу же утром направить Тонду к нему: его ждет важная работа. Прежде чем уйти домой, он сунул в портфель папку с делом Гелены Багаровой. Пока семья сидит у телевизора, он еще раз просмотрит находящиеся в ней документы, прежде чем отдать их Вртеку.
«Это было в почтовом ящике. Вернусь, как всегда, со второй смены».
Прочтя записку, Тяпушик смял ее и машинально сунул в карман пиджака. «Черт возьми, вот дурья голова, как же я мог забыть, что на этой неделе Гела работает во вторую смену», — проворчал он, злясь на самого себя. Ведь она ему вчера вечером об этом говорила. План сорван.
На конверте стояло его имя, напечатанное на машинке. Он положил его на край стола и пошел вымыть руки. Прогулка, следовательно, отпадает, разве что пойти одному. И ужин будет холодным. Он вошел в кухню и открыл холодильник. Ветчина, сыр, масло, три яйца на тарелке.
Тарелку он поставил на стол, а яйца оставил в холодильнике. Надев свой зеленый халат, он снова подумал о конверте: «Что-то в нем есть необычное». Он пошел в переднюю, взял его в руки. «Инж. Т. Тяпушик». Больше ничего. Никакой марки, штемпеля, имени отправителя. Так бросают письма или другие сообщения прямо в почтовый ящик в доме, минуя почту… Она, конечно, как всегда, спешила. Целый час причесывается, еще час одевается, а все остальное хочет успеть сделать за несколько минут.
Может быть, его приглашают на какое-нибудь собрание? Он поспешно вскрыл конверт, и поначалу ему показалось, что его предположения верны: в конверте была узкая полоска бумаги.
Тяпушик развернул сложенную бумажку и увидел там нечто другое.
«Сегодня в семь часов вечера к вам в гости придет знакомый. Жена у вас на работе, так что разговору никто мешать не будет».
В отдельных словах были допущены ошибки.
Тяпушик машинально посмотрел на часы, показывавшие без нескольких минут четыре. Конечно, это шутка, подумал он. А впрочем, это даже неплохо, по крайней мере, он не будет дома один. Надо только хорошо подготовиться и встретить гостя на уровне. Это значит, что надо купить вина или лучше чего-нибудь покрепче… И какую-нибудь закуску, потому что в холодильнике пусто.
Он еще точно не знал, что будет покупать, а уже снял халат и взял свой пиджак. В кладовке привычным движением нащупал авоську и сунул ее в карман. Мысленно прикинув, сколько денег у него в кошельке, он запер квартиру и вышел из дома. С минуту постоял на тротуаре, глядя на продовольственный магазин самообслуживания, но потом зашагал в противоположную сторону, к небольшому лесочку.
Деревянный дом, в котором они жили, стоял на самом конце улицы. Когда старый Тяпушик строил его своими мозолистыми руками, земельный участок находился далеко от последних городских домов. Поэтому он и стоил не так дорого. Домик был небольшой, его едва хватало для семьи из трех человек. Во время войны старый Тяпушик пристроил к нему еще две комнаты, начал возводить второй этаж. Но докончить строительство не успел. Его арестовали за антифашистскую деятельность прямо на литейном заводе. Из Бухенвальда от него лишь однажды пришло небольшое письмецо. Дом достроил Томаш, закончив институт. Потом умерла мать. Город, однако, разрастался, несмотря на судьбы его жителей, и вскоре улицы протянулись к самому лесу. Дом Тяпушика стал последним домом улицы, потому что дальше к лесу никто уже не строился.
Лесник при виде такого леса пренебрежительно махнул бы рукой, но для жителей этой части города это был ближайший кусочек природы, который они очень любили. А Томаш прирос к нему всем сердцем, он считал его лучшим уголком на свете. В эмиграции самое тоскливое, ностальгическое настроение в нем вызывали воспоминания именно об этом месте детских развлечений.
— Куда лезешь? Сломаешь ветку. Смотри, какая она тонкая, не выдержит же тебя! — крикнул он мальчишке, который влез на молодой ясень и подбирался теперь к птичьему гнезду.
— Выдержит! Там яички.
— Ты в своем уме? Видел ли ты когда-нибудь птичьи яйца в гнезде осенью? Быстро вниз, пока не заработал по шее!
Но в душе он улыбнулся, сам ведь когда-то так же лазил по деревьям и никогда не размышлял, выдержат ветки или нет. С того времени прошло много лет. Он повидал настоящие леса, в которых можно было и заблудиться. Повидал и за границей. Там, правда, не во всякий лес войти можно. Леса там большей частью находятся в частном владении, и хозяева придумывают самые хитроумные способы их охраны. И в эмиграции можно было жить неплохо, если, конечно, ты молод, силен и удачлив. Но что будет потом, когда тебя покинут силы и счастье? Когда корни, связывающие тебя с родиной, будут окончательно перерублены? Нет, он должен был возвратиться домой. Душевные раны, на которые щедра жизнь, на чужбине болят сильнее и дольше, а иногда не заживают вообще.
Бесцельная ходьба Тяпушика осенним днем по знакомым тропинкам навевала на него воспоминания, вызванные одиночеством и любовью к родным местам. Удивительное дело: и здесь, дома, тоже иногда бывает грустно и плохо. Так душа заболит, что в глазах станет темно, но на колени в грязь не упадешь, всегда за что-нибудь ухватишься. Ни один удар судьбы здесь, на родине, не приводит к тому, чтобы ты ползал на четвереньках и смиренно ожидал своей дальнейшей участи. Это потому, что здесь ты с каждым в отдельности и со всеми связан навеки невидимыми, неосязаемыми узами; тончайшими волокнами ты крепко-накрепко умом и сердцем прирос к своему народу, традициям, земле, где прошло твое детство, где ты испытал первую любовь… Одним словом, родина есть родина и философствовать на эту тему излишне.
В половине шестого Тяпушик резко повернулся и пошел назад, перестав предаваться воспоминаниям и размышлениям. Потемневший лес шумел под порывами ветра. Сквозь деревья пробивался свет далеких уличных фонарей города, а вокруг то здесь, то там загорались маленькие огоньки. Это зажигали сигареты прогуливающиеся курильщики. Тяпушик прошел мимо своего дома и направился к магазину. Теперь он уже серьезно думал о том, чем угостить своего гостя, чтобы создать хорошую непринужденную обстановку.
Он купил ветчины, колбасы, несколько банок анчоусов, кекс, вино и коньяк. По дороге домой и потом, положив, сумку с продуктами на кухне, он не переставая размышлял: кто же это хочет пожаловать к нему в гости? Да разве догадаешься? Неожиданно его озарила мысль: Винклар из модельного цеха! Это наверняка он. Они дружат, иногда заходят друг к другу в гости. В пятницу, когда он зашел к нему в модельный цех, тот выглядел как-то странно. Винклар разговаривал там со своим другом. Когда Тяпушик попросил его помочь по работе, Франта начал шутить, говоря, что он теперь всю неделю будет соломенным вдовцом и что это время надо использовать как можно лучше. Очевидно, он придет просто поболтать или посоветоваться о чем-нибудь… В конце концов, какая разница.
Инженер вытащил покупки из авоськи, переоделся снова в халат и взял газету. Садясь в кресло, он повернул рычажок радиокомбайна собственного изготовления, который в свое время очень удачно встроил в стенку в гостиной. В этот момент ему в голову пришла идея: если уж шутить, то шутить до конца! Они будут сидеть с гостем в этом углу, и он весь разговор запишет на магнитофонную пленку. После того как они хорошенько выпьют, он откроет этому оригиналу свой козырь. А почему бы не оставить эту пленку, чтобы развлечься потом?
Перед ним стоял какой-то замухрышка с огромным кинжалом в руке и время от времени помахивал им у самого его горла, так что он вынужден был всякий раз отклоняться назад, чтобы острие кинжала не коснулось его шеи. Он был назойливый, словно комар. Спящий человек еще раз отпрянул назад перед грозным оружием и проснулся.
Он открыл глаза, спальня еще была погружена во мрак. Из гостиной отчетливо доносилось неторопливое тиканье больших стенных часов. С минуту он лежал без движения, прислушиваясь к звукам дома и улицы. Потом слез с кровати и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел из спальни и посмотрел на часы. Было четыре часа утра. Теперь уже не уснуть. Идиотская привычка — рано вставать, поздно ложиться. Жена, естественно, злится, ее можно понять, а ко всему прочему, и нервная система не успевает отдохнуть.
Дуда быстро оделся и пошел на работу. Не было еще и пяти часов, когда он попросил соединить его с Попрадом. Голос дежурного по отделению прозвучал в трубке так отчетливо, будто он сидел здесь, за столом напротив.
— Товарищ капитан, мне нужно поговорить с вашим начальником, но будить его не надо, просто скажите ему, чтобы он мне позвонил, как только придет… Что? Он уже там? Так соедините меня с ним.
Через минуту в трубке раздался новый голос, но звучал он уже очень слабо. Что-то у них там со связью не в порядке, подумал Дуда, прося начальника установить место пребывания Дэна Брауна.
— Мне нужно как можно быстрее установить, где он точно остановился в Татрах. Понимаешь? — Дуда продиктовал фамилию и имя по буквам. — Готово? Вчера вечером он должен был приехать в Ломнице со своей спутницей. Как только обнаружите его, сразу звоните мне, Глушичке или Йонаку. И не спускайте с него глаз. Это очень важно!
Так! Хорошо что этот замухрышка с кинжалом заставил меня проснуться, подумал Дуда, кончив говорить по телефону. Он пошел сварить кофе, мысленно ругая себя, что не позвонил в Попрад вечером. Такое важное дело, а он забывает о нем из-за какого-то Бруннера. Черт бы его побрал! Уже этот короткий телефонный разговор с жильцом из номера триста восемьдесят