– Привет, Шарли! – провыла я на манер приведения.
– Ольга? – неуверенно уточнила она, стянула очки и выдохнула: – Ну, конечно, это ты.
– Я не Ольга! – вновь провыло приведение, но уже не так уверенно.
– Джен довольно неплохо рисует, – напомнила мне эта зараза. – Твой портрет висит в её комнате. Только, почему ты явилась ко мне старухой с Земли? Да ещё такой… запущенной. Фу! Почему не предстала Ксейей? Та хоть и уродка, но помоложе, – с высокомерной ухмылкой полюбопытствовала эта злыдня.
И вот тут я дала маху. Растерялась, оттого, что до меня дошло: на внешности, конечно же, забыла сконцентрироваться. И явилась в том, к чему привыкла за многие десятилетия. А поскольку лучше всего запомнила себя последнюю, то прямо старухой и припёрлась. Да ещё с игривым буканьем, как идиотка!
– Чаю будешь? – с непередаваемой издёвкой поинтересовался этот британский недобиток. – Ты присаживайся…, если есть на что. Кстати, а как называется это твоё… агрегатное состояние?
– Богиня!
Из вредности уселась прямиком перед ней на всю её писанину и приняла облик первого, кто пришёл в голову.
– А почему не королева Виктория? – искренно удивилась Шарли портрету Шекспира.
– Лица её не помню, – проворчала я, напряглась и…
– Ох, как я поправилась! – слегка удивилась Шарли, разглядывая себя.
Я глянула на жирную гусеницу, обвившую её талию под тесной майкой. Поднатужилась и раздула гусеницу до размеров спасательного круга.
– Померла уже, а всё такая же сучка, – вздохнула Шарли и потянулась к халату.
– А ты чего не испугалась-то? – запоздало поинтересовалась я, вернувшись к облику пожилой Ольги.
На него не нужно было тратить усилий – он вырисовывался сам собой.
– Я всё знаю о Тармени, – не стала врать она. – Джен с Саргом убеждены, что этот ваш божественный приятель тебя спас. Прошло восемь лет, но они не растеряли своей уверенности. Я, кстати, тоже. Так, кто ты у нас теперь?
– Поклянись, что не заржёшь, тогда покажу. Тебе понравится.
– Показывай или убирайся, – фыркнула Шарли.
И я выдала ей свой подлинный нынешний портрет.
– Вот теперь ты, наконец-то, обрела самый подходящий облик, – грустно улыбнулась Шарли, и губы её дрогнули. – Тебе поразительно везёт на издёвки судьбы. У всех она как-то разнообразит: то прижмёт, то приголубит. А в тебя она прямо фонтанирует измывательством над личностью. Твоё невезение глобально и незыблемо. Кстати, где сей примат обретает в своём физическом воплощении? Он что, где-то рядом?
– Неа. Мой вид бабуинов не обитает на этой планете. И даже в нашей вселенной. Мне тут дышать невозможно. Так что я в очень и очень защищённом месте.
– Это твоё место на нашей планете? – требовательным голосом осведомилась врачиха.
– Об этом не спрашивай, – сурово указала я ей на недопустимость отдачи приказов приведениям. – И ни с кем меня не обсуждай. Тебе я доверилась, чтобы у меня был хотя бы один адекватный конфидент. Хотела, было, Далтон порадовать… Жаль, что она умерла. А я даже не попрощалась. Вы, чего ж её так запустили, врачихи липовые?
– Опомнись, – нахмурилась Шарли. – Ей было почти сто тридцать лет. Слушай, Ольга, скажи хотя бы: твой примат сильно отличается от наших?
– Не знаю, – честно призналась я. – Моя персона только снаружи примат. А в башке, как не парадоксально, снова слизняк. Им я и думаю. Он, в определённом смысле, дальний родич уа-туа-ке-тау.
– Мозг и тело эволюционировали отдельно, – до обидного быстро догадалась эта всезнайка. – Значит, западные стиломматофоры являются…
– Неа, не являются. Слизняки, которые становятся мозгами сородичей Тармени, и зараза на западе всего лишь дальняя родня. Как арбузы и помидоры, что у ботаников числятся ягодами, – не преминула блеснуть я научными познаниями, дабы утереть нос этой ходячей энциклопедии.
– Просветишь меня? – с лёгкостью утёрлась Шарли, сияя алчными глазками.
– Что, сейчас?
– А тебе что, нужно отдохнуть с дороги? Ты не собираешься просветить единственную в этом мире научную общественность? – наехал этот синий чулок.
– Ещё как собираюсь. И уж тебе-то выложу всё, чего нахваталась в божьих пенатах. У нас с тобой теперь свой симбиоз соорганизуется: я буду ушами, а ты…
– Мозгами. Хватит финтить. Давай, рассказывай, как свалилась на нижнюю ступень эволюции.
– Ты ещё поинтересуйся, не притащила ли я вам блох.
– Хватит, сказала! – долбанула кулаком по столу представительница земной интеллигенции.
Тоже вон, как приспичило, вмиг скатилась на нижние ступени социальной лестницы, где обитает всякое хамьё.
– Да хоть из шкуры выпрыгни, – отважно выпятила я грудь, но отчего-то отлетела подальше…, как дура. – Сегодня никакой лекции не будет. У меня столько времени нет, сколько новостей в башке.
– Пироги в духовке?
– Возвращаться надо. Тармени и лишней минутки не даст. Просто выдернет из саркофага, и тут я сразу исчезну.
– Почему?
– Знаешь, кто я у нас?
– Примат.
– Я у нас только-только выросла. И не доросла до длительных командировок в мир людей. Это мой первый дальний заплыв. До сих пор только к Эби с её хахалем и бегала.
– Как Эби? – оторопело проблеяла Шарли. – Она же… погибла.
Прикусывать разгулявшийся язык было поздно, и я сдалась без боя:
– Эби жива. И Арнэр тоже. Только я тебя умоляю! Это пока тайна.
Бедняжка Шарли не сразу взяла себя в дрожащие руки:
– Точно?
– Куда точней, если эта мерзавка мне всю кровь выпила, пока не…, – тут я успела поймать язык зубами и выкрутилась: – Пока не пришла в форму. Как бы в форму.
– А, если тебя святой водой окропить? – взялась за угрозы эта инквизиторша.
– Да хоть крест у меня на макушке выстругай. Сказала же: тайна.
– А я у нас без сплетен и часа не проживу, – обиделась Шарли.
– Я не о том. Просто, в двух словах не расскажешь. Ты же сразу во все подробности полезешь копаться. Кротиха неугомонная! А я к тебе на минуточку. Пробный визит. Вот натренируюсь не подыхать после таких путешествий, и стану тебе надоедать.
– Надоедай, – приняла она извинения. – У меня к твоей славянской разнузданности уже иммунитет. Но побудь человеком хоть секунду. Скажи: Эби всё еще сапиенс, или?
– Или, – выдала я крохотную часть глобальной тайны. – И даже не гоминид. Но, знаешь, она не в претензии. Хотя поначалу жутко скандалила. А теперь вполне радуется жизни.
– Она тоже не способна наносить визиты друзьям? – загрустила наша милая добрая Шарли.
– Пока да. Ты будешь смеяться, но и эта старая перечница ещё толком не выросла. Её опекунша не отпустит. А если Эби сбежит, тут такое начнётся! Содом и Гоморра.
– Её опекунша, случайно, не богиня земли и землетрясений? – грустно усмехнулась Шарли.
– Сама не финти! – возмутилась я. – И грустью своей фальшивой мне в морду не суйся. Забыла, что я вас всех насквозь вижу?!
– Ты чего орёшь, блаженная? – издевательски усмехнулась эта старая профурсетка.
– Не смей меня раскручивать на проболтаться! – взмыла я к потолку.
И тотчас вспомнила, как соскучилась по этой стерве. Просто нечеловечески соскучилась. А эта мерзавка, естественно, сразу унюхала мою мимолётную слабину: залыбилась сладенько. И включила в глазах такое понимание всех моих собственных печалей, будто лично меняла у мартышки подгузники.
– С Кэм встретиться не желаешь? – куснули меня в отместку.
Но я уже приободрилась и душевно подбоченилась. Глянула на неё издевательски и придумала себе вместо головы змеиную башку. Шарли заржала. Да так, что слёзы из глаз. Мне и самой смешно. На меня сейчас любой глянет и вмиг опознает: дух небесный. На преисподнюю ничто не указывает: ни рогов, ни копыт, ни дыма из ноздрей. Кстати, Эби в этом смысле больше напоминает силы зла с её-то экстерьером и рожей.
– По Гра-аре соскучилась? – сочувственно заметила Шарли.
Я мигом сообразила: расслабилась и приняла облик объекта размышлений. Благо, эта ходячая лаборатория ни за что не отличит одну нартиевидную туманность от другой.
– Соскучилась, – буркнула я, приводя себя в божеский вид. – Я вообще, по всем соскучилась. А, ты как хотела?
– Преодолевай и окрепнешь.
– Это лозунг британских феминисток?
– Нет, китайского философа. Так, что с Кэм? Не считаешь, что она заслужила правды? Убивалась по тебе, между прочим. Все глаза выплакала. Месяц из запоя не вылезала. Раутмар трижды сюда прибегал вешаться.
– Не пытайся меня разжалобить. Объяснила же: пока не могу. Вот ещё немножко подрасту…
– И долго тебе ещё расти? – моментально включился в Шарли потрошитель-натуралист.
Эти её переключения из «человекообразного» в «научно звероподобное» срабатывают быстро и беспощадно. Вот только-только чирикали по душам, как глядь: она уже лезет в печёнку холодной железкой. Мрак, а не женщина.
– Вроде бы, я уже почти выросла
– Вроде бы? – на лице Шарли отобразилось презрение гордой кометы к жёваной бумажке, вылетающей из трубки двоечника.
– Я, вообще-то, менеджер. Помнишь?
– Ты дура, – холодно отрезала она на полном серьёзе. – Не знать о себе элементарных вещей. Да ещё под боком с учёным из другой галактики.
– Другой вселенной, – для чего-то уточнила я.
– Ты хоть что-то путное узнала о своём новом виде? Самое элементарное: в чём его сильные стороны, какие опасности для существования…
– Да хоть из шкуры выпрыгни, – отважно выпятила я грудь, но отчего-то отлетела подальше…, как дура. – Сегодня никакой лекции не будет. У меня столько времени нет, сколько новостей в башке.
– Пироги в духовке?
– Возвращаться надо. Тармени и лишней минутки не даст. Просто выдернет из саркофага, и тут я сразу исчезну.
– Почему?
– Знаешь, кто я у нас?
– Примат.
– Я у нас только-только выросла. И не доросла до длительных командировок в мир людей. Это мой первый дальний заплыв. До сих пор только к Эби с её хахалем и бегала.
– Как Эби? – оторопело проблеяла Шарли. – Она же… погибла.