Президентская партия (партия власти) мыслится в России, пережившей семьдесят лет коммунистической власти, не как возможная правящая партия в западном смысле — для этого надо менять конституционный статус президента, — а как послушное орудие президентской власти, как средство полного подчинения Думы и как гарантия переизбрания президента на новый срок. Конечно, Дума и без этого, в конце концов, подчиняется воле президента. Но иногда она может взбрыкнуть, что вредит репутации президента. И с выборами всякое может случиться. Разочарование массы населения может накопиться. Одним словом, демократия демократией, а «Кремль» должен быть реальной высшей властью. А это пахнет советским «Кремлем», сталинизмом, диктатурой. Плюс к тому, для фактического (а не показного, как сейчас говорят, виртуального) управления страной в российских условиях нужна действительно сильная власть, подобная советскому «Кремлю», а это невозможно без партии, подобной по реальной силе КПСС.
Надо различать два аспекта в положении «Кремля»: 1) стремление и способность «Кремля» занять доминирующее положение в рамках самой системы власти, внести свой вклад в ее организацию, по идее управлять ею; 2) способность системы власти как целого управлять страной, способность «Кремля» управлять страной, способность его использовать прочие части системы власти для управления страной. Появившись на свет как элемент западнизации российской власти, как явление западной демократии, в условиях России, «Кремль» оказался в положении, в котором он вынужден уподобляться советскому «Кремлю», к тому же в сталинском варианте, когда еще не сложился всесильный «партийный» аппарат. Но только уподобляться, не более того.
«Кремль» стремится стать доминирующим компонентом в самой сфере власти. Партии, так или иначе, стараются приспособиться к нему, а то и вообще готовы прислуживать ему, рассчитывая за это на соучастие в органах власти и поддержку с его стороны. Дума фактически превращается в орган, формально узаконивающий решения «Кремля». Но с точки зрения управления страной, постсоветская система власти в целом располагает ничтожными возможностями для решения проблем, касающихся состояния страны в целом и ее положения в мире. Ее функции на этот счет крайне минимизированы, а зачастую вообще сводятся к банальным призывам бороться с явными недостатками, причем без выяснения социальных причин возникновения этих недостатков. Зато способности изображать бурную руководящую деятельность (имитировать сильную власть) у этой власти оказались огромными, так что она оказалась властью по преимуществу виртуальной.
Поговаривают об изменении статуса президента — чтобы он избирался как глава партии, становящейся в случае победы на выборах правящей партией (как в США). Но весьма сомнительно, что такое случится. Скорее всего, закрепится существующий способ воспроизводства и сохранения власти «Кремля». В чем он заключается? Ельцин искал и намечал себе преемника, причем такого, который продолжил бы его начинания и гарантировал бы положение его «седоьи». Путин стал исполняющим обязанности президента еще до истечения срока президентства Ельцина — обстоятельства сложились так, что ради самосохранения сложившейся власти Ельцин был вынужден уступить свое место намеченному преемнику. Официальные выборы Путина президентом стали чистой формальностью. Их исход был предрешен заранее. Этот прецедент говорит о том, что сложились механизм и технология отбора кандидата в президенты и его избрания, независимые от конституционной процедуры и случайностей демократии. Этот механизм, надо полагать, будет иметь силу и в дальнейшем.
Если не случится ничего из ряда вон выходящего, Путин почти наверняка останется президентом. Появление политической фигуры, способной конкурировать с ним на выборах, — по условиям во власти, в стране и в мире, — маловероятно. Политическая стратегия Путина характеризуется такими принципами: 1) делать хоть что-то для улучшения жизни в стране в условиях сложившейся социальной организации (т.е. постсоветизма, ельцинизма); 2) интегрироваться в западное сверхобщество, возглавляемое США, на любых устраивающих Запад (США) и мало-мальски терпимых для России условиях. Такая стратегия максимально выгодна для «Кремля». По всей вероятности, она утвердится надолго. Так что президент не может быть фактически смещен, пока, по тем или иным причинам, не изживет себя. Это делает его положение сходным с положением Генерального секретаря ЦК КПСС, а положение постсоветского «Кремля» — с советским. Но, повторяю, не более того. Для полной аналогии не хватает «пустяка»: советской социальной организации в целом.
Москва, 2001
Чрезвычайные ситуации и власть
Чрезвычайные ситуации (буду для краткости обозначать их буквами «ЧС») это такие ситуации, которые возникают в каких-то частях страны и в стране в целом и ведут к тяжелым последствиям для людей вплоть до гибели частей объединения и даже всего объединения. Сейчас в России эти ЧС стали настолько частыми и серьезными, что пришлось создать особое федеральное министерство по борьбе с ними, а лицам, ответственным за их преодоление, пришлось предоставлять особые полномочия, выходящие за рамки принципов демократии. Если этого не делать, то массы людей, попавших в ЧС, в состоянии отчаяния будут явочным порядком принимать меры спасения. Нет надобности говорить о том, чем это угрожает человеческому объединению.
Сейчас уже забыли о том, что советский (коммунистический) социальный строй сложился в значительной мере как средство преодоления огромного числа ЧС во всех сферах и регионах страны, а также гигантских ЧС, охватывавших всю страну. Ленинское и особенно сталинское руководство действовало не по каким-то высосанным из пальца марксистским инструкциям, — никаких таких инструкций в марксизме вообще не было, а если и было что-то похожее на них, с этим фактически не считались или действовали наоборот. Оно действовало в силу вынужденности условиями ЧС, в силу жизненной необходимости. И многомиллионные массы населения понимали это и оказывали поддержку ле-нинско-сталинскому руководству. Русский реальный коммунизм возник как добровольное движение масс в условиях постоянных жизненно опасных ЧС. Насилие играло роль, но лишь как средство организации добровольности. Добровольность сама по себе не заключает в себе способность к самоорганизации.
После второй мировой войны в Советском Союзе резко ослабла угроза крупных ЧС и потребность в их преодолении. Я в свое время отметил как одну из важнейших причин ослабления готовности масс населения к преодолению ЧС тот факт, что была «пропущена» одна мировая «горячая» война. Следствием этого явилось ослабление коммунистической социальной организации в Советском Союзе как организации, созданной для борьбы с ЧС и их последствиями. Тут произошло нечто подобное тому, что происходит со спортсменом, переставшим тренироваться и утратившим перспективу использовать результаты тренировок. Русский коммунизм утратил качества профессионального борца с ЧС, расслабился и стал разлагаться внутренне. И, как оказалось, было достаточно сравнительно небольших усилий со стороны Запада, чтобы нанести ему смертельный удар.
Вследствие антикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские годы Россия вступила в эпоху перманентных ЧС. Парадокс истории тут состоит в том, что социальная организация, наилучшим образом приспособленная для преодоления ЧС, разрушена. И именно это послужило основным фактором начала эпохи перманентных ЧС. Но сами по себе ЧС не ведут к коммунистической революции и к установлению коммунистической социальной организации. Они способствуют лишь тенденции к этому как одной из тенденций эволюции, но не единственной и в сложившихся условиях весьма слабой. Та социальная организация, которая пришла на место коммунистической, вынуждена иметь дело с ЧС, но не рассчитана на их преодоление. Она действует, но спорадически и не лучшим образом, поскольку сама слаба и располагает мизерными ресурсами. Она скорее имитирует деятельность, создавая видимость успешности, и этого достаточно для ее самоутверждения.
Особенность нынешней ситуации в России состоит в том, что деятельность по преодолению ЧС почти полностью становится обязанностью центральной власти — «Кремля». При этом «Кремль» не располагает такими ресурсами и такими средствами мобилизации населения страны, какими располагал советский «Кремль». Сегодняшнему российскому «Кремлю» приходится фактически вести перманентную борьбу с другими компонентами социальной организации постсоветской России, и, прежде всего, с экономической и правовой сферами. И чем чаще будут возникать ЧС (а это неизбежно) и чем серьезнее они будут (и это тоже неизбежно), тем отчетливее будет проявляться внутренняя конфликтность самой новой социальной организации России и тем больше «Кремль» будет вынуждаться действовать советскообразно, по-коммунистически. Различные органы, комиссии, учреждения и отдельные личности будут во все возрастающей степени получать повышенные (сверхдемократические) полномочия действовать так, что это будет давать повод определенным силам в стране усматривать в этом тенденцию к реставрации советизма (коммунизма). «Кремль», со своей стороны, будет стремиться демонстрировать свой антикоммунизм, свою верность «демократическому» курсу, выработанному в ельцинские годы. Последствия такого состояния постсоветской социальной организации, я думаю, уже очевидны: низкая эффективность в преодолении ЧС и высокая эффективность в их порождении.
ЧС стали привычными буднями постсоветской России, но социологи что-то не торопятся заняться серьезным научным изучением этого феномена. Отсутствует самая элементарная классификация ЧС. В частности, проблема борьбы с организованной преступностью и терроризмом фактически стала проблемой ЧС. А между тем тут в одну кучу сваливаются самые разнородные явления. Все отчетливее стали проявляться ЧС, охватывающие не отдельные части страны и частные подразделения жизни людей, а всю страну в целом, — ЧС социальные. К их числу относятся проблемы территориальной