Услышала, как парни поздно ночью вернулись. Скорее всего, не все, я только Славкин пьяный смех распознала с комментариями о каких-то бабах. Он с кем-то на кухне проводил допрос с пристрастием холодильнику, а после все стихло. Но я отложила книгу, поправила одежду и пошла в их коридор. Что страшного, если доброй ночи пожелаю? К тому же было интересно глянуть на пьяного Славку – с его габаритами, наверное, требуется канистра спиртного, чтобы довести до такого смеха.
Но я не успела – они уже разошлись. Потому прошла к комнате Коши и толкнула без стука.
– Привет! – окликнула, поскольку он стягивал футболку, стоя спиной, меня даже не заметил. – Кош, мне на занятиях в напарники пацана какого-то поставили, и я его сегодня уложила. Тренер меня похвалил! Ты вообще слышал, чтобы он кого-нибудь хвалил? В тир с Пижоном заезжать не стали.
Он повернулся, чуть покачнувшись. Ничего себе… Как я хотела видеть выпившего Славку не идет ни в какое сравнение с тем, как я хотела увидеть выпившего Кошу. Прищурилась. Но сильных отличий и не нашла: разве что глаза немного блестят и скулы будто расслаблены. Он не дернулся за футболкой, как в прошлый раз, или вообще о ней не вспомнил. У него над сердцем тонкая светлая полоска – наверняка последствие ножевого. Но сделала я шаг вперед, чтобы разглядеть другое: какую отметину тогда оставил на его плече выстрел Саши.
– Елизавета Андреевна, давайте завтра поговорим. Меня вырубает, – произнес отчетливо, но немного медленно и с едва уловимым напряжением. Так подростки выговаривают фразы перед родителями, чтобы их не заподозрили в опьянении.
Он почти не отличался от себя трезвого, но был интересен даже микроскопическими изменениями. Я все-таки поймала взглядом отметину выше локтя – шрам остался, но небольшой. Саша ранил его с ювелирной точностью.
– Давай покажу, чему научилась! – я сделала вид, что не уловила его просьбу. – Ты такого точно не умеешь. Вот и не пропускай больше тренировки.
– Елизавета Андреевна, я серьезно. Завтра приходите и избивайте меня, пока не устанете. А сейчас я бы поспал.
У него кадык очень выпирает – я это и раньше замечала. А отметин на коже много – больше, чем кажется вначале. И неизвестно, какие оставлены оружием, а какие – женской страстью. Над ключицей тонкая розовая полоска эту мысль навевает. Конечно, он не позволит прикоснуться – тем более к шраму, оставленному Сашей. Он вообще никогда не поощряет меня в этой теме.
– Протяни руку, я тебе покажу захват, – зачем-то продолжала я.
Не дождалась, сама шагнула и схватила за локоть. Признаться честно, мне хотелось услышать и его похвалу – подтверждение, что тренер не преувеличил. И у меня получилось очень изящно – быстро и одновременно плавно я смогла развернуться и вывернуть его кисть, а удар прошел идеально. Но Коша неожиданно присел, несмотря на явно болезненный залом, подсек меня ногой и завершил маневр толчком. Я полетела назад, группируясь, – падать тоже надо уметь. Но у Коши то ли реакции были притуплены, то ли просто не сообразил – он попытался перехватить, чтобы я с размаха не шмякнулась, чем сделал только больнее. Но не отпустил сразу, а неудобно навалился. Перехватил мою руку и с силой прижал над головой, словно страховался от очередного удара. Пахло от него ужасно – канистру, видимо, не только в Славку влили.
И вдруг впечатался губами мне в шею, задышал судорожно, сжал пальцы на моем запястье еще сильнее. Меня всю выгнуло от неожиданности, вытянуло вдоль и вдавило в пол чужим телом. Коша, кажется, вообще себя не контролировал – и эти прикосновения к шее все сильнее отдавали страстью, а не попыткой меня утихомирить. Меня и не надо было успокаивать – стоило бы успокоить его. Свободная его рука с нажимом пошла по бедру, словно в поисках хоть миллиметра обнаженной кожи. И его шепот вытягивал мне нервы до звона:
– Тихо, тихо… как же ты всегда пахнешь… Я не спешу, т-щ…
Он почти ничего и не делал, просто держал и странно дышал, не целовал, а прикусывал кожу и будто бы подминал меня под себя. Застонал коротко, коснувшись языком подбородка. Дергано, непривычно для себя напряженно, чуть приподнялся и остановился мутным взглядом на губах, замер. Коша обманывал, когда пытался убедить, что у него нет сердца. Оно есть – я всем телом чувствовала рваную пульсацию в его груди. Мое же сердце вовсе остановилось. Я разомкнула губы, выдохнув. Но Коша глянул в глаза и отшатнулся, вмиг отпуская и отлетая от меня.
– Упс. Елизавета Андреевна, простите, не признал.
Я вмиг села, обескураженно глядя на него. Сердце, запускайся! Или надо его запустить, начав дышать?
– Это ты меня извини… – залепетала почти нечленораздельно. Выдавила смешок. – Полезла к тебе, недооценила рефлексы.
По-моему, прозвучало исчерпывающе и почти смешно. Но мы почему-то не смогли рассмеяться. Я вставала, будто сама была пьяной, ноги подводили. Уйду быстро и сделаю вид, что ничего такого не произошло. Коша и сам скорее всего не вспомнит – у него вон вообще сознание отключено. Однако всплеска злости я не ожидала, потому и замерла от его крика:
– Елизавета Андреевна, какого черта? Вас уже третий человек учит защищаться! И где результат? Вы ведь даже не попытались!
– А-а, так это ты меня так проверял? – ну вот, теперь шутка получилась еще смешнее. И снова ни один из нас не засмеялся.
Почему не защищалась? Он левша, а руку мою перехватил правой, я не только могла из захвата вырваться, но и по открытой шее хорошенько приложить. Но меня словно парализовало – на все время, пока это продолжалось, дыхание его дерганое, сердцебиение из его груди по всему телу парализовало. Наоборот, я не вывернуться хотела, а влиться в тот же ритм, совпасть дыханиями… что бы это ни означало.
– Видимо, мне надо больше тренироваться, – выдавила перед уходом и не стала дожидаться ответа.
А потом до самого утра мучилась. Противная сцена вышла, непозволительная. На Кошу злиться глупо – ну да, приходит такая молодая баба к пьяному мужику в спальню и ждет адекватности. А зачем я вообще к нему шла? Ведь шла же, летела, словно у меня была серьезная причина. Провоцировала, будто бы и хотела именно спровоцировать.
Под утро меня окончательно раздавило – появилось желание снова заглянуть в его комнату. Он сейчас крепко спит, а мне просто надо убедиться, что во сне у него лицо тоже становится другим. Разумеется, никуда я не пошла, а снова повернулась на другой бок – уже в тысячный раз. И что с дыханием? Оно замирает на мысли, как я лечу вниз, а Коша неудобно пытается перехватить. Потом долго-долго вдох не возвращается, только после волевого усилия. Я страсти-то настоящей никогда не видела, а эта пьяная, фальшивая, минутная страсть меня наизнанку вывернула. Вообще получится когда-нибудь уснуть – или теперь это навсегда: погружаться в дремоту, а потом подскакивать от ощущения падения и перехвата левой рукой? И вот я уже сижу, прижимая пальцы к губам, стирая его застывший взгляд на них.
Коша или вообще не вспомнит, или начнет меня избегать. Последнего я допустить не могла. Но почему-то первое вызывало совсем невыносимую иррациональную тоску. Пусть лучше помнит – это же единственный эпизод его настоящей слабости. И пусть помнит, чтобы не повторилось, потому что это самый яркий эпизод слабости моей.
Глава 18
Я не угадала. Это не Коша начал меня избегать, а я его. На окончательное осознание ушло несколько дней, и оно ошеломило. Да он мне давным-давно нравился, я же глаз с него не сводила, я его одобрения и советов искала, только о нем и вспоминала в больнице. Навязывалась, искала в нем то, что мне бы понравилось, игнорировала то, что могло бы меня в нем напрячь. Он молод, харизматичен, умен, но он не хороший человек. Я видела в нем проблески понимания и настоящей помощи избранным, но назвать его хорошим человеком у меня язык бы не повернулся. Разлюбить Ивана, чтобы влюбиться в его преемника – и еще неизвестно, каким будет Коша через тридцать лет. Может, первый еще и ангелом покажется? Или червоточина во мне – я сама выбираю именно таких мужчин? Симпатия к Коше – закономерность, а не случайность. Максим когда-то говорил о гормонах. Так вот они, во всей красе! Легкая, всегда дребезжащая на краю сознания влюбленность, на которой я раньше не заостряла внимания. Но из-за нее я и не думала его останавливать – в ту секунду я собиралась узнать, как он целует, а не останавливать.
Теперь я старалась вернуться к холодному нейтралитету и вообще избегала прямых взглядов. Еще не хватало внимательному Ивану показать, в какой стороне моя слабость. Пижон иногда учил меня играть в карты, и я уже не возражала, чтобы именно он постоянно возил меня на тренировки. Красавчик и любимец женщин Пижон находился в гораздо большей безопасности от меня самой.
С Кошей же старалась по большей части отмалчиваться – ничего удивительного, мы и раньше примерно в таком духе общались. Но он зачем-то решил заметить странность. И, когда ехали из тира, свернул к обочине.
– Что-то случилось? – Я нахмурилась.
– Нет. – Коша отстегнул свой ремень и немного развернулся в мою сторону. – Но надо поговорить. Елизавета Андреевна, вы на меня злитесь. Так скажите, что злитесь.
Видимо, он решил не делать вид, что ему память отшибло. Кстати говоря, странно: в его характере вообще предусмотрен навык лишний раз промолчать, чем лишний раз сказать.
– Да нет, не злюсь, – я вздохнула. – Или ты волнуешься, не расскажу ли я Ивану?
– Не расскажете.
– Почему же? – мне почти удалось изобразить удивление.
– Потому что ничего серьезного все-таки не произошло. Вы не подставите человека за такую мелочь.
Действительно, ничего серьезного. Мы даже не поцеловались. А его тело, прижатое к моему телу, – так мы в спаррингах и не на такой интим иногда переходим! Но я знаю, что это была не мелочь. И Коша, похоже, догадывается, раз решил завести эту спорную тему.
– Верно, – подтвердила я. – Тогда что еще обсуждать?
– Я… – он непривычно долго подбирал слова. – Я извиниться должен. Вижу, что вас это беспокоит, потому надо как-то закрыть вопрос. Извините меня за тот эпизод, Елизавета Андреевна. Есл