– Глупости, – развалился в приплывшем кресле не тот, к кому я взывала. – Твои подруги со всем разобрались и чувствуют себя нормально. Пытались, было, побегать по горам, поискать пропавшую Ксейю. Но я их успокоил.
– Как? – подозрительно уточнила я, догадавшись, что конструктивного диалога не было.
– Конечно, не было. Я живу замкнуто и не люблю лишних контактов. Все твои подруги просто спят. И прямоходящие и летающие.
– Но…
– Их сон охраняют лайсаки и местные динозавры, как вы их классифицируете. В принципе, некоторое сходство есть…
– Ты и динозавров видал?
– Не на вашей планете. Не такой уж я и старый, – попенял он юной нахалке. – Так вот, здешние нартии охраняют сон твоих подруг. Лайсаки охотятся и отдыхают от ваших сумасшедших полётов. Кстати, я как-то пробовал проникнуться чувствами человека в полёте на нартии. Давно, когда аборигены учились соединять шкуры с помощью жил.
– Яйцо вернули? – напомнила я о последней причине своих тревог.
– Что? А! Вернули, конечно – куда оно денется. Местные нартии в восторге и вам очень симпатизируют. Полагаю, ты не преминешь этим воспользоваться.
– Естественно.
– Хочешь накинуть на Руфес воздушную сеть сообщений?
– Почему бы и нет?
– А народ не взбунтуется?
– В Юди привыкли быстрей, чем я успела осмыслить проблему противостояния.
– В центральных регионах народ не настолько отчаялся, чтобы стать отважным.
– А мы им и не навязываемся. Север нас полюбит. Юг тоже – они уже дозрели до отваги.
– У тебя на всё есть ответ, – довольно хмыкнул Тармени.
А у меня появилась новая причина поломать мозги. Вчера тоже показалось, но было не до науки. А нынче я совершенно ясно разглядела одну несуразность в поведении бога: тот не двигался. Верней, почти совсем не двигался, обходясь лишь самыми необходимыми телодвижениями. Мы уже несколько минут треплемся, а он, как упал в кресло в одной позе, так на миллиметр не сдвинулся. У меня бы задница уже запросила пощады. Особенно без подстилки на деревянном седалище.
– Меня это не беспокоит, – не стал напускать тумана Тармени. – Ткани моего тела не страдают от некроза, сосуды не слипаются, коленки не затекают, как вы это называете.
– Я не медик, – переварила я неправдоподобный анамнез. – Но звучит так, словно я…
– Впёрлась поржать на спиритический сеанс?
– Фу! Как неприлично шпионить за чужими мыслями.
– Не более чем любопытствовать по поводу чужой частной жизни, – немедля парировал бог.
– Прекрасно! Тогда, раз ты начал первым, я имею право на сатисфакцию.
Он возвел голубые очи горе… Нет, серые. Уже зелёные? Я вгляделась попристальней – матерь божья! Да его глаза меняют цвет, как стекляшки в раскрученном калейдоскопе. Ну да, они же медовые, янтарные, карие… Погодите-ка, люди добрые. Его лицо – до сих пор я удивлялась мимике бога, трепещущей крылом бабочки. А если смотреть, не отрываясь, то отчётливо заметно, как очертания лица просто плавают в границах. И борода – я вдруг заметила верёвочку, опоясавшую его балахон. А ведь прежде любовалась бородой до… ниже пупка. И она живёт своей жизнью, экспериментируя с длиной и формой. Мираж?
– Почти, – подтвердил Тармени. – Конечно, не совсем верное определение, но тебе так привычней. Я не осязаем, – предупредил он возможный акт прощупывания. – Как у тебя с физикой элементарных частиц?
– Кисло, – заскучала я. – Ты бог, вот и найди простые слова для одной конкретной божьей твари.
– Ты знаешь, как возникает вселенная? – неохотно поинтересовался он с видом невролога, загнанного на подработку проктологом.
– Конечно, – не без апломба отважно заявила я. – Оно сначала взрывается. Потом то, что разлетелось по сторонам, постепенно склеивается и вырастает до больших размеров. Затем слипшееся маленькое притягивается к слипшемуся большому и крутится вокруг него по орбите. А всё остальное вакуум.
– Понятно, – уважительно кивнул Тармени. – Ты только что научила меня преподавать физику элементарных частиц удобрению.
– А это из репертуара Шарли, – буркнула я, мотая на ус.
– Вселенная, которую ты знаешь, нестабильна. Это понятно?
– Ну-у-у…
– В ней постоянно происходит крайне медленный, но непрерывный процесс дезинтеграции материи. Кстати, в конечном итоге это приведёт к исчезновению вашей материи, из которой состоите вы и всё вокруг. Однажды – но очень нескоро – в вашей вселенной появится… зародыш новой материи. Совершенно иной, понимаешь?
– Нет.
– Превосходно. Этот зародыш такой могучий, что способен… Нет, обязательно сожрёт всю эту материю, – живописно повёл руками бог. – И на месте вашей вселенной появится другая. Совершенно иная. Вот ваша вселенная, к примеру, состоит из пятнадцати различных частиц материи и пяти сил. А в новой их число может увеличиться или уменьшиться. Или…
– А ты тут причём? – поинтересовалась я тоном гимназистки, поймавшей подругу под гусаром.
– Умница! – восхитился бог. – В самую точку: я тут совершенно не причём. И вообще, кажется, начал слишком издалека. Коротко говоря, я из другой вселенной.
– А наши приведения – это тоже из твоей иной вселенной? – глубокомысленно поинтересовалась я.
– Нет, из вашего альтернативного восприятия мира: из неизлечимых психических аномалий.
– Не будем переходить на личности, – миролюбиво предложила я. – Как ни странно, мне всё это понятно. Но, где-то в принципе. Детали неинтересны, поскольку неподъёмны для моего мозга. А ему и так есть, чем заняться. Так что можно мне считать тебя духом? Нет, пусть лучше будет комок энергии – я всё-таки два университета одолела. Хотя, пусть ты будешь богом.
– Лучше не надо, – осторожно попросил Тармени. – Я как-то, очень давно попытался идентифицироваться в этом мире и пошёл на контакт. И что вышло? – в расстройстве закатил он бровь на подбородок и лишился левой руки. – Великий, блистательный, повелевающий битвами! И, только представь себе: женатый на смерти! Если отбросить тот факт, что сам процесс женитьбы в моём случае так же нелеп, как для тебя фотосинтез, то выбор моей супруги просто удручает. За несколько тысяч лет, что я провёл прикованным к этой планете, мне не довелось убить ни единого живого существа. Это просто физически невозможно. Так же, как человеку задушить облако.
– А как обстоят дела с Тармени «вездесущим» и «всепроникающим»?
– Это чистейшая правда, – признал он. – Я и вправду могу исчезнуть и появиться в любой точке планеты. Видишь ли, здесь для меня нет ни времени, ни расстояния.
– Даже прошлого с будущим?
– Не передёргивай, – поморщился он. – Лишь в реальном формате.
– А что со «всеохраняющим» и «всеобъединяющим»?
– Обойдётесь, – хмыкнул Тармени, отчего его лоб подрос, а щёки сдулись. – Самое бездарное занятие: вмешательство в дела иных существ. Реальной помощи ноль. А разочарования бездна. Причём, с обеих сторон. Нет уж, свою жизнь портите как-нибудь сами.
– Не скучно без электората? – съехидничала я. – Всё-таки тысячи лет.
– Ну, почему же? Я всегда в гуще событий. Люблю наблюдать за парадоксальностью людей. К тому же, сбор научной информации входит в мои прямые обязанности. Несколько тысяч лет, на самом деле, не такой уж и большой срок. Я и пятой части информационных сот накопителя не заполнил. Причём, на всех шести планетах, которые изучал.
– Так ты всё-таки физик или биолог?
– Всё вместе, – совершенно буднично констатировал он, окончательно смяв эпохально встречу с делегатом запредельной вселенной.
– А как ты добываешь еду и всё остальное? – задала я вполне уместный естественный вопрос. – На тебя здесь кто-то работает?
– Если бы вчера ты не нуждалась во сне, то на месте, где я сидел, обнаружила бы лужу, – вкрадчиво прозвучал божественный голос. – Думаю, тебе было приятно выпить чайку с живой душой после долгой одинокой борьбы за жизнь? Ну вот. А мне это ничего не стоило. Что до материального, то за время моего пребывания в этом мире его столько натаскали богу! Тебе на десять реинкарнаций хватит. Если ты, конечно, не пожелаешь обзавестись бессмертием.
Последнее заявление сбило меня с ног, как самоубийцу, который заявил о праве «тоже бегать по рельсам». Оно взорвалось в голове сверхновой, но тут же быстренько утухло. Подозрительно быстро для естественных биохимических процессов организма человека: как в ледяную воду окунули. Я испытующе посмотрела в пестрящие глазки – Тармени трогательно улыбнулся, надув узкие губы до гротескной толщины. Я приняла извинения, и мы продолжили болтать о том, о сём.
О статистически-исследовательском для него и насущном для меня. Я впервые встретила кого-то, кто знал не много, а всё. Весь расклад местной политической подковёрной возни этот божественный чиновник аккуратненько протоколировал и паковал в эти свои соты с тупой исполнительностью пчелы. Я представила себе бессмертную улитку, запущенную ползать по экватору – примерно так выглядела его жизнедеятельность, которую нельзя так обозвать даже с натяжкой. Скорей существование, в котором существенного кот наплакал.
– У тебя друзья-то есть? – вылезла из меня сердобольность.
– Есть! – гордо провозгласил Тармени и в буквальном смысле расплылся улыбкой на пол-лица.
Явившаяся откуда-то Рах моментально подтвердила наличие факта. Притащившиеся за ней Цах и Чах радостно загомонили. Они полезли вверх по креслу на божественные колени…, чтобы провалиться сквозь них.
– Так это ты их создал! – озарило меня. – А вся планета голову ломает: кто да откуда?
– Не создал, – задумчиво поправил меня Тармени, поглаживая счастливых подопечных. – Чуть-чуть подкорректировал. Яд – это изобретение местной природы. Мне бы такое и в голову не пришло. А вот разум – тут да, целиком моя ответственность. Печально любить того, кто всего лишь отвечает удовольствием на твою заботу. Хочется и для души чего-нибудь этакого.
– И нартии?
– Неудачный эксперимент, – досадливо поморщился бог. – Всей пользы: внедрение в их гены табу на человеческое мясо. А что до общения... Такие неприятные твари, что не передать. Базироваться у них под местом их гнездования удобно. Это гарантирует, что рядом не станут селиться люди. Но общаться с такими соседями – это увольте! Уж не знаю, на каком языке ты с ними договариваешься, но я для таких контактов оказался слишком косноязычным.