Элеш сел в кресло и развел руками:
— Ты просто не хочешь понять…
— Нет, Габриэл, я понимаю, но я понимаю только разумные вещи, другие же — нет. И еще я хочу знать, какой болван предоставил точную информацию газетам, а не Центру? И кто ему на это дал разрешение?
— Ты как маленький! Ведь знаешь, что городское управление ежедневно находится под обстрелом журналистов, которые кормятся свежей информацией. Очевидно, кто-то из наших им разболтал…
— Но ты же начальник отдела! В твои обязанности входит и сохранение служебной тайны. Ты отвечаешь за всех, кто работает в отделе.
От удара кулаком по столу Элеш вздрогнул.
— Да не стучи ты так! Мы уже переросли это. Лет пятнадцать назад. Так что ты проспал свое время! Такие, как ты, сегодня стране уже не нужны…
— Ага… вот откуда ветер… Это значит, что информация была передана в газеты умышленно. А ты не хочешь или не можешь сказать, кто ее передал! — повысил голос Дуда. — Я не болтать с тобой пришел. Возможно, я, в твоем понимании, чернорабочий, но, как криминалист, я считаю своим долгом защищать граждан нашего государства от убийц и другой нечисти, а не нарушать их спокойствия и не отвлекать от дел разными кровавыми историями, публикуемыми в газетах. А может быть, это ты сообщил?
Элеш побагровел.
— Можешь думать, что хочешь, — проговорил он, едва разжимая губы.
Дуда усмехнулся, но взгляд его голубых глаз оставался суровым.
— Не злись, Габриэл. Уж такой я человек… Не мешай мне работать, и я оставлю тебя в покое. Мы знакомы достаточно давно, чтобы по-дружески решить все недоразумения. Я действительно уверен, что сообщать об убийстве в печати без нужного на то разрешения — нарушение дисциплины и политическая ошибка. Особенно сейчас. Разве ты не читаешь газет, не слушаешь радио, не смотришь телевизор? Ты прекрасно знаешь, как журналисты охотятся за нашими работниками. Или ты думаешь, что, если будешь поставлять им информацию, так сможешь перед ними выслужиться? Ни черта подобного!
— У нас с тобой на этот счет разные взгляды и мнения.
— Уверяю тебя, мое мнение — это одно дело, а служебные обязанности — другое. Конечно, я приложил руку к тому, чтобы выяснить допущенную вами оплошность, но по своей воле я этим бы не занимался. Мне было приказано.
— Меня это не интересует.
— А должно интересовать. Ведь так ненароком можно лишиться и должности…
— Я не желаю разговаривать в таком тоне!
— А тебе не кажется, что в таком тоне к тебе может обратиться любой рабочий? По какому праву ты нарушаешь законность и помогаешь тем, кто приносит вред социалистическому обществу? Я всегда знал, что ты пижон, но мне и в голову не приходило, что ты, капитан министерства внутренних дел, не знаешь сам, на чьей ты стороне. Я не удивлюсь, если ты вдруг забыл воинскую присягу…
— Не беспокойся о моей памяти. Обойдусь как-нибудь без твоей заботы.
— Буду информировать майора Глушичку о том, что сообщение в газеты дал ты, — уже спокойно произнес Дуда. — Результат этого предсказывать не берусь…
Дуде было грустно от того, что он так ошибся в своем бывшем однокашнике. Хочешь ты этого или нет, а всегда становится грустно, когда в ком-то разочаровываешься…
В конце концов они все же помирились, но Дуда понимал, что это не мир, а только перемирие. Когда Элеш полностью успокоился, Дуда сказал, что он будет настаивать, чтобы дело Багаровой было передано в отдел центрального аппарата, поскольку нет уверенности, что Элеш со своими сотрудниками с ним справится.
В полдень Дуда пришел к майору Глушичке. Он уже успел ознакомиться с результатами вскрытия, с заключением о состоянии здоровья Адама и результатами дактилоскопической экспертизы. Дуда провел над всеми этими бумагами почти час, потягивая кофе, который он выклянчил у Марии Чамбаловой. И теперь он был готов дать точную информацию, высказать по делу свою точку зрения и обосновать предлагаемые мероприятия.
Положив бумаги на стол майора, Дуда сел на предложенный стул.
— Я думаю, товарищ майор, — начал он, — что этим делом нам надо заняться самим. Поэтому, если не возражаешь, я проинформирую тебя о нем подробнее. Это займет больше времени, но зато потом не нужно будет возвращаться к отдельным моментам. Согласен?
Глушичка хорошо знал Дуду. Он уже понял, что тот считает дело своим, и кивнул в знак согласия. Дуда начал свой доклад:
— Гелена Багарова работала в бухгалтерии национального предприятия «Тесла», куда пришла шесть лет назад. Она приехала из района Лукавец и поселилась у своей тетки по материнской линии. Ковачева, ее тетка, два года назад умерла, и Багарова по закону стала хозяйкой квартиры. Ее мать живет в деревне, отец во время второй мировой войны был партизаном, погиб. Круг ее друзей пока еще не выяснен. Убийство произошло следующим образом. Ее задушил неизвестный преступник, смерть наступила вчера между 17.30 и 18.30. Она была задушена руками, никаких следов борьбы нет. Место, где была найдена убитая, можно считать и местом преступления. В комнате на полу валялась только одна декоративная подушка. Багарова была случайно обнаружена соседкой, некой Маркетой Борковой. Вторая жертва, Войтех Адам, работает дворником в этом доме и может быть исключен из числа подозреваемых. Боркова в темноте споткнулась о его неподвижное тело, когда несла своей приятельнице Багаровой тарелку с только что испеченными пирогами. На фотографиях видно пироги и тарелку. Состояние здоровья дворника Адама, благодаря своевременному медицинскому вмешательству, хорошее, и, по словам главврача хирургической клиники, с ним через сутки можно будет говорить. У него сотрясение мозга от удара по голове твердым тупым предметом, но без серьезных последствий.
Попытку ограбления можно исключить. Сберкнижка с вкладом на сумму 7000 крон лежала на месте в ночном столике. Более того, в кухне были разбросаны деньги различного достоинства: одна купюра в 50 крон, две купюры по 20 крон, одна крона и мелочь. Там же был найден обрывок почтового перевода из Лукавца на 92 кроны, адресованного Гелене Багаровой. Отправитель Анна Багарова, ее мать. По словам жены дворника, Адам получил вчера эту сумму для Гелены Багаровой. На столе в комнате лежал небольшой блокнот-ежедневник. В нем разные пометки, но лист с датой 10 февраля 1969 года вырван. В ночном столике обнаружено письмо в конверте без адреса, без почтового штемпеля и без марки. В письме только поздравление с днем рождения и подпись «Душан», даты нет. В кухне под шкафом найден латунный пестик. Ступа стояла на столе. На пестике обнаружены следы крови и несколько волосков. По всей вероятности, это предмет, которым ударили Адама. Результаты экспертизы пока не готовы.
— Кто дал информацию журналистам? — прервал Дуду майор.
Дуда немного помолчал, обдумывая ответ, а потом заговорил как можно небрежнее, стараясь показать, что не придает этому большого значения:
— Наш общий приятель капитан Элеш берет все на себя. Но думаю, что это произошло случайно, из-за какой-то оплошности.
— Ну и ну! И я должен в это поверить? Начальник отдела допускает такую оплошность? — Глушичка так недоверчиво посмотрел на Дуду, что тот покраснел. — Ну, продолжай!
— Отпечатки пальцев принадлежат Багаровой, Адаму, Борковой, жене Адама и другим жителям дома. За исключением единственного отпечатка пальца левой руки. Кому он принадлежит — неизвестно. Подпоручик Фекиач обнаружил его на двери, ведущей из кухни в комнату. Из предварительных допросов явствует, что Багарову любили в доме. Она всем помогала, чем только могла, активно участвовала в работе гражданского комитета. В тот день, после обеда, дворник сказал жене, что почтальонша оставила ему для Багаровой деньги и он отнесет их наверх, как только Гелена вернется домой. Дворничиха не возразила мужу; он часто ходит по жильцам, а время от времени заглядывает на кружку пива в соседнюю пивную. Однако когда он пошел к Багаровой, установить не удалось.
Преступника никто не видел, никто ничего не мог сказать о каком-либо чужом человеке, находившемся в доме. Но есть надежда, что Адам завтра непременно нам что-нибудь скажет. Он наверняка разговаривал с преступником. Другая надежда слабее, но попытаться стоит. У Борковой пять детей. По ее словам, Багарова часто ей помогала. В тот день Боркова напекла к ужину пирогов и послала свою десятилетнюю дочку Марту угостить ими Багарову. Но та через минуту вернулась, уверяя, что у тети Гелены темно. С девочкой еще никто не разговаривал. Понимаешь, Боркова послала ребенка наверх, поскольку незадолго до этого собственными глазами видела свет на кухне у Багаровой. А вскоре Марта убеждается, что там темно. В этот промежуток времени преступник, вероятно, и покинул место преступления…
— И наконец, я думаю, — сказал в заключение Дуда, — что здесь нет смысла говорить об убийстве по политическим мотивам. Верно, что наши границы стали теперь, как Вацлавская площадь: кто хочет, приходит, уходит. Но я не думаю, чтобы какой-то диверсант приехал за сотни километров только для того, чтобы задушить молодую активистку гражданского комитета. В газетах дано короткое сообщение без всяких комментариев и измышлений, поэтому я не думаю, что убийство было заранее подготовлено с целью накалить страсти.
— Не фантазируй, — махнул рукой Глушичка.
— Я не фантазирую… Знаешь, как меня злит это сообщение в газетах. Ведь наши писаки могли наплести все что угодно. Если бы я мог… если бы мне не мешало хорошее воспитание, я бы врезал разок этому пижону Элешу.
— Не ругайся, лучше скажи, что ты предлагаешь?
— Я предлагаю забрать это дело. Честно говоря, я бы сам им занялся. Обработаю протоколы допросов, побываю на предприятии, а потом предложу тебе и план расследования…
— И для этого тебе нужно человек десять?
— Достаточно троих или четверых.
— Хорошо. И если нам даже поставят памятник, старик все равно не поймет, почему мы взялись за это дело. Не думаешь?
Глушичка сказал это так, что Дуда понял: одним из этих четверых будет сам начальник отдела.