«со 100 голов» и дает 20 тысяч с миллиона человек; это, видимо, близкая к реальной численность населения Северо-Восточной и Северной Руси того времени).
Как бы то ни было, Василий Васильевич смог договориться с ханом и получить свободу. Из Курмыша великий князь был отпущен на день Покрова Святой Богородицы – 1 октября 1445 года[310]. Тогда же с сообщением об этом к матери Василия Софье Витовтовне отправился гонец Андрей Плещеев.
После получения известий о возвращении Василия Васильевича из татарского плена Дмитрию Шемяке пришлось уйти в свои города, но замирение продолжалось ненадолго. Вынужденный собирать для Орды выкуп за свое освобождение, Василий II быстро потерял поддержку горожан и служилых людей. Заколебались, похоже, и церковные иерархи, ранее всегда поддерживавшие великого князя как борца с унией. Но в этот раз они остались в стороне, похоже, недовольные чрезмерными уступками татарам. В пользу такого предположения свидетельствует нейтральная позиция властей Троице-Сергиева монастыря во время последующего пленения государя (об этом будет сказано ниже). Тогда и возник княжеский союз, направленный на низвержение Василия II. Его возглавил Дмитрий Шемяка, к которому присоединились Иван Андреевич Можайский и Борис Александрович Тверской (женатый на родной сестре Ивана Можайского Анастасии). Среди их сторонников упоминается и Иван Федорович Старков[311], прежде верно служивший Василию II.
Переворот произошел в феврале 1446 года. Сначала захватили Москву, покинутую великим князем, отправившимся на богомолье в Троице-Сергиев монастырь перед Великим постом (в 1446 году он начинался 28 февраля). А. М. Сахаров предположил, что Василий II поехал в обитель, осознавая спровоцированное его действиями недовольство народа и намереваясь заручиться помощью старцев: «князь поспешил в давний оплот московских князей отправился с дарами…, надеясь получить его поддержку. Возможно, что великий князь уже располагал какими-либо сведениями о деятельности своих противников в этом крупнейшем монастыре и старался склонить монастырь на свою сторону»[312]. В поддержке государь действительно нуждался, но Москву вряд ли бы оставил, зная о деятельности противников. Интересную версию выдвинул А. В. Экземплярский, увидевший в отъезде великого князя происки недругов: «Союзники (Шемяка и Иван Можайский. – В. В.) следили чрез своих московских сообщников за каждым шагом Василия Васильевича, выжидая случая для нападения… Враги его находились в то время в Рузе, откуда ссылались с своими московскими единомышленниками»[313]. С Экземплярским были согласны Л. В. Черепнин[314] и Р. Г. Скрынников, по утверждению которого Шемяка и Иван Можайский в ожидании отъезда великого князя сосредоточили свои войска в Москве и затем легко овладели столицей, застигнув гарнизон врасплох[315]. В настоящее время точку зрения о возникшем в московском обществе широком заговоре разделяет Г. С. Дмитриев. Но вопрос о лоббировании поездки государя к Троице скрытыми недругами он обходит[316]. И не зря. Еще А. А. Зимин указал, что «никаких данных в пользу догадки о том, что выезд Василия II подготовили его противники, у нас нет»[317]. Другое дело, заговорщики, зная о поездке, – вряд ли подготовка к ней держалась в тайне, сполна воспользовались этим обстоятельством и нанесли удар в самое подходящее время.
Это произошло в ночь на 13 февраля 1446 года, в Воскресение о блудном сыне, «в 9 часу нощи». Отряды Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского захватили Москву «изгоном» — внезапной атакой. И «не бяше бо в нем противящиеся им». Летописцы сообщали об избиении ближних бояр государя, ограблении казны и захвате великих княгинь Софии Витовны и Марии Ярославны[318]. Возникает закономерный вопрос: почему нападавшим не помешали многочисленные дворовые служилые люди, всегда прежде поддерживавшие Василия II? Часть из них, несомненно, отбыла с государем в Троице-Сергиев монастырь (где, скажем, забегая вперед, не стала князя защищать), но большая часть осталась в столице. Стали ли они участниками заговора (что вряд ли) или просто предпочли остаться в стороне – неизвестно, но вполне вероятно. Потому-то так поразил современников поступок Федора Басенка, единственного служилого человека, отказавшегося присягнуть Дмитрию Шемяке. Это поможет впоследствии карьере воеводы, несомненно, преданного своему государю.
После взятия Москвы главный заговорщик Шемяка остался в столице, устанавливая свои порядки, а к Троице-Сергиеву монастырю выдвинулся сильный отряд, по сути, настоящее войско Ивана Андреевича Можайского. В этой рати были и люди Дмитрия Юрьевича. Василия II захватили прямо в обители при полном попустительстве дворян и монастырских властей. Впрочем, в произошедшем виноват был он сам, вновь недооценивший угрозу со стороны недовольных родичей. По словам Л. В. Черепнина, поражает исключительная беспечность и недальновидность Василия «он ведь прямо шел навстречу планам врага!»[319]. С этим выводом нельзя не согласиться, учитывая, что накануне нападения великий князь получил сообщение о планах заговорщиков, которому не поверил. Об этом стоит рассказать подробнее. Прямо во время церковной службы в Троицком соборе (на литургии) государя, молящегося у гроба Святого Сергия, известил о перевороте в Москве рязанец Бунко, который «восхоте добра великому князю»[320]. Он же поведал и о готовящемся захвате самого Василия Васильевича. Однако Бунко не поверили, так как незадолго до этого тот оставил службу государю и отъехал к Шемяке. Великий князь заявил: «Сии смущают нас, аз со своей братьею в крестном целовании, то как может то бы/ти так?»[321]. Незадачливого Бунко выдворили из обители, да при этом еще и побили.
Все же некоторое здравомыслие у Василия Васильевича осталось, и он приказал послать небольшой дозорный отряд к городку Радонеж[322], откуда с горы хорошо просматривалась дорога на Москву[323]. Эта мера не помогла. Видимо, в монастыре у Ивана Андреевича были свои люди, которые сообщили о выставленной стороже. Или же ее обнаружили разведчики князя. Во всяком случае, зная о дозоре на горе за Радонежем, князь применил военную хитрость – приказал собрать в окрестных селах множество саней, в которых спрятал под рогожами своих воинов в доспехах. «Он же (Иван Можайский. – В. В.) повеле сани многая изрядити, как возы срогозинами, а иные с полстми, а в них по два человека в доспесе, а третей после идет, как бы за возом, и как уже передний минута их, и тако выскакаше все из саней и поимаша их, а убежати им нелзе, поне же убо тогда снег был 9 пядей»[324].
13 февраля 1446 года уже и в Троицкой обители были замечены многочисленные отряды, идущие от Радонежа к монастырю. Когда опасность стала очевидной, Василий Васильевич решил бежать и устремился к Конюшенному двору. Но оседланных лошадей там не оказалось. Как и тех, кто мог бы подготовить коня в дорогу. Государю пришлось прятаться в Троицком храме, куда его пустил и где запер пономарь инок Никифор[325]. Возможно, отказавшись от бегства, великий князь отвлекал внимание, позволив скрыться своим детям, тогда же увезенным дядькой князем Иваном Ряполовским в Муром[326].
О том, где прячется Василий II, налетчикам сообщили два монастырских старца «ненавидясчии князя великаго»[327].
Похоже на правду. Люди Ивана Можайского, ворвавшись в обитель, сражу же устремились к Троицкому собору, зная точно, где искать попавшего в ловушку государя.
Первым в монастырь ворвался конный отряд боярина Никиты Константиновича Добрынского. Летописцев особенно возмутило то, что он прямо на коне въехал на лестницу «к передним дверем церковным». Правда, к радости доверчивых книжников, святотатца сразу же настигло тяжкое наказание – сойдя с коня, воевода ударился о камень, упал и сильно ушибся. Когда спешившиеся воины подняли своего командира, то обнаружили, что Добрынский «бысть яко пианъ, а лице его, яко мертвецго бе»[328]. По этой причине начать переговоры с затворившимся в храме Василием Васильевичем пришлось самому Ивану Можайскому. По-видимому, первоначально тот планировал остаться в стороне и не участвовать лично в захвате двоюродного брата. Но досадный случай вынудил его выйти из тени и обратиться к великому князю.
Василий Васильевич, услышав голос родича, предлагавшего сдаться, сопротивляться не стал и только просил Ивана Андреевича позволить ему постричься в монахи: «Брате, помилуйте мя, не лишите мя зрети образа божиа и пречистые матери его, и всех святых его, а не иду из монастыря сего и власы главы своея урежу зде».
Возможно, это был бы лучший выход для всех. Но Иван Можайский, уговорив великого князя отворить двери, сразу удалился, передав командование, видимо, уже оправившемуся от падения воеводе Добрынскому и приказав: «возьми его». Боярин тотчас же объявил Василию: «Пойман еси великим князем Дмитрием Юрьевичем»