Нечто подобное создалось, но в значительно более мелком масштабе, и на востоке, на ст. Пограничная с самозваным Уссурийским атаманом есаулом Колмыковым, который, как оказывается, даже и не приписан ни к одному казачьему войску, а просто значится харьковским мещанином. “Атаман” этот также состоит под покровительством японцев, которые и субсидируют его денежными подачками.
Наконец, в самом Харбине возникла было офицерская организация полковника Орлова на более регулярных началах.
Еще в январе возникла на Д.В. мысль о сформировании в полосе отчуждения Китайской жел. дор. правительства из числа русских деятелей, собравшихся в Харбине, Владивостоке, Китае и Японии, причем главою такого правительства большинство избирало Управляющего Китайскою ж.д. ген. – лейт. Хорвата как лицо, особенно популярное в Китае. Однако эта мысль встретила среди наших дипломатических представителей в Пекине ряд сомнений в успехе ея осуществления, и было a priori предложено генералу Хорвату сперва создать некоторую вооруженную силу из числа хотя бы прибывших на Д.В. офицеров и, только заручившись этими необходимыми данными, реализировать свое выступление. А так как ген. Хорват всю службу провел вне строя и по медлительному, нерешительно-эластичному характеру своему и недоверчивости к сотрудникам мало гарантировал возможность определенной организации воинских частей, то для этой цели и был вызван Путиловым и кн. Кудашевым А. В. Колчак и, так сказать, навязан ими, чего, однако, тогда же никто А. В. Колчаку не высказал. Решено было, что ген. Хорват озаботится подбором хороших политических деятелей, а адмирал Колчак сформирует для него войска на основах дисциплины и строгой иерархии, в чем была обещана союзниками широкая помощь деньгами и оружием. Когда же то и другое будет готово, то только тогда генерал Хорват и выступит.
Честный, открытый, с сильной волей, глубоко и искренне любящий родину, А. В. Колчак принял это предложение и в конце апреля приехал в Харбин. Но здесь его сразу же враждебно встретили и японцы, определившие в нем крупного, стойкого, чисто русского деятеля, и старшие чины наши, и господа самозваные атаманы. В течение мая и июня разыгралась грустная и гнусная с точки зрения русских интересов драма, авторами которой были, конечно, японцы, режиссировали же свои. А.В. травили в Харбине все, а атаман Семенов отказался даже его принять, когда адмирал сам к нему приехал на ст. Маньчжурия. О каком-либо воинском единовластии никто и слышать не хотел: оно казалось опасным японцам, подозрительным для высших властей, стеснительным для младших чинов и контрреволюционным для масс.
В результате так никаких войск и не сформировали. Культивировались как бы наперекор основной идее лишь разные небольшие отдельные отряды, никого выше себя не признающие и составленные главным образом из китайцев, монгол и бурят. Затем возникло несколько высоких штабов и много генеральских должностей до главнокомандующего фронтом включительно. Завелась переписка, канцелярия, делопроизводители, а воителей состояло к 1 июля, и то “по спискам”, в отрядах, признающих адмирала, всего 740 человек, у атамана Семенова, – грубо не подчиняющегося ни адмиралу, ни ген. Хорвату – что-то около 1800 человек (китайцы, монголы, буряты, японцы, 100 сербов, 400–500 забайкальских казаков и немного русских офицеров), у атамана Колмыкова – 70 человек. Вот и весь боевой состав, друг друга не признающий и даже угрожающий один другому.
Вследствие всего этого 30 июня адмирал Колчак выехал в Токио, чтобы лично выяснить там, являются ли поступки ген. Накасима и некоторых офицеров японского ген. штаба, заключающиеся в подговаривании начальников русских отрядов не признавать адмирала и не исполнять его приказаний, их личными выступлениями против него или это делалось с ведома и одобрения начальника японского Генерального штаба.
В Токио, в присутствии нашего посланника В. Н. Крупенского и моем, адмирал имел по этому поводу беседу с ген. Танака – помощником Начальника ген. штаба, фактически – его главой. Ген. Танака против обвинений, высказанных адмиралом, не протестовал, но просил его “временно” оставаться в Японии, обещая призвать к высокой военной деятельности впоследствии, по выяснении условий интервенции союзников. Так А.В. и остался в Японии.
В июне весь Харбин был полон воплями о необходимости для спасения России призвать союзников, а главное, японцев.
Больше всего в этом отношении агитировал образовавшийся здесь еще ранее Дальне-Восточный Комитет, при участии бывшего члена Государственной Думы Станислава Вас. Востротина (кадет). Господа эти сочинили целое молебное послание от лица “лучших русских людей” и через ген. Хорвата отправили его в Токио к другим союзникам.
Вскоре (9 июня н. ст.) после отъезда адмирала ген. Хорват объявил себя Всероссийским Правителем, принявшим всю полноту власти, для чего выехал на ст. Гродеково, находящуюся на русской территории в Уссурийском крае.
Хорват организовал так называемый Деловой Кабинет, в состав которого вошла часть членов Дальневосточного Комитета, председателем его был избран Востротин. Пост военного министра принял недавно перед этим прибывший ген. Флуг.
Адмирал Колчак в состав кабинета приглашен не был ввиду того, что в бытность свою в Харбине он всех восстановил против себя…
Чехословаки, находившиеся во Владивостоке, сперва хранили нейтралитет, но затем, под угрозой выступления против них германо-австрийских пленных, обезоружили во Владивостоке и Никольске-Уссурийском большевиков. Роль при этом Дитерихса до сих пор для меня не ясна (лично мне с ним еще не пришлось увидеться). Официально он заявил как офицеру, командированному к нему адмиралом Колчаком, так и представителям генерала Хорвата, что он теперь не является русским, а только чехословаком, что считает Россию совершенно развалившейся, что никакого русского правительства ранее чем через два года создать нельзя, и что все русские военные организации подлежат немедленному роспуску. Ввиду этих суждений он категорически отказал в разрешении генералу Хорвату переехать во Владивосток.
В подобных переговорах прошел июль.
2 августа генерал Хорват, опять-таки не без совета японцев, воспользовавшись отсутствием ген. Дитерихса, проехал во Владивосток. Поезд его пропустили, но следовавшие сзади эшелоны с офицерскими ротами и чехами не были пропущены. Вследствие этого 5 августа произошла стычка на ст. Галенки. Чехи взорвали путь перед русским бронированным поездом, выстрелами из которого затем были убиты два чеха.
В августе начали прибывать во Владивосток, в Харбин и на ст. Маньчжурия войска, присланные союзниками согласно условий интервенции. Японцы ввезли 20 сентября в общем около двух дивизий, остальные силы союзники решили ввозить строго по условиям интервенции. Главное командование на так называемом Хабаровском и Забайкальском фронтах и общее всеми союзными силами взяли в свои руки, конечно, японцы, под командованием фельдмаршала Отани.
Американцы привезли свои войска из Филиппин, французы и англичане из ближайших азиатских колоний. Разумеется, по сравнению с японцами войска остальных союзников в боевом смысле представляют во всех отношениях величину незначительную. Русские отряды союзниками совершенно игнорируются, даже в их штабы и штабы союзников не приглашены русские офицеры, хотя бы для облегчения сношений с местным населением. Только отряд атамана Семенова имел отношение к штабу, вероятно, потому, что еще с самого начала существования этого отряда, с первой пачкой японских денег фактическим начальником штаба отряда был посажен сын покойного маршала капит. ген. штаба Куроки.
Весь август правительства ген. Хорвата и Дербера провели во Владивостоке, высиживая друг друга на измор, при более чем недвусмысленном отношении дипломатических и военных представителей союзников.
Наши послы в Токио и Пекине заняли в этом вопросе позицию невмешательства, причем, однако, кн. Кудашев, не делая никому исключения, передает официально все обращения, воззвания и манифесты каждого возникающего правительства, не считаясь с его credo, кроме ярко большевистских. Что касается вопроса об организации русской армии, то ген. Флуга об этом даже и слушать не хотят союзники.
Сперва союзников представляли во Владивостоке их коммерческие консула и старшие войсковые начальники. Но недавно вместо первых образован “Высокий совет комиссаров” из специальных представителей: от Англии – сэр Эллиот (бывший советник английского посольства в Петрограде), от Франции – г. Реньо (только что покинувший пост посланника в Токио), от Америки назначается также посланник в Японии г. Масаджеро. Между высоким советом консулов и старшими военными начальниками союзных войск, по-видимому, нет солидарности во взглядах.
Находящиеся во Владивостоке русские офицеры, сперва организованные (т. е. попросту нанявшиеся) революционно-большевистским земством, пытались было признать ген. Хорвата, но за это, вследствие навета Дербера, были публично разоружены по постановлению совета союзных консулов, приведенного в исполнение приказом ген. Накасима. Акт этот был настолько позорно обставлен, что присутствовавший русский артиллерийский чиновник (завед. оружием) застрелился.
Событие это вызвало много сочувственных и даже патриотических разговоров. Союзники удивлялись, они никак не могли представить себе, чтобы у русских сохранилось еще столь сильно выраженное чувство национальной чести. Но, однако, все это не помешало в день похорон многим русским дамам и господам принять приглашение и веселиться на благотворительном чае, устроенном, как бы нарочно, англичанами на палубе крейсера “Суффольк”.
В первых числах сентября происходит новое важное событие. Чехословаки, задержанные в дороге большевиками в Западной Сибири, прорвались под начальством чеха Гады в Забайкалье, взяли Читу и вошли в соприкосновение с только что начавшим наступление Забайкальским отрядом, состоящим из японцев, чехов и войск Семенова. Гада заявил себя во время борьбы с германо-большевиками в Сибири человеком решительным, расстрелявшим массы и перепоровшим еще большее число лиц.