— Вы хотите сказать, ваша дочь оказалась невольным свидетелем?
— Да. Она прилегла в гамаке на воздухе и не знала, что происходит в доме. А когда вошла, увидела весь этот ужас, потрясение было настолько сильным, что она упала в обморок. Слуги находились у себя, ей никто не оказал помощь. Не спрашивайте, жуткие воспоминания. Я сразу забрал дочь, но увиденное там долго стояло у неё перед глазами, она бредила ночами, звала барона и баронессу. В общем, кошмар да и только.
— Представляю, как непросто пережить молоденькой девушке, к тому же предыдущая рана беспокоила её сознание и душу.
— Спасибо, вы всё правильно поняли.
— И как вам удалось её успокоить?
— Увёз на воды и долго не возвращался. Старался опекать, отвлекать от плохих мыслей и воспоминаний.
— Можно позавидовать вашему самообладанию и терпению.
— Мать Эмили покинула нас во время затяжных родов. Она потеряла много крови, спасти не удалось. Я растил дочь один. Никогда с ней не расставался. Она очень похожа на свою мать — мою супругу, которую я люблю и поныне.
— Искренне от души сочувствую вам.
— Благодарю вас. А как вы узнали, что мы были у Уокеров?
— Нашёл платок Эмили на нижнем этаже. Представляете, она упросила служанку сводить её в подземелье, хотела посмотреть картинную галерею.
— Я не знал. И вы подумали… — барон посмотрел на Мейсона с укором.
— Не важно, это уже не имеет значения, — Мейсону было неловко перед бароном, он понимал, надо объясниться. — Сомнения одолевали, не стану вас обманывать. Терялся в догадках. Факты помогли, всё прояснилось и слава Богу. Отдыхайте, больше не смею задерживать. После встречи с Эдгаром увидимся.
— Буду с нетерпением ждать. Лёгкой вам дороги.
— Благодарю.
Мейсон приехал в порт Бристоля. Он хотел на месте ещё раз представить и проанализировать последние минуты жизни Георга.
Уильям подошёл к пристани.
Природа тонко чувствует и моментально реагирует на бесчеловечные замыслы людей.
Картина, которая предстала перед его глазами, отразила напряжение, витавшее в воздухе еще задолго до трагедии — гибели Γеорга Уокера. Она помогла Мейсону увидеть преступление во всех деталях.
Водная стихия разбушевалась. Подбираясь к берегу, как голодная волчица, она выверяла каждый шаг. Звериный инстинкт подгонял, но цель маячила впереди, хищница, сдерживая себя, выжидала удобного момента. В последнее мгновение она ринулась вперёд.
И с такой силой подкатывалась волна, что подбрасывала в воздух стоящие у берега лодки. Они падали и от сильного удара распадались в щепки.
Мейсон, не сдерживая эмоций, произнёс:
— Так вот же, вот, как на самом деле. Жаль, что нельзя в деле провести сравнительную характеристику. Я бы отважился. Идеальный портрет Мейбл Уокер.
В вышине носились взволнованные чайки, испуганно крича на волны, злобно растопыривая в стороны крылья, зависая над пеной и пряча наполненные страхом и гневом глаза.
Предчувствие беды… стихия разговаривала на своём языке. Но сыщику её язык знаком и ключ к разгадке стал доступным.
Мейсон понял — это было предупреждение. В тот день всё было точно также. Полицейские рассказывали, что непогода очень мешала проводить следственные действия. Им удалось поднять затонувшее тело. Но улики… канули в бездну.
Сообщник преступницы — Роберт Браун
Мейсон подъехал к дому, где жили Роберт Браун с мамой. Паркер терпеливо его ждал. Мейсон вышел из экипажа, приблизился к Паркеру и сказал:
— Приношу свои извинения, что заставил ждать. Появились срочные дела.
— Ничего-ничего. Я всё понимаю.
«Что это с инспектором? Не спорит, не возмущается, не противоречит, разговаривает спокойно, без колкостей и обидных намёков. Неужели осознал, что я вовсе не играюсь, а напряжённо работаю?» — думал Мейсон, глядя на Паркера.
— Благодарю вас, Паркер, пойдёмте. Схема та же. Входите вслед за мной по моему сигналу.
— Хорошо, мистер Мейсон, я помню.
— Не сомневаюсь, напомнил на всякий случай.
Сыщик прибавил шаг и в течение нескольких минут оказался у входной двери квартиры. Он постучал. Никто не ответил. Тогда Мейсон постучал сильнее. Щёлкнул ключ в замке, и дверь открылась. На пороге стоял Браун. Мейсон сразу обратил внимание, что он взбудоражен. Все душевные переживания, которые он долгое время держал в себе, тщательно скрывая, отразились на его лице.
— Это вы? Что вам угодно? Я всё сказал в прошлый раз, мне нечего добавить.
Браун находился в состоянии сильного возбуждения, Мейсон понял это. Браун сделал попытку закрыть перед сыщиком дверь, но Мейсон придержал её ногой.
— Позвольте войти, — сказал сыщик и, не дождавшись ответа, прошёл в квартиру. — Где ваша мама? — спросил он.
— В больнице и, между прочим, по вашей вине, — вызверился Браун.
— Что за глупости вы говорите, ей Богу, стыдно, взрослый человек, а ответственности за свои поступки нести не хочет.
Браун не ответил на реплику Мейсона.
— Пока мы не перешли к основному вопросу, вот вам бумага и карандаш, напишите, в какой больнице ваша мама, — между делом сказал Мейсон.
— Зачем это вам? — закричал Браун.
— Пишите, вам говорят. Нет времени на пустые разговоры, — повысил голос Мейсон. — Всех мерите одним мерилом на свой лад.
Любовник Мейбл стал выводить его из себя.
Браун машинально написал название больницы, делая Мейсону одолжение.
— Маму оставьте в покое, слышите, она не причастна, — громко заявил он.
— Это было понятно с первой нашей встречи, — спокойно ответил ему Мейсон. — Как подчас родные дети отравляют жизнь самому близкому человеку и не совестно, чёрная неблагодарность, называется, — Мейсон кипел, но старался не показывать своего состояния.
— Оставьте свои нравоучения для несмышленых либо умалишённых, противно слушать, — дерзил Браун.
Сыщик не принял к сведению его слова. Мнение о нём он сложил давно. Повторяться не хотел.
— Можете быть уверены, вашу маму никто беспокоить не собирается, ей и без нас досталось немало переживаний.
— Зачем вы ей всё рассказали, кто вас просил? Из-за вас она заболела, — кричал Браун.
— Ваша мама давно всё чувствовала и прекрасно понимала, чем эта история закончится. Так или иначе, узнала бы правду от полицейских.
— Причём здесь полицейские? Не надо мне навязывать чужого, я не вожу дружбу с представителями власти. Они не вызывают у меня доверия и интереса.
— Имеете и самое прямое. Преступница уже задержана, находится в полиции, с ней работают. Пришла ваша очередь. Вы были соучастником убийства, более того, вы подсыпали в чашку барона Уокера яд, желая отравить его. Против вас серьёзные улики, показания свидетелей, которые видели вас в тот день и час в замке Бельфорсбрук, когда свершилась трагедия. Последний раз советую — дайте правдивые показания пока вы дома. Суд учтёт и смягчит вам наказание. О маме подумайте. В противном случае, ваша песнь спета, Роберт Браун. Помните, при первом посещении я предлагал вам мирный диалог и полное раскаяние, которое принимается во внимание и рассматривается судом, причём в вашу пользу.
— Ещё чего? Вы в своём уме? — огрызался Браун. — Вот этого вы от меня не дождётесь.
— В таком случае передаю вас в руки полицейских, а они в свою очередь — правосудию. Ничего другого не остаётся. Вы сами меня вынуждаете к этому. Пожалуйста, Паркер, входите, — повернулся Мейсон лицом к двери.
— Да-да, мистер Мейсон, я здесь. Всё законспектировал. Ребята, — позвал Паркер полицейских.
— Подпись получите в полиции. Не надо терять время, — посоветовал Мейсон.
— Конечно, мистер Мейсон, — ответил Паркер.
Брауна начало лихорадить.
— Нет, господа хорошие, живым я вам не дамся, ишь, чего захотели… вы, что же думали, — закричал Браун. — «Истина никогда не побеждает. Просто умирают её противники», — процитировал он слова Макса Планка.
— Он ещё поучать нас вздумал, — бросил реплику Паркер. — Ребята, уводите его. Хватит с ним возиться.
В этот момент Браун выхватил из кармана штанин заранее приготовленный острый нож и резанул по венам. Порез оказался довольно глубоким, кровь хлынула струёй, Браун без сознания рухнул на пол.
— Кисейная барышня, устроил спектакль, — разозлился Мейсон. — Давайте жгут, быстро. — Паркер, не стойте, у вас имеются с собой бинт, спирт, что-нибудь? Действуйте, ну же. Глядишь, умрёт, потом нам отвечать, — поторапливал Мейсон.
— Не умрёт. Преступники народ крепкий. У нас всё есть. Уже несут, — с полным равнодушием ответил инспектор.
Полицейские поднесли жгут и помогли Мейсону наложить тугую жёсткую повязку.
— Теперь для подстраховки поверх повязки дополнительно наложите фиксатор и забирайте его. В полиции вызовите ему врача, дайте горячего сладкого чая.
— Хорошо, мистер Мейсон. Не сомневайтесь, всё выполню.
— На сегодня мы закончили. Спасибо всем за помощь. Ну и денёк выдался.
— И не говорите, мистер Мейсон, я весь вспотел от напряжения, — поделился Паркер.
— Посмотрите, с ним всё в порядке?
— Жить будет, — ответил Паркер.
— До суда точно будет, у него нет другого выхода, — вставил реплику сыщик, — гладя на бледное лицо Брауна. — Буду держать вас в курсе дел. Паркер, когда очнётся, не забудьте дать ему протокол подписать.
— Не забуду.
— Спасибо. На этом всё, всем спасибо за службу, — сказал Мейсон и покинул квартиру Брауна.
Мейсон возвращался домой поздно, голодный и усталый. Он приподнял голову, и перед его глазами предстала картина. Уильям остолбенел.
Как в зеркальном отражении луна раздвоилась на две половинки. Мглой затянуло её контуры, они слабо просматривались, и все очертания казались размытыми. Картина завораживала. На фоне чёрного полотна небосклона магически притягивало взгляд светящееся видоизменяющееся пятно. Через несколько мгновений расстояние между видимыми половинками расширилось, будто они нехотя расставались, отдаляясь одна от другой. И вдруг в мгновение ока бросились друг другу в объятия, вновь срослись в единое мутное пятно, от которого в разные стороны рассыпались серебристые