Всевластная таная могущественного Руфеса скинула накидку. Плюхнулась на диванчик в гостиной для посетителей, куда они добрались, и потащила прочь сапоги.
– Пока не пожру, наверх не полезу, – пригрозила она, натягивая на замёрзшую ногу толстенный вязаный носок. – Вот бабушка Розамунд обо мне позаботилась. Не то, что некоторые. И носочки приготовила, и пелерину, и плед…
– Работа у неё такая: заботиться, – проворчала Шарли, с удовольствием отхлёбывая горячий чай. – Она вон тебе и круассанов собственноручно налепила. Подумаешь, государственный визит! А для честных врачей сроду не допросишься.
– Что-то с Ольгой? – не поднимая глаз, ровным голосом осведомилась Кэм.
Она преувеличенно старательно разглядывала кружку, о которую согревала руки.
– Оттого и бесится, – сочувственно посмотрела на Шарли миссис Далтон. – Обследование с грехом пополам закончили. Сидим вот, мозги в кучу собираем. Как помочь – ума не приложу.
– Без хирургического вмешательства никак, – мрачно процедила Шарли, крутя в пальцах надкусанный круассан.
– А она его переживёт? – принялась понукать её Кэм. – Чего из тебя вечно тянуть приходится? Хватит выделываться! Я вам тоже не железная.
– Ольга умирает, – спокойно выложила главную новость миссис Далтон. – Точнее, не умирает, а умрёт.
– С её лошадиным здоровьем она всех нас переживёт, – попыталась зацепиться за край пропасти Кэм.
– Не в этот раз, – столкнула её в пропасть добрая патронесса.
– А в чём суть игры слов: не умирает, но умрёт? Её приговорили к казни? Кто-то, кто крупней и сволочней нартий?
– Лайсаки, – ещё спокойней обрадовала миссис Далтон.
– Они ж её любят, – брякнула таная, ничуть не заботясь о репутации умницы.
– Потому и прикончат, – глухо пробормотала Шарли, дощипывая огрызок круассана.
Под её ногами росла кучка крошек, к которой из-под кресла тянулся жадный мышиный нос.
– Только и ждут, когда Ольга окончательно свихнётся, – укоризненно продолжила не слишком-то воодушевлённая естествоиспытательница. – Пасут её день и ночь. А как момент настанет, лайсаки ей эвтаназию устроят. И нисколько не сомневаюсь, что рука поднимется. Ольгу-то они любят, а вот её мозг боятся нешуточно. Чуют, полагаю, нечто такое, о чём либо догадываются, либо точно знают. Но, что ты из них вытрясешь путного? Даже умей лайсаки говорить, ничего, кроме «так надо», мы бы, наверняка, не услыхали. Эта местная живность с её тайнами уже достала. Знать бы, кто её тут разводит. Найти бы этого умника, да тряхнуть, как следует.
– Ага, Кишагнин, к примеру, – съязвила Кэм. – Устроим моления с бденьями. Надо вырезать из Ольги эту дрянь. Если уж всё равно помирать, так хоть попробуем.
– Мы с Шарли не возьмёмся, – категорически отвергла её притязания миссис Далтон. – Мы, если ты помнишь, её голову уже вскрывали. И уже тогда там ничего нельзя было сделать. Даже если с тех пор ничего не изменилось… Я не стану делать бесполезную операцию. И не допущу никаких истерик по этому поводу. Мы все тут знаем, каково терять пациента. А ситуация с Ольгой ничем не отличается. Мне очень жаль, – вполне искренно вздохнула она. – Ольга хорошая девочка. Но тут уж мы с самого начала знали, что без последствий эксперимент над ней не останется. Обсуждалось же решение усыпить её. Но, три года назад мы этого не сделали. И я не сожалею об этом. Думаю, вы тоже. Поэтому, закроем эту тему до поры. Есть гораздо более насущные проблемы. Кэм, что там, у твоего супруга с северными бискиратами?
– Нормально у него с бискиратами, – не скрывая досады, позволила Кэм перетащить себя на другую тему. – Со дня на день в Однии скатится с должности младший аэт Берейс. Тогда северяне явятся переговорить. Раутмар не желает никаких шевелений, пока этот пёс – старший Берейс – не провалится в ад.
– Сам или помогут? – уточнила миссис Далтон безо всякого любопытства.
– Конечно, помогут. У самого-то мозгов не хватит отступить. Этот кретин всерьёз считает себя политиком и бизнесменом. Чтоб он сдох – собака! Столько времени отнял. И Варкаровы генералы всю плешь проели: дайте, ну, дайте его грохнуть без затей и политики! Я б дозволила, будь уверена, что они всё провернут без последствий. Но Раутмар прав: пускай народ Однии всё сделает сам. Варкаровы головорезы обязательно облажаются. Да и без них дело почти сделано: сегодня-завтра Берейс окончательно сдуется. Кредиторы уже делят его земли с недвижимостью.
– Стало быть, правителей востока и севера ты в кучу собрала, – задумчиво подытожила патронесса, что-то калькулируя в дальнозорких глазках. – И большую войну мы всё-таки затеваем.
– А куда деться, – зло буркнула Кэм, отставляя остывший чай. – Я как-то не готова к мысли, что мои внуки станут маршировать по Руфесу тупорылыми роботами. Да и Ордену за стенами не отсидеться. Слизняки хоть сто лет будут долбить Цитадель, но продолбятся. Не планетка тут скоро будет, а полное дерьмо. Так что я полезу в войну руками-ногами. А если вы решите отсидеться в сторонке…
– Заткнись, а! – снова вспучило Шарли. – Нам только твоих ультиматумов не доставало! Поговорим лучше о деле: отпускать Ольгу или запереть?
Глава 1
В которой я начинаю войну…
С грехом пополам
Раневская, помнится, предупреждала, дескать, семья заменяет всё. А потому, заводя её, трижды подумай, что тебе важней: всё или семья? Кое-кому семья обходится дороговато. А то и втридорога! Даже тем, кто не бегает за брачными узами, как щенок за косточкой. А самое скверное, что семья имеет тенденцию расширяться. И не всегда в результате твоих собственных плотских утех. Новые члены семьи ползут из всех щелей, подгоняемые то судьбой, то собственными шкурными интересами. И валятся на твою голову тараканами с потолка. Ты визжишь, машешь руками, мечешься, как наскипидаренная, словом производишь кучу шума, который пугает только тебя – тараканам на него плевать. Они приходят раз и навсегда, заполоняя всё пространство между достаточным и бесконечным.
С того момента, как подтвердилось, что моя деградация идёт полным ходом, я начала ощущать дефицит пространства. Даже в малонаселённой Цитадели – тоже моя семья, как не крути. Допустим, Дженнифер ещё можно стерпеть. Я успела достаточно насобачиться со свекровкой в нашей прошлой жизни, чтобы острые углы пообтесались и нашли свои пазы. Да и с Кэм уже попритёрлась: такая же стерва, как Джен, но уже переваренная и усвоенная организмом.
А вот две воинствующие тётки – Эби да Салли – точно встанут поперёк глотки скорей, чем я могу себе это позволить. Едва вернулась в Цитадель, с ходу взяли меня в оборот похлеще слизняка в башке. И лозунгом по роже: сдохни, но принеси пользу! Я им твержу, дескать, принести-то готова, да только у меня другие планы. Поклялась, мол, слизняков уничтожать, пока дышу, и всё в том же духе. Никакой программы спасения человечества: у меня с этими тварями чисто личное. Меня оперативно и аргументировано поставили на место. Дескать, их опыт бродяжничества по этому миру просто неоценим. А я цаца оранжерейная: у меня охранников больше, чем здравых мыслей в башке. Путешествовать без них так и не научилась, несмотря на горы предоставленной мне свободы.
Короче, в священных стенах Цитадели тремя чокнутыми соучредителями была создана партия спасения. Чего? Да, всего подряд. Мы посовещались и составили распорядок моей агонии, которая будет протекать не под крышей Цитадели, а на свежем воздухе. Я женщина гордая. Я не иду на компромиссы и сразу сдаюсь перед превосходящей силой обстоятельств.
Честно говоря, с соратницами мне круто повезло. Салли, если можно так выразиться, однокашница Кэм: того же призыва в этот мир, что и королева. Обе слезли с зеркала двадцать с лишним лет назад. Была ещё и третья приговорённая, но та куда-то пропала до моего явления народу. С телом Салли повезло меньше, чем Кэм: мускулистая вымахала глыба, высоченная. Но такая же падкая на авантюры. И даже где-то красивая. Светлые, почти золотистые густые кудри, которые эта гладиаторша беспощадно режет под мальчика. Огромные на диво синие глаза, гиперсексуально вспухшие губы модного в этом мире большого рта. Короче, мужикам нравится. Особенно её монументальная грудь.
С оружия эта валькирия балдела, как фанатка, окопавшаяся в подъезде поп-звезды. И наловчилась его употреблять с непередаваемым шиком. На медицинском факультете своего американского университета Салли, по-моему, преуспела лишь в хирургической травматологии, инфекциях, скептицизме и безбожии. Но главным её богатством оказалась непревзойдённая приспособляемость.
Эби вылупилась на нашем инкубаторском столе между Кэм и Шарли. Но в свои сорок два выглядела помоложе тридцатипятилетней королевы. Ей досталось тело южанки: тонкое, суховатое, гибкое, как лиана, и малогрудое, как моё собственное. Вот она точно офигенно хороша: тонкое личико, умопомрачительные губки, длиннющие чёрные волосы и огромные глаза. Не карие, какие нередко встречались в Руфесе, а беспросветно тёмные, как… У хавтана Катаяртана, которого мы с Варкаром умыкнули у северян.
Её рост меня бессовестно радовал. Эби возвышалась надо мной всего на полголовы, что продвигало меня по шкале уродства в сторону нормы. Что до повадок, так со своего медфака она вышла примерно с тем же багажом, что и Салли. Правда, в отличие от подруги, на Земле практика Эби не ограничилась пятью годами сверх ординатуры. Там её коллеги успели вытурить старушку взашей на законную пенсию. Для чего собрали коалицию помирившихся ради этого мэтров медицины.
В реальности Салли годилась ей во внучки, поэтому в дуэте двух отвязных медичек Эби исполняла первую партию. Её отношение к семейным экспериментам Кэм основывалось на трёх школьных уроках, посвящённых психологии семейной жизни – два из них она проспала. Закоренелая холостячка и в новой жизни не желала себя ограничивать прочными законными обязательствами. Мужиков почитала инопланетянами, у которых одна цель: похитить и насиловать в целях эксперимента – далеко не ограничиваясь лишь сексуальным насилием. От её феминистических загибов бывало также вес