— Но, но, Этушка, — пытался утихомирить Карас божественное создание, которое теперь больше походило на дьявола. — Ты же ведь знаешь, что тебя я люблю больше всех. Для тебя я всегда делаю все, что ты пожелаешь, разве не так?
— Это потому, что я нравлюсь тебе больше других, и потому, что ты можешь выдавать меня за свою родственницу, так как я тоже Карасова. С Юлкой и Агатой этот номер не пройдет.
— Они тоже хорошенькие, но до тебя им далеко, это говорю тебе я. Послушай, Этка, приготовь что-нибудь на завтрак. Ты что, еще не проголодалась?
— Приготовила б, если бы было из чего, — сказала она уже спокойно.
— Да тут же всего полно! — открыл он холодильник. — Моя кисонька сварит яички, — похлопал он ее пониже спины. Карас был рад, что успокоил бурю.
Этела Карасова не была с ним ни в каких родственных отношениях, так же как и две другие девушки, которые, по словам самого Караса, находились под его «защитой». Все они были у него временно прописаны как родственники. Этим самым он выбивал почву из-под ног тех, кто захотел бы привлечь его к ответственности за сомнительную деятельность этих дам. Будучи на пенсии по инвалидности, он, как видно, жил прекрасно. Впрочем, когда было надо, он умел в совершенстве сыграть роль согбенного, убитого болезнями старца, опасность проходила, и он опять пользовался всеми благами мира.
После королевского завтрака, приготовленного руками Этки, Карас проворно вышел из квартиры, чтобы не помешать ее свиданию. Выйдя на лестничную клетку, он хмуро посмотрел на табличку на дверях своей квартиры, потому что имя Михал Карас, написанное на дверях, никак не совпадало с именем Йозеф Бартонь, значившимся в паспорте, который лежал у него в кармане. Быстро спускаясь по лестнице, он подумал о том, что после вчерашнего посещения больницы от этого паспорта нужно избавиться.
Карас взглянул на часы. У него было достаточно времени, чтобы без опоздания прийти к месту условленной встречи, где, как он надеялся, ему легко удастся обменять доллары.
На улице он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что все «чисто». Вот так он всегда стрелял взглядами по тротуарам своей улицы, когда уходил из дома и когда возвращался домой. Это уже стало его привычкой: осторожность ведь никогда не помешает.
Впереди него, довольно далеко отсюда, на тротуаре, стоял какой-то человек. Прежде чем Карас смог определить, кто бы это мог быть, человек скрылся в переулке. Карас, насторожившийся было при виде его, вздохнул с облегчением.
— Чтоб тебя черти побрали! — прошептал он, снова увидев неизвестного, который неожиданно вынырнул на углу улицы и шел прямо на него. Наверное, он что-то потерял, так как шел нагнув голову и сосредоточенно всматриваясь в брусчатку тротуара.
Неизвестный шел так медленно и искал так внимательно, что едва не столкнулся с Карасом. «Пардон», — проговорил он, бросив на Караса рассеянный взгляд. Когда Карас увидел этот открытый взгляд, у него исчезло всякое подозрение, и он спросил:
— Что случилось, молодой человек? Вы что-то ищете?
Карас не заметил, как за его спиной на покатой улице тихо притормозил старый автомобиль с выключенным мотором. Он видел только широкую довольную улыбку на смуглом лице еще совсем недавно грустного молодого человека и два ряда крепких белых зубов. Молодой человек молча улыбался до тех пор, пока из машины не вышел другой молодой мужчина, ставший за спиной Караса. В эту минуту Карас услышал веселый ответ:
— Я ищу как раз вас, пан Бартонь, меня послали за вами.
— Ошибаетесь, молодой человек, — произнес Карас, тут же на глазах превращаясь из щеголя в старца с болезненным видом. — Я никакой не Бартонь, я — Карас.
Спина его сгорбилась, грудь впала, а плечи заметно опустились. Он мог даже менять положение морщинок на лице. Единственное, что он не мог делать, — это менять цвет кожи, иначе тогда это был бы настоящий хамелеон. Только сейчас он заметил, что молодой человек смотрит ему через плечо. Он оглянулся и увидел другого.
— Послушайте, что это такое?
— А вот что, — ответил второй молодой человек. — Сейчас вы поедете вместе с нами. Надо все-таки выяснить, кто же вы, собственно, на самом деле.
Старый лис проклинал себя за такую неосмотрительность и неосторожность. Надо же так попасться! В руках первого он увидел удостоверение с государственным гербом, так хорошо знакомое и такое неприятное.
Карас не протестовал, не сопротивлялся. Даже не потребовал официальный документ о задержании. Он быстро перебирал в голове все, что сделал за последнее время, но ни одной ошибки не находил. Очевидно, это просто случайность или недоразумение, жаль вот только, что этот паспорт с ним, можно было бы легко выкрутиться, но теперь придется признать, что этот паспортишко он, так сказать, в некотором роде использовал, но больше ничего.
— Чем я удостоился такого внимания, панове, что вы даже приготовили для меня экипаж? — пытался он шутить.
— Нас интересует только паспорт на имя Йозефа Бартоня и ваше вчерашнее посещение больницы.
— В таком случае я отказываюсь что-либо говорить, дока не посоветуюсь со своим адвокатом.
Старый автомобиль, к удивлению Караса, быстро и легко набрал хорошую скорость. Смуглый молодой человек, сидевший рядом с ним на заднем сиденье, только махнул рукой, услышав его слова:
— Не надо делать вид, пан Карас, будто мы не знакомы. Мы могли бы вызвать вас письменным извещением, но так, я думаю, будет удобнее и для нас, и для вас тоже. Не знаю, чем бы вам смог помочь адвокат. Думаете, он стал бы выгораживать вас? Он бы вам только посоветовал, чтобы вы сами во всем признались, сказали всю правду. Вот что для вас главное, а не адвокат. Да и деньги сэкономите.
Наступила тишина. Они миновали тихий район вилл и выехали на оживленную улицу, ведущую к центру города. Карас понимал, что спокойный тон молодого человека ровно ничего не значит.
Он охотно вышел из машины и, не протестуя, последовал наверх в одну из комнат здания госбезопасности. Здесь у него уже прошло всякое желание сопротивляться; он начал раздумывать, почему его привезли именно сюда. Он не совершил ничего страшного, исключая использование тех девчонок. Но сутенерство не расследует госбезопасность, для таких дел существует уголовная служба…
— Ну что, пан Бартонь, начнем? — услышал он первый вопрос. — Не лучше ли вам рассказать все самому, без всяких формальностей?
— Я, знаете ли, не Бартонь. Разумеется, я расскажу вам обо всем, что вас интересует. Буду рад, если мои показания помогут вам в раскрытии преступления… Сам я чист как стеклышко. А с этим паспортом я… просто пошутил. Случайно нашел его и еще не успел сдать.
— И вы решили пошутить с ним в больнице?
— Меня попросил об этом один незнакомец. Он будто бы прочитал в газете заметку о смерти одного человека, который мог быть его земляком, а времени проверить это у него не было. В том случае, если бы предположения его подтвердились, он непременно бы принял участие в его похоронах. Ну вот он и попросил меня установить это… за сотню. И из-за этого пустяка вы доставили меня сюда? Это что, по-вашему, большое преступление?
— Ну какое это преступление. Это всего лишь вознаграждение за услугу. А кто это был?
— Я его не знаю, панове. Могу вам поклясться в этом, чем угодно.
— Сотенку для вас не лишне получить и от незнакомого человека… если это, конечно, была сотня. Может, больше? Или сотня в иностранной валюте?
— Откуда бы взял иностранные деньги наш гражданин?
— Здесь вопросы задаю я, а вы обязаны на них отвечать. Учтите, что мы расследуем тяжкое преступление. Вы еще не поняли этого? Так вот знайте. Надеюсь, что вы поможете нам как свидетель?
Вид у Караса был совсем несчастный. Теребя костлявой рукой угол полы пальто, он все время думал о паспорте на имя Бартоня и долларах, лежавших в кармане. Вдруг они потребуют сейчас, чтобы он вывернул карманы? Вот будет дело! Если уж ему сказали, что он здесь выступает в качестве свидетеля, то не лучше ли свалить все на другого, разумеется, осторожно.
— Да, в иностранной валюте, в долларах… Хорошая сумма. Почему бы не помочь человеку? Но я его на самом деле не знаю. Деньги эти у меня с собой, могу их сдать.
— Когда он их вам дал? Сразу или потом, когда вы передали ему информацию?
— Потом, разумеется…
— И где вы ему передали эти сведения?
Оказавшись зажатым в углу, как крыса, он злобно выругался и добавил:
— Черт бы вас побрал! Я позвонил ему в гостиницу «Лотос». Номера телефона не помню.
— Пан Карас, мы знаем, что вы старый грубиян и сутенер, и ваши оскорбления мы, естественно, будем пропускать мимо ушей. Оскорбления обидны, если они исходят от порядочных людей. Не знаю, в состоянии ли вы это понять… В ваших интересах как можно быстрее вспомнить этот номер телефона. Не забывайте, что вы почти соучастник преступления, а вы хорошо знаете, что это такое.
— Это был номер триста восемьдесят три.
— Ну вот видите, как правдивые показания экономят нам время. Одну минуту.
Человек, ведущий допрос, снял трубку телефона и набрал номер. Услышав в трубке голос Йонака, он представился и сказал:
— У нас здесь тот самый осведомитель… Все в порядке. Работодатель просил передавать информацию в комнату номер триста восемьдесят три.
Он повесил трубку.
— Ну, что будем делать, пан Карас? Расскажите нам обо всем сами? Я думаю, что, сказав «а», надо сказать и «б». Зачем ходить вокруг да около? Нам сэкономите время и с себя, возможно, снимете подозрение и будете фигурировать в качестве… Одну минуту.
Он снял трубку зазвонившего телефона. С минуту слушал, бросая время от времени удивленный взгляд на Караса. «Хорошо, позвоню», — сказал он и положил трубку. Потом, многозначительно посмотрев на допрашиваемого, он произнес:
— А я уж думал, что вы и вправду решили быть откровенны. Оказывается, это далеко не так. Вы решили пойти по пути обмана официальных органов и, очевидно, думаете, что вам удастся поводить нас за нос? Вы бросили тень подозрения на невинного человека! Как это называется? Или вы хотите расширить перечень параграфов уголовного кодекса, по которым вам будет предъявлено обвинение? Вы не звонили в номер триста восемьдесят третий! То, что вы здесь мне сказали, — чушь!