Но начать надо с блефа. Что я могу, когда Ваня мне не доверяет? Ни-че-го. И пусть на это уйдет еще четыре года, но муж начнет меня воспринимать так же, как раньше. Это развяжет мне руки. Но Иван не глуп, он ни за что не поверит, что я так запросто забыла произошедшее, значит, надо не просто блефовать, а играть определенную роль, соблюдая баланс между своими интересами и правдоподобностью. Надо было упасть, чтобы начать подниматься! Или совет Коши попал в благодатную почву. Кстати, его советы прибавляют силы. Но симпатия к нему – увеличивает мою слабость. Следовательно, Коша мне необходим, а вот чувства к нему только мешают. Я это и раньше понимала, но в новом контексте мне вообще лучше научиться смотреть на людей с точки зрения «пользы» и «бесполезности» для общей миссии, раз уж саму себя я спасти не успела.
Водитель Ивана сложил мои вещи в багажник и открыл передо мной заднюю дверь. Я видела Кошу – он стоял с Верой недалеко от входа в дом. Но целенаправленно пошагал к нам.
– Разве вы едете с нами, Руслан Владимирович? – удивился водитель.
– Разумеется. Иван Алексеевич не говорил, что его жена выезжает из дома только в сопровождении охраны? Я буду охраной, раз ее телохранителя здесь нет.
Водитель пожал плечами и отправился на свое место. Через несколько минут я наклонилась к Коше и заговорила тихо, дабы нас не услышали:
– Что это? Поддержка? Решил оказаться рядом на случай, если я снова начну биться в припадке?
Он тоже чуть подался ко мне, но смотрел вперед.
– Да нет. Просто страхуюсь, если вы вдруг решите сбежать по пути в аэропорт. Но раз уж сами спросили, то встречный вопрос – вы в порядке?
– Более чем. Решила, что горный воздух мне не повредит. Я в порядке, Коша, и спасибо за поддержку. Но она теперь лишняя.
Он на секунду скосил на меня слегка удивленный взгляд и вновь уставился вперед. Промолчал. А я смотрела на его профиль, пытаясь абстрагироваться от симпатии, которая здорово искажает восприятие любого человека. Привлекателен, сукин сын, красив в своей острой неправильности, целостен, замкнут, умен. Он впечатляет. И именно Коша знает об Иване столько, как никто другой, но против шефа выступает только в одном случае – когда дело касается меня. Вряд ли на него можно положиться в других вопросах: он не сдаст, но и помогать определенно не будет. Коша когда-нибудь займет место Ивана, и сейчас он для меня друг. Но закапывать скорее всего придется их обоих, особенно если учесть, что Коша участвовал во всех преступлениях, а в будущем может стать таким же тираном. Я пока не вешаю на него ярлык «сволочь, достойная сгнить в тюрьме», но понимаю, как близка к этому определению. Да, симпатия – точно лишняя. Она думать мешает, влияет на чаши весов, но еще и подставляет его под удар, стоит только Ивану об этой симпатии догадаться. Коша пойдет в расход только тогда, когда я решу, а не когда решит мой всемогущий муж.
– Почему вы так смотрите? – Он все-таки заметил мой взгляд.
– Как обычно, пытаюсь угадать, о чем ты думаешь, – неожиданно прозвучало именно с его типичной интонацией, то есть вообще без эмоций.
– А я, как обычно, не думаю ни о чем.
Определенно, его отношение ко мне тоже влияет. Ему уже давно не удается разыгрывать отстраненность – у Коши сердце ноет, он помог бы остаться мне дома, будь в силах. Вероятно, он и ревности шанса не дает, хватает других забот обо мне. И теперь сидит, смотрит вперед, не касается моей руки, не зацикливается на своей боли, но мучается от того, что мучаюсь я.
Однако я уже не мучилась.
Ивана изумила радостным видом, а сказать решила в самолете – на случай, если он все-таки взбесится, то ему не дадут возможности укокошить меня на месте. Значит, у меня появится время все исправить. Но, к счастью, я выбрала верную стратегию:
– Вань, я очень рада, что мы наконец-то летим в отпуск.
– И я рад, Лизонька. – Муж все еще посматривал на меня с недоверием.
– Но я хочу прямо сейчас сказать важное. Выслушаешь? – не дождалась ответа: – Вань, ты знаешь, что я выходила замуж по любви – не за твои деньги, не за твою власть, а за тебя самого. Я была бы с тобой рядом в любых неприятностях, какая бы беда ни произошла.
Он кивнул.
– Именно так я годами и считал.
Я уверенно продолжила:
– И я ждала, когда все наладится. Ты солидный человек и политик – слышал бы ты, с каким восторгом отзывается о тебе Вера. Это именно то, чего я всегда хотела. Но я не могу радоваться, потому что ты сделал мне больно. Можно ли любить человека, который причиняет боль?
Видимо, я выбирала все слова правильно, раз он изменился в лице – скривился досадливо и все-таки ответил:
– Лиза, некоторые меры необходимы. Ты должна понимать. И ничего не случилось бы, не дай ты сама повод.
– Вот именно – я дала повод, – произнесла это таким тоном, как если бы в это верила. – И больше поводов не будет. Я счастливой быть хочу, Вань. Счастливой рядом с любимым человеком. Забыть обиды, если они мешают.
Услышав признание, Иван сдался – схватил меня за руку и зашептал эмоционально:
– Так забудь их, Лизонька! У нас с тобой самый настоящий союз, от которого мы оба выигрываем!
Я выдавила улыбку.
– Хорошо. Но тогда и ты все забудь. Ты предлагал начать все сначала – вот и начнем. Как если бы только встретились. Уверена, я влюбилась бы в тебя, если бы сейчас увидела впервые в самолете. И ты наверняка посмотрел бы на меня.
Он был счастлив, неудобно обнял, махнул стюардессе, чтобы принесла шампанского. Через полчаса я умиротворенно смотрела в иллюминатор, настраиваясь на нежные супружеские ночи в ближайшие дни. Я смогу. Я вообще все смогу. А если что-то покажется сложным, то вспомню, как Коша держал пистолет возле его головы и тот странный восторг от представления, что он все-таки выстрелил. Я развалилась на запчасти по одной причине – не осталось клея, способного скрепить меня, запуганную и поломанную, и меня, не сумевшую смириться. И клеем станет ненависть, желание отомстить, которое можно пестовать и под его флагом каждое утро открывать глаза.
Глава 20
Отпуск прошел прекрасно, по мнению Ивана. И он прошел познавательно, по моему мнению.
В общем зале отеля стоял рояль, и после пары фужеров вина я отправилась к нему и сыграла романс, вызвав редкие аплодисменты немногочисленных зрителей и теплую, до душевных судорог знакомую, улыбку Ивана. А когда ко мне подплыл подвыпивший русский турист и после комплимента вежливо спросил, не умею ли я играть какую-то мелодию, ответила отчетливо:
– Простите, я играю только для мужа, а не на заказ.
Каждое мое действие, каждое слово было выверено, и за несколько дней я ощутила явные плоды – из взгляда Ивана пропала настороженность, он говорил все больше и еще больше обещал: окажись я действительно едва с ним знакомой, поплыла бы сейчас в бесконечной влюбленности и поддалась бы вновь ауре силы. Но по мере того, как муж расслаблялся, я училась ни на секунду не отпускать контроль.
От секса я, как ни странно, не умерла, хотя и было неприятно изображать отсутствующую страсть. Оказалось, что капитальные настройки заранее не помогают, приходится постоянно делать над собой усилия и выверять даже вдохи и выдохи. Зато в темноте могла закрыть глаза и представить, что с другим, это тоже было сложно, ведь ни с кем другим я никогда не была. Но в этот момент легкие чувства к Коше и помогали – я вспоминала наш общий полет вниз, преддверие неконтролируемой вспышки, чем придавала порывам настоящей искренности. Извини, Коша, буду использовать тебя пока в таком ключе.
Зато потом уже не составляло труда нежиться в объятиях и привычно переплетать пальцы, а заодно и поднимать темы, которые в последние несколько месяцев всегда натыкались в голове на остроугольные границы.
– Лизонька, – шептал Иван, – а ведь ты хотела ребенка. Почему бы не подумать об этом сейчас?
– Да, сейчас уже самое время, – соглашалась я. А мысленно отмечала – надо будет прятать противозачаточные таблетки тщательнее, чтобы на глаза не попадались. В книге прорезь сделать, как показывали в старых детективах? Я скорее сдохну и пойду на аборт, чем рожу от него ребенка. И добавляла к мягкой улыбке: – Вообще-то, малыш здорово украсил бы нашу жизнь, а какое образование мы сможем ему дать! И никаких нянь, Ваня! Только ты и я. А может, ребенок сделает и тебя мягче?
– Конечно, сделает! Да если у меня доченька родится, на тебя похожая, так я вообще, наверное, перед ней лужей растекусь! – очередное пустое обещание, которому никогда не суждено сбыться. Ивана дети не изменили раньше, не изменят и теперь. Но он говорит именно то, что я хочу услышать. Поразительно, что и я занимаюсь тем же.
– Вань, а расскажи, какие женщины тебе нравятся.
– Какой нелепый вопрос, красивая моя девочка! В зеркало посмотри. – Он задумчиво рассмеялся. – Знаешь, а я сейчас попал в такую среду, что остаюсь чуть ли не единственным, кто не обзавелся любовницей, представляешь? Иногда думаю, что даже у бандитов больше морали, чем у политиков. Что Алаев за свою семью рвет, как и все, кого я знал… Тут же – ни одна сауна без проституток не обходится, а я сижу и изображаю, что успел нажраться до подачи главных блюд. Иногда нет ничего сложнее в деловых переговорах, чем наличие любимой жены, в этом странном обществе высокопоставленных морд подобное непонятно.
Вот в этом вопросе он скорее всего не лжет. Мне и раньше всегда казалось, что Иван мне не изменяет – он вообще не из тех людей, которые будут собой раскидываться. Ему и в постели, и в делах, и в доме нужны исключительно «его» люди, которым он безоговорочно доверяет. Такое признание обрадовало бы любящую жену, а меня еще сильнее напрягло – меньше вероятности, что он попросту меня разлюбит, когда надоем. Не надоем – он на других вообще не имеет привычки смотреть.
– Вань, – я решила перейти к тому, о чем и собиралась разузнать, – а ты и Ирину так же любил?
Муж, вероятно, решил, что мой интерес к бывшей жене – легкая и запоздалая ревность. Потому отвечал, но не особенно углублялся в тему. Они поженились еще в ранней молодости, а потом все разладилось – «мозг она ему выедала», да так тщательно, что домой возвращаться не хотелось. Примерно о том же говорил и Коша: Иван развелся от бесконечных скандалов и придирок. Ваня ни разу даже мельком не оговорился о том, что Ирина просто постарела и перестала его привлекать, – быть может, этот аргумент вообще не учитывался.