– В прошлый раз, ты меня не выслушала до конца, – поучительным тоном попытались поставить меня на место. – Ты устроила истерику. Хотя судить о ситуации возможно, лишь имея полную информацию. Я четыре раза пытался с тобой поговорить. Но ты не даёшь мне такой возможности. А на этом этапе нам с тобой нужно постоянно взаимодействовать…
– Мне нечем с тобой взаимодействовать. У меня нет рук, чтобы тебя пришибить.
– Ну, руки у тебя, допустим, есть.
– Что?! – опешила я, и упустила концентрацию.
Наружные веки тут же схлопнулись. Бороться с ними снова я не желала – мне и так всё отлично слышно.
– Руки у тебя есть, – как само собой разумеющееся, повторил он. – Возможно, это не совсем то, к чему ты привыкла. Но это, несомненно, две конечности, сгибающиеся в привычных для тебя местах. С пальцами тоже всё в порядке: они очень подвижны и все шесть на каждой руке функционируют, как положено.
– Шесть? – окончательно растерялась я, не поспевая за потоком сногсшибательных новостей.
– Это только на руках, – заверил Тармени тоном священника, что успокаивал прихожанку, лишённую девственности прямо на исповеди. – На ногах пальцев пять, как ты и привыкла. Немного другое расположение…, но ты с этим быстро освоишься. Особенно при соответствующем способе передвижения.
– Значит, и ноги есть, – ухватилась я за позитивную новость.
Естественно, тотчас прислушалась к себе. Глухота, слепота и неподвижность помехой не стали: мне не впервой возрождаться из анестезии или постпереносного шока. Главное, встряхнулось настроение, которое изгадил этот вшивый экспериментатор, начав моё возрождение с известия о том, что я слизняк. Из тех, с кем у меня сложились непреодолимая вражда и непрекращаемая свара.
Мои веки снова разъехались, пропуская в голову рассеянный свет – видимо внутренние заслонки попрозрачней.
– Я всё-таки позволю себе закончить, – заявил этот негодяй, возвращаясь к нашей задушевной беседе. – Ты неверно оценила предоставленную тебе информацию. Объект, в который мне удалось поместить твоё сознание, вовсе не является уа-туа-ке-тау. Хотя и принадлежит к одному с ними классу. Но к разным видам.
– Большое облегчение, – зло процедила я, что в изложении этой ретрансляционной сволочи прозвучало, как одобрение.– Убери её! – взвизгнула я, неосторожно уронив уже освоенные внешние веки.
До внутренней пары дело так и не дошло – попробуй тут, когда тебя поминутно тотально уничтожают.
– Кого? – не понял рассудительный дуболом. – А, ты об этом. Прости, но я не стану его отключать. Во-первых, ты пока не можешь использовать… э-э-э… Назовём это мысленным речевым аппаратом. А это устройство позволяет тебе разговаривать, озвучивая твои мысли. Во-вторых… Знаешь, оказывается очень удобно общаться с тобой вот так, бесконтактно. Если я дистанцируюсь от твоих эмоций, наше общение приобретает более конструктивную форму.
– Не хочешь узнавать о себе всю правду? – поинтересовалась радиола под боком.
– Правду узнавать я весьма расположен в любой ситуации. Но твоё мнение обо мне далеко не всегда аргументировано. Критика должна быть конструктивной!
– Хочешь конструктивной критики?! – повысил голос передатчик моих мыслей, не повысив страсти. – Изволь. Как ты посмел опоздать, когда я отправилась подыхать?
– Опоздать? Разве ты испытывала дискомфорт в последние минуты жизни?
– Ещё какой! Да я себе чуть пупок не надорвала, открывая эти клятые крышки. А потом ещё древесину ломанную таскала. Все руки в занозах! А ты ещё осмеливаешься заикаться о дискомфорте? Это неприлично: заставлять женщину так вкалывать перед отбытием в рай. Туда она должна являться при полном параде. А не так, будто её кто-то пережарил и выбросил на помойку, ибо жрать такое невмоготу.
– Да, интересно было бы посмотреть, – искренно заинтересовался Тармени.
– На что?
– На место, куда люди надеются попасть после смерти. Я, конечно, слышал различные теории…
– Что там с вашими классами и видами? – вернула я его с неба на землю. – Кем я, в конце концов, стала? То ты пугаешь перевоплощением в слизняка, то расписываешь мои конечности. Так я всё-таки рыба или мясо?
– Принципиально ты теперь продукт симбиотической связи…
– Пардон, симбиотической – это что-то сложносочинённое?
– Скорей, сложносоставное. Ибо я ничего не сочинял. Эта технология была разработана…
– Заткнись, упырь! Никаких лекций по истории вопроса! – вежливо попросила его радиоточка. – Я желаю знать, в чью родословную влезла своей немытой рожей на этот раз.
– Джен вовсе не имела в виду…
– Тармени, я буду ходить?
– Конечно!
– А драться? У меня будут большие кулаки?
– Чувство юмора указывает, что твой период адаптации будет весьма…
– Пошёл вон! – мысленно зарыдала я.
– Ты тоже не имеешь в виду то, что предлагаешь. Ты не желаешь, чтобы я ушёл. И это в общении с людьми самый неудобный фактор. Причём, заметь: именно ты не позволяешь мне довести до конца ни одной мысли.
– Я не умею дослушивать до конца твои тупые мысли.
– Тогда кое-что пересмотрим. Ты будешь задавать вопросы.
– А ты будешь отвечать на те вопросы, что задаю я! Итак, слизняк и симбиоз. А что из себя представляет вторая половина? Или их больше двух?
– Их две. Но, я настаиваю, чтобы мы разобрались со слизняком. Ты не должна испытывать негативные эмоции из-за неправильного представления о сути произошедшего. Если уж на то пошло, меня тоже можно назвать слизняком. Но ты никогда не испытывала негативных эмоций по отношению ко мне.
– Да-а?
– И мой вид, и уа-туа-ке-тау есть суть единая нервная система, состоящая из нервных клеток и оболочки, – проигнорировав издёвку, начал лекцию продвинутый иновселенец. – И так же, как у вас, она отвечает за основные электрохимические и биоэлектронные нейронные процессы. Так уж случилось в процессе нашей эволюции, что наши мозги, как выражается Эби, бегают отдельно от тел. То есть они размножаются, как два отдельных типа особей. А вот бегают они всю жизнь вместе.
– И что с тем, кто именно бегает? Вы так же оккупируете их разум?
– На заре возникновения симбиоза, а затем и цивилизации, это были три вида животных. Они были отобраны по принципу максимально конструктивного функционала. Но никто не оккупировал их мозги. Симбиотическое слияние происходило в утробе матери носителя. Отсюда и способ проникновения в чужое тело. Хотя процесс проникновения не затрагивает уши. В этом нет ничего смешного. Перестань хихикать и слушай. То, о чём подумала ты, не отвечает истинному положению дел.
– Прости, я больше не буду перебивать. Итак, принцип понятен. И возможно, разумен – не мне судить чужую цивилизацию, что полный бред. Однако здешние обстоятельства отличаются от описанных тобой.
– Ты права, – вздохнул Тармени. – То, чем занимаются уа-туа-ке-тау, является преступлением. Мой народ никогда не занимал сформировавшийся мозг живой особи. Даже в младенческом возрасте. Во-первых, это негуманно.
– Да что ты! – не удержалась я от шпильки, проглоченной невозмутимостью радиолы.
– Во-вторых, неконструктивно. За период симбиотических отношений те особи, с которыми мы имели дело, значительно ушли вперёд. Я имею в виду, от своих собственных сородичей, что развивались самостоятельно. Наш симбиоз подарил животным-носителям огромные физиологические преимущества перед остальными.
– Ты сейчас о селекции?
– Не совсем. И если ты хочешь подробней остановиться на этом вопросе…
– Категорически не хочу. Но, принцип поняла. И, в принципе, не вижу в этом принципе… Погоди-ка!
Мне поплохело от убийственной мысли. Я немножко попаниковала, а потом решилась задать этот ужасный вопрос:
– И в кого ты меня запихнул? В какое животное?
– Конечно в то, которое для этого предназначено нашим ходом эволюции, – не понял сути моих ажитаций Тармени.
– А где ты его достал? Мне показалось, что ты потерялся. Что у тебя нет связи со своей вселенной.
– Тебе не показалось. Я же тебе…
– Где я сейчас… сижу и мыслю? – не позволила я ему смыться в дебри истории своей цивилизации.
– В представителе моего вида.
– А он откуда взялся?
– Я вырастил для тебя…
– Клонировал? Давай будем объяснять мне науку, как я её себе понимаю.
– Хорошо, я клонировал для тебя оба объекта: и мозг, как тебе это удобней понимать, и тело-носитель.
– А как же ты вырастил слизняка с дыркой вместо собственного сознания? Или ты его сознание выбросил? Ты же сам говорил, что симбиоз возможен только в самом начале развития.
– Я и начал с самого начала. Трансплантация твоего сознания произошла в момент зарождения особи моего вида. Когда она достигла подходящего физического состояния, я приступил к созданию тела. Симбиоз состоялся, как и положено, с развивающимся зародышем.
– Я что, в зародыше сижу? – обалдела я от таких пируэтов в процессе научных познаний, приобретаемых на собственной шкуре.
Даже распорядок моей предсмертной агонии всё больше казался родным и до боли желанным.
– Конечно, нет! – обалдел и Тармени от моей непроходимой тупости. – Ты же сама недавно училась открывать глаза. И постоянно злишься на ретранслятор, который слышишь собственными ушами. Или ты не представляешь себе зародыш внутри…
– Я лично вырастила в себе три таких зародыша! – воспоминание о Вейтеле ударило наотмашь, но я сумела остаться на плаву и продолжить: – Так что, не умничай. А чего ты хотел, после такой экскурсии в мою новую физиологию? Ёшкин дрын! Охренеть, какая затейливая реинкарнация: зверушка с осьминогом в башке. Мне бы сейчас на Землю. Порадовать индусов и перевернуть в гробу Высоцкого: мы-таки не умираем насовсем. За баобаб ничего утверждать не стану, пока на себе не испробую. Зато о переселении души негодяйки в облезлого кота смогу поведать со знанием дела. Жутко даже представить, каким тараканом я выползу из следующего переселенческого пункта.
– Я не всё понял. Особенно про индусов, баобаб и облезлого кота, – резюмировал Тармени после некоторых раздумий. – Но, если ты мне объяснишь…