Слева мелькнула Рах и умчалась сквозь дыру в скале, за которой бушевал рёв нартий. Мы бесконечно долго карабкались, перепрыгивали и протискивались вслед за ней.
– Ловцы прошли не здесь, – заметил Арнэр, стаскивая меня с очередного каменного забора. – Здесь бы они яйцо не протащили.
– Неважно, – пыхтела я. – Мы достанем их, где угодно.
– В лагере остались только двое, – намекнул он. – Где-то здесь их не менее дюжины. Тебе лучше держаться позади меня, Сиятельная.
– Посмотрим, – вздохнула я перед очередным восхождением.
Мы и посмотрели. Столкнулись с этими ублюдками нос к носу. Правда, не со всеми. Их осталось шестеро. Без яйца. А на хвосте у гадёнышей висела гроздь разнокалиберных нартий. Однако ни одна из них не смогла бы спуститься в этот каменный хламник, не изувечив крыльев. Два острых, как бритва, козырька нависали над дырой в скале, мешая им приземлиться, так что на душе у мстителей было погано. У беглецов, впрочем, не лучше. А при виде нас они и вовсе заскучали: моя маска их здорово напугала.
У человека три базовых чувства: жадность, страх и жадность. На всё вокруг он смотрит сквозь эту трёхгранную призму, которая врёт на каждом шагу. Вот и эти млекопитающие желудки поверили своим глазам, которым сейчас очень сильно хотелось верить. Как же иначе, если габариты и вооружённость нартий здорово превосходили возможности двух людей, один из которых тощая девка. Я бы на их месте тоже выбрала нас.
Оценив моё брезгливое спокойствие, Арнэр слегка расслабился. Отказался от намерения закрыть меня грудью и достал флягу. Я отхлебнула первой, пока нас брали в кольцо. А неподалёку ниже по склону рассаживались нартии, которые больно уж подозрительно угомонились. За их спинами пронеслась Рух. Гра-ара прочертила пузом пространство и взмыла вверх перед самыми хвостами зрителей, успев им что-то проорать. Стало понятно, что моим девочкам удалось достучаться до этих пылающих гневом сердец.
А я восстановила, наконец-то, изнасилованное дыхание и поймала в мысленный прицел первую жертву. Но, счёт открыл не мутант. Хвостатая мелочь соскользнула с громадного валуна на шею рябому ухарю с нечёсаной гривой. Остальных его крик отвлёк лишь на мгновение: не до него. А вот моя жертва упала молча и покатилась вниз, утащив за собой небольшой камнепад. Четверо живых проводили труп мимолётными взглядами и продолжили наступление, осторожно карабкаясь к нам по склону.
Я сосредоточилась, и моя вторая жертва перестала дышать – мужик врезался башкой в камень, словно не крался к нам, а нёсся на всех парах. Четвёртый покойник коротко взвыл и рухнул, как подкошенный: такое чувство, что Рах вкатила ему лошадиную дозу яда. Цах «озаглавила» юркого правофлангового, располосовав ему лысину и смачно куснув ухо.
Оставался один амбал, что буквально врос в камни в нескольких шагах от Арнэра. Этот фрукт наблюдал за расправой с отстранённостью философа, узревшего, как хлопотливая мышь рухнула в элеватор, а через секунду в счастливый обморок. Он слегка отпрянул, когда Цах попрощалась со спиной лысого и сиганула ему под ноги. Амбал явно опознал легендарного лайсака и прыгнул в сторону.
Ринулся, было, вниз по склону и наткнулся на взгляд серебристых заинтересованных глаз. Негодяй затормозил и оскользнулся, отправив вниз водопад растревоженных камней. Обернувшись, он одарил меня люто ненавидящим взглядом. Я пожала плечами и отправила его катиться вниз по склону. Там в нетерпении переминалась парочка осмелевших нартов. Они проползли немного вперёд, плотней прижав крылья к бокам,. Острые козырьки нависали приговором уже в метре от спин.
– Осторожней! – невольно рявкнула я и получила в ответ отчётливый кивок.
Этот понятливый нарт и подцепил лапой обалдевшего от падения амбала. Потащил за собой, пятясь задом и пытаясь приподняться.
– Крылья! – взвизгнула я, потрясая кулаками.
Нарт прижал задницу к земле и досадливо скривился. Затем обречённо вздохнул, снял лапу с вопящего от боли амбала и отступил. Но брезгливо подцепил добычу зубами и скользнул назад…
А дальше я не смотрела. Потащилась обратно в дыру. Рах путалась в ногах, страшно ругаясь. Она извивалась змеёй, на хвост которой упал рояль, и продолжала скандалить. Белый, как снег, Арнэр топал позади. Впечатлений у мужика – полные штаны. У него в ногах путалась Цах, которая остыла так же быстро, как и воспламенилась. За нашими спинами злорадно трубили нартии – даже спасибо не сказали заразы.
Так мы и возвращались: усталые и молчаливые. Арнэр скользил рядом, аккуратно придерживая Сиятельную под локоток. И на него я не производила впечатления человека с двумя полноценными ногами.
– Что дальше? – с непередаваемым спокойствием уточнил охотник, перетащив меня через последнюю баррикаду.
Перед нами величественно опустилась Гра-ара, одарив нас царственным взглядом. Мой спутник пропустил вперёд донельзя довольных хвостатых бабёнок. Потом забрался на подставленное гигантское плечо сам и протянул руку мне. За спиной Гра-ары уходила в небо последняя нартия.
Подруга обеспечила нам трёхминутный комфортный перелёт к месту новых боевых действий. Но от посадочной площадки мы потащились обычным порядком: карабкаясь, перепрыгивая и протискиваясь. Причём, большинству в экипаже нашей боевой машины это не доставляло хлопот. Арнэр преодолевал препятствия, как дышал, а две лохматые вертихвостки разлеглись на его плечах, экономя силы. Этот волосатый охотник в своём дурацком азарте нисколечко не заботился о моей проходимости и скакал впереди с грацией горного козла, как натуральный баран. Я пупок надорвала, переваливаясь через барьеры, взятые им в один скок. Авангардом он был стоящим, а вот тылы прикрывал хреново. Я уже приготовилась улечься на землю и учинить бунт, когда на вершине последнего рубежа нарисовалась Рах.
Она материализовалась на камне перед самым моим носом: на полусогнутых, с прижатыми ушами и презрительным шипением. В башке вспыхнуло знойное желание прихлопнуть её подобранной неподалёку палкой. Но тут я споткнулась, колыхнулась и рухнула назад, ударившись попой о булыжник. Когда рядом приземлилась Рах, шипела уже я. А эта поганка сиганула в сторону и юркнула в щель между двумя глыбами ростом с меня. Я баба тренированная: перчатки в походе снимаю только перед сном. А потому непринуждённо проследовала за ней на карачках и протиснулась туда, куда она вошла, как обр в замковые ворота. Потом была следующая щель, и следующая, и ещё одна…
Удача редко приходит к умным осмотрительным людям – ей с ними неинтересно. Она предпочитает таких насекомых, как я: ей нравится гонять нас соломинкой и не заботиться о том, что для насекомых соломинка целое бревно. Я очень доверяла Рах, но откуда я взяла, что она справляется?
Первым впечатлением ушибленной в кувырках головы была мысль: в темноте нет ничего такого, чего нет при свете. Пережив вспышку в глазах, голова выдала следующий перл: оптимизм классная штука, когда он кстати. А когда в тебя вгрызаются темнота и боль, он как-то не вовремя. И радует не больше, чем таракана факт кончины под хрустальной туфелькой вместо вульгарного ободранного тапка. Третья мысль меня добила: странно, что падение в пропасть вызывает у меня какие-то насекомые ассоциации.
Сесть удалось с третьей попытки. Да и то бочком на правое бедро – задница выла от боли и сопротивлялась. Руки нисколько не помогали: левая висела без чувств, а правая вцепилась в неё, чтобы не потерять бесчувственную двойняшку. Единственным целым местом оставалась макушка. Но я исправила этот недочёт: попыталась встать и зажгла новое солнышко в глазах. Пережив его закат и тупую боль в черепушке, осторожно вытащила шею из плеч и запоздало ощупала пространство над головой: каменный свод висел прямо над ней. Прекрасно!
Немного оклемавшись и привыкнув к потёмкам, обнаружила, что угодила не в пещеру, а в какую-то подземную трубу. Труба протянулась под неприятным углом между светлой дыркой над головой и мраком позади. А взобраться по стене к свету и не мечтай! Мало того, что не допрыгну до дырки, так ещё и стенка с уклоном. Причём, не в ту сторону, куда бы мне хотелось, а вовнутрь. Натуральный канализационный люк с натуральной дурой внутри.
Никакая Серая шейка, оставшаяся зимовать в одиночестве, не способна так затосковать, как затосковала я. Завязалась в клубок и осторожно прилегла на чудом уцелевший правый бок. Чувствовала себя, как гордая Кармен, получившая сапогом по кастаньетам. Ей богу, не столько страшно, сколько обидно: ну, почему опять?! Если я продолжу так жить, то непременно откину копыта – надо же как-то поаккуратней с этим делом. Всю жизнь слушать прогнозы, что загнёшься от курения, а в результате окочуриться в каменном кишечнике незнакомой горы в чужом мире. А вокруг никого, кроме бактерий в твоём собственном кишечнике – сплошное засранство, а не судьба.
Недоумённое состояние. Зарезаться что ли с тоски? И как не стыдно так мучить живого человека? Интересно, а как это, когда душа отделяется от тела? На зеркале ничегошеньки прочувствовать не успела. Будто и не переносилась в пространстве, а перепрыгнула с табурета на табурет. И башка болит…
Рядом с отвагой покорившейся судьбе женщины мужские подвиги, как плешивые щенки рядом со львом в период расцвета его шевелюры. Тело ломит, и замёрзло до сосулек в брюхе. Перспективы покинуть это каменное дупло исчисляются отрицательными величинами. А я ползу внутрь горы с факелом веры в зубах: никто не исключит меня из этих тараканьих бегов, пока я не финиширую! Шанс доораться до помощи – которая непременно меня где-то ищет – использовала на полную катушку. Глотку сорвала, но эта канализация проглатывала звуки куда-то внутрь себя. Плевать! А плюю я так профессионально, что даже странно, как до сих пор не изобрели такой работы?
Рах, бесстыдно подслушав мои мысли, весело фыркнула, лизнула меня в подбородок и унеслась прочь. Обруганный оптимизм напомнил о том, какая замечательная штука ночное зрение. Я с ним легко согласилась. Даже воткнула свои пять копеек: Сарг всё-таки большая умница, если придумал шить куртки из сброшенных шкур нартиевой малышни. Отличная куртка получилась: в спине и локтях гнётся туговато, зато от переломов при падении в пещеры спасает.