— Еще один момент. По дороге с Высоких Татр вы фотографировали в местах, где это запрещается делать соответствующими дорожными знаками. Поэтому сдайте нам все имеющиеся у вас пленки.
Лицо Брауна застыло, рука с длинными пальцами скользнула к ноге, где он поставил маленький портфель. Неприятный голос попросил переводчика перевести фразу еще раз. Внимательно слушая перевод, Браун взглядом прищуренных глаз оценил выражение лиц присутствовавших в кабинете людей и не нашел в них каких-либо признаков уступчивости.
— Я ничего запрещенного не фотографировал. Я протестую! Это чистый вымысел!
— Господин Браун, как вы докажете, что говорите правду?
— Но позвольте?! Разве вам мало моего слова? Слова гражданина Соединенных Штатов.
— А если мало? Какое доказательство вы нам можете предъявить, кроме вашего слова? У меня есть причины подозревать, что вы засняли на свои пленки то, что фотографировать у нас запрещено.
— Я требую защиты. Вы еще за это ответите! Свяжите меня с нашим послом.
— Вы требуете этого уже во второй раз. Но это ведь не доказательство. Посол наверняка посоветует вам то же, что и я. В ваших же интересах.
— Конечно! Я ведь совсем беспомощен! Отдан вам на растерзание! Ну допустим, что я дам вам эти пленки. Но зачем они вам, если я даю честное слово, что нигде в запрещенной зоне не фотографировал?
— Не драматизируйте, господин Браун. Вы хорошо знаете, что у нас с пленками работают хорошие специалисты и они ни в коем случае не пострадают. Я перефразирую ваш вопрос: чего вы боитесь, если ваши пленки при проявлении не будут повреждены и если, по-вашему, в них нет ничего, касающегося нашей государственной тайны?
Американец понял, что опять проиграл спор за неимением надлежащих аргументов. Он махнул рукой и начал вытаскивать из портфеля пленки в кассетах.
Йонак кивнул Дуде, чтобы тот ему помог. Майор сделал это по-своему: перевернул вверх дном портфель над столом и высыпал все его содержимое. При этом он основательно простучал его, осмотрел со всех сторон и только потом начал складывать вещи назад. Кроме пленок, которые он положил перед Йонаком.
— Ну вот, — произнес Йонак, — семь пленок марки «Агфа», запомните, господин Браун. Это будет в протоколе, который вы подпишите в гостинице: мы привезем его вам туда.
Американец с полной покорностью судьбе смотрел на Йонака. Он был здесь уже более двух часов и за это время мысленно несколько раз поменял свои первоначальные планы. Прошла и его нетерпеливость. Зато нетерпеливость Глушички возрастала с каждой минутой. Такое чувство охватывало его всегда, когда он что-то недопонимал.
Он уже догадывался, что Йонак отпустит Брауна. И знал при этом, что с Брауном не все в порядке, несмотря на то что Урбан не признал в нем стрелявшего в него агента. Между тем руководитель группы, которая в течение допроса основательно обследовала машину Брауна, сообщил условленным способом, что осмотр принес интересные результаты. Группу инструктировал Йонак, так что Глушичка не стал интересоваться деталями обыска. Он полагал, что именно из-за этих «интересных результатов» Браун должен был бы остаться под присмотром.
Прощаясь с Брауном и Келли, он заставил себя улыбнуться. Когда за ними закрылась дверь, он, взволнованный, повернулся к Йонаку:
— Послушай, что мы делаем? Я думаю, что у нас есть все основания задержать его. Оснований у нас вполне достаточно. Но мы его отпустили!
— Спокойно, Виктор! Он останется под наблюдением, но это не означает, что он должен сидеть здесь. Теперь от финала нас отделяют всего несколько часов.
— Мы рискуем.
— Я знаю, но иногда приходится и рисковать. Я верю, что ребята не сделают ошибки, в противном случае мы можем проиграть. Но мы должны им верить, иначе нельзя… Ты тоже какой-то возбужденный, — обратился он к Дуде, едва тот появился в дверях. — Мы не совершили никакого опрометчивого поступка. И через несколько часов, — сказал он, выбивая трубку в пепельницу, — дело будет закончено. Который час? Половина четвертого… Теперь из-за одних только пленок он не будет знать покоя, вот увидите.
Высокие железные ворота остались открытыми после того, как белая машина с номером МНК 56-969 выехала со двора. Браун с такой силой сжал руль, что побелели суставы пальцев. Лицо его стало бледно-восковым. Рядом с ним неподвижно сидела Келли. Когда они выехали на широкую улицу, ведущую к центру города, Браун дал выход своей злости. Он ругался, плевался, проклинал все и вся. Келли хотела спросить его, что случилось, почему его так долго держали, но едва она открыла рот, как он прикрикнул на нее, чтобы она молчала.
Машина петляла в плотном транспортном потоке, как мышка, убегающая от кошки. Браун смотрел в оба, готовый сразу же заметить всякое подозрительное движение.
Он долго колесил по улицам города, иногда резко останавливался у тротуара, чтобы через несколько секунд поехать в обратном направлении. Постепенно Келли начала догадываться, в чем дело. Она поняла, что Браун хочет избавиться от возможных преследователей, очевидно, дело их дрянь. Она набралась смелости и спросила:
— Очень плохо, да?
Она почувствовала, что ее голос подействовал на него успокаивающе. Он сбавил скорость и посмотрел на нее. Едва заметно улыбнулся. Это была улыбка человека, который после большого потрясения начинает понемногу воспринимать окружающих его людей и предметы.
— Мы должны изменить наши планы, — сказал он. — Будет еще каждый полицейский трепать мне нервы… Что поделаешь, дорогая, видимо, надо уносить ноги. Как ты на это смотришь?
— Я думаю, что с полным желудком смотреть на мир, каким бы он ни был, гораздо веселее. Насколько я помню, с самого утра мы еще ничего не ели.
Она видела, что ее предложение пришлось ему по душе, однако ответа ждала напрасно. Он молчал, как воды в рот набрал.
— Это, наверное, твоя болезнь — ездить как сумасшедший, — вновь заговорила она. — Неужели тебе недостаточно одной неприятности? Я не раз бывала в подобных зарубежных поездках, но такого лихача еще не видела.
Она почувствовала на себе его изучающий взгляд и улыбнулась, чтобы сгладить резкость своих слов. Предложила ему сигарету, которую только что закурила.
— Не хочу, после еды. Тебе нечего волноваться, дорогая. За все это время ты ничего такого не сделала, так что в этом смысле ты совершенно чиста… Чего же ты тогда боишься? Вот мое положение значительно хуже.
Странное дело, подумала она, он говорит об опасности, как о погоде.
— Не следует ли нам обговорить дальнейшие планы?
— Подожди минуту.
Над рестораном «Будапешт» уже светилась неоновая реклама. Браун свернул к стоянке, расположенной в стороне от ресторана за посаженными в несколько рядов деревьями. Он заехал в дальний угол и поставил свою машину за «шкоду» так, чтобы не был виден номер.
— Если кто-нибудь поставит машину рядом с твоей, то тебе не выехать, — заметила Келли.
— Чепуха, выедем через газон, — махнул он небрежно рукой.
Он закрыл машину и проверил все ручки. Они вошли в ресторан и сели за маленький стол на троих в углу зала: сидя за этим столом, Браун мог просматривать все помещение. Он заказал еду, и, пока официантка не принесла ее, они не обменялись ни словом.
Они действительно сильно проголодались. Марго с аппетитом ела шницель, ее партнер тоже усиленно работал вилкой и ножом. Он сидел прямо, наблюдая за залом, и, только когда подносил вилку ко рту, немного склонял голову. Было без четверти четыре. В ресторане народу было мало, так как время обеда уже прошло, а ужин еще не наступил.
— Мы должны разойтись, — проговорил наконец Браун, проглотив очередной кусок мяса. — Я не удивлюсь, если какой-нибудь полицейский остановит и арестует меня. Глупое положение.
Келли вернулась к вопросу, который хотела задать ему, когда они только что выехали со двора управления уголовного розыска:
— А что, собственно, они хотели? Со мной та женщина говорила о всякой ерунде. Я вынуждена была сдерживать себя, чтобы сохранить спокойствие.
— Да крутились все вокруг этого происшествия. Даже угрожали судом. Та старуха будто бы потеряла работоспособность, — с усмешкой сказал он. — Здесь, наверное, работают и столетние. Но… они добивались чего-то другого. Уверен на сто процентов, что они основательно обшарили нашу машину. У меня не выходит из головы, почему они нас тогда отпустили? Здесь что-то не так.
— Вероятно, они не нашли то, что искали.
— Возможно. В их распоряжении было два часа — не так уж и много. Одним словом, мы расстаемся, дорогая.
— Не понимаю, почему?
— Послушай и тогда все поймешь. В семь в Вену летит самолет. Я забронировал в нем одно место, совершенно случайно, когда мы уже приехали. Я должен еще кое-что сделать. Ты поведешь машину, по дороге высадишь меня.
— Дальше я поеду одна?
— Одна. Имей в виду, что границы закрыты. Тебя будут там наверняка прощупывать, понимаешь? Но ты не бойся. Если будут спрашивать обо мне, скажешь им, что я остался здесь, а тебе нужно возвращаться. Понимаешь меня?
Они уже поели, и в это время подошла официантка, так что Келли не успела ему ответить. Она подождала, пока та убрала посуду. Дэн между тем подозвал старшего официанта, заказал две чашки кофе и заплатил за все. Кофе принесли быстро. Рядом с ними никого не было, и можно было продолжить разговор.
— Не могу же я одна предстать перед шефом…
— Не бойся, я там буду, возможно, раньше, чем ты. Встретимся в нашем кафе. Кто придет раньше, подождет другого. В машине нет ничего такого, из-за чего тебя могли бы задержать. Если же они к чему-нибудь прицепятся, машина оформлена на мое имя, ссылайся на меня. У тебя есть деньги?
— Есть. Это меня меньше всего волнует. Не нравится мне что-то все это, — сказала она с грустью и посмотрела ему в глаза. — Наверное, я к тебе слишком привыкла.
— Не будь сентиментальной, дорогая. Пойдем, мне еще надо посмотреть кое-что в машине.
Келли вздохнула с облегчением, увидев, что их машину никто не заблокировал. Она ловко вырулила со стоянки и поехала по маршруту, указанному Брауном. Он проходил недалеко от гостиницы «Лотос». Когда они проезжали мимо гостиницы, она почувствовала на руке его прикосновение. Она свернула к краю шоссе и остановила машину. Вокруг было пусто. Она осталась сидеть на своем месте, Браун вышел, чтобы осмотреть машину. Было 16 часов 22 минуты.