«У меня сегодня был разговор с Поливановым, — пишет она Николаю 15 июня 1915 года, — я не знаю, но он мне не нравится. Он, конечно, умнее Сухомлинова, но я все-таки предпочитаю последнего…» Однако на этот раз царь непреклонен. Распутин уже, не стесняясь, вмешивается в военные дела (или, по меньшей мере, пытается это делать). При этом он ловко пользуется фанатичным отношением Александры Федоровны к исходящим от него мистическим посланиям, поскольку обычно докладывает такого рода щекотливые вопросы не компетентному министру, а самой царице в телеграммах или лично. Он мотивирует свои предложения Александре, якобы исходя из «опыта» или «из ночных видений», каждый раз четко разграничивая их. Подаются они также в соответствующей витиеватой форме.
Так, например, речь идет о назначении одного генерала. Распутин впервые услышал его фамилию, когда был приглашен вместе с офицерами на вечеринку, целью которой было не что иное, как повышение этого генерала (по имени Русский) в должности. Пирушка устраивалась некой личностью по фамилии Миклос, о котором даже поговаривали, будто он шпион. Все убеждают Распутина, что генерала Русского нужно назначить Верховным главнокомандующим Северного фронта. Что Распутин может иметь против него, тем более, что он его вообще не знает? Что он получит за свое вмешательство — неизвестно. И он срочно отправляет царице телеграмму, чтобы та передала ее Николаю: «Глаза всего народа устремлены на генерала Русского, и если народ на него смотрит, Ты тоже должен это сделать…»
Через несколько дней назначение и в самом деле состоялось.
Вместе с тем Распутин заметил, что царь везде, кроме Генерального штаба, где он лишен непосредственного влияния царицы, окружен советчиками, — и, прежде всего, находится под влиянием Верховного главнокомандующего, своего дяди, Николая Николаевича, — которые очень критически относятся к Распутину и пытаются отгородить царя от вмешательства сибирского мужика. Распутин это знает, и стараясь сохранить свое влияние и власть, пытается вбить клин между самым лояльным и близким советчиком Николая в Штабе, Великим князем и царем.
Благодаря психологическому таланту, Распутин использует в своих интересах собственнические чувства и ревность Александры, чтобы установить наблюдение за ее супругом. Если кто-то может соперничать с ним, с царем, в авторитете и популярности — как Великий князь — то Александра сразу усматривает в этом опасность и ослабление позиций супруга.
Нет ничего проще для Распутина, чем восстановить Александру против Николая Николаевича, тем более что Великий князь, супруга которого Анастасия десять лет назад ввела Распутина в царский Дом, к «старцу» охладел из-за его истинного характера, что, в конце концов, привело к разрыву контактов с ним. Властная позиция Великого князя, как правильно делает вывод Распутин, может привести к краху позиции сибиряка. Это нужно предотвратить. Кампания Распутина нашла поддержку у царицы.
«…Он (Распутин) опасается, что Bonheur[72] (псевдоним Николая Николаевича) и Галка (псевдоним его жены Анастасии] хотят занять трон, что это — их главная цель (…) Григорий ревностно любит тебя, и для него невыносимо, чтобы Н. играл важную роль…», — написано 20 сентября 1914 года. Но, кажется, на царя подобный абсурд не произвел впечатления.
«Наш друг требует, — настойчиво продолжает Александра на следующий день, — чтобы Царь как можно чаще показывался перед своими войсками, но без Николая Николаевича (…), чтобы не допустить роста популярности Верховного главнокомандующего за счет Царя…»
Александра Федоровна советует, чтобы государь приехал на фронт с проверкой, не предупреждая об этом Верховного главнокомандующего. Николай II, который до сих пор игнорировал ее натиск, на этот раз отвечает с раздражением: «Не буду же я обманывать собственного дядю и Верховного главнокомандующего!»
«Покажи, что Главнокомандующий — это Ты», — атакует его Александра в письме от 4 апреля 1915 года. «Н. (Николаевич) действительно занимает высокий пост, но Ты стоишь выше, чем он (…) Послушай Нашего друга, не зря нам его послал Бог…»
Но царь «не слушает» ни «нашего друга» ни жену. В начале лета, когда напряжение между правительством, то есть, министрами, и Думой впервые за время войны достигает апогея, он заменяет целый ряд консервативных членов правительства либеральными. За период работы четвертой Думы в партиях[73] уже произошел раскол, и государь для укрепления единства в решении проблем страны, появившихся в связи с войной, хочет создать более благоприятный для работы климат. Принесенные в жертву министры — это уступки, на которые пошел Николай по совету своего дяди, вызывающего такой страх у Распутина.
Александра ошеломлена, Распутин очень обеспокоен. Но его час пробил, когда участились неудачи на русском фронте — и не имеет значения, по каким причинам это происходит. «Мужчина, который не имеет божьего благословения, не может иметь успеха», — комментирует Александра события, в точности повторяя слова, которые ей подсказал Распутин, поскольку благословение Бога для нее идентично благословению Старца.
В этот раз Николай II переносит запланированное возвращение в Царское Село на две недели, чтобы избежать атаки жены, как впоследствии сообщил начальник охранной службы Генерального штаба.
Распутин всегда умело маскирует собственную заинтересованность в тех или иных ходатайствах, даже если она совершенно очевидна для любого человека, мыслящего более здраво, чем царица. Так. вторая волна мобилизации молодых солдат, которой нужно было возместить большие потери первых военных месяцев, коснулась и сына Распутина. По русскому законодательству при первой мобилизации для единственного сына в семье делалось исключение. Только в случае последующей мобилизации его могли отправить на фронт.
«Я вижу пред собой большие волнения, — так прозвучало мрачное предчувствие Распутина перед предстоящей второй мобилизацией, — …потому что тогда дома некому будет выполнять мужскую работу», — добавляет Александра в письме Николаю предостережение Распутина его же словами. Сначала Распутин скрыл от царицы, что это касается и его сына.
Поскольку Николай в своих посланиях об этом не пишет, Александра становится более настойчивой. Наконец, она заводит речь о том, что Распутин беспокоится за своего сына, даже в мыслях не допуская связи с его предупреждением относительно второй волны мобилизации — и ходатайствует о его освобождении от военной службы. Это, однако, противоречит чувству справедливости царя, ввиду того, что он сам каждый день видит, как добровольцы из чувства патриотизма просятся на фронт, и он не хочет делать исключения для «привилегированных».
Он игнорирует просьбу Александры. Тогда Распутин, желая произвести впечатление на царицу, прибегает к своим старым испытанным средствам. Он посылает ей телеграмму из Сибири:
«Во время озарения, которое снизошло от Святого Духа во время пасхального жертвоприношения, меня как громом поразило известие, что у меня заберут моего единственного сына. Так я повторю судьбу Абрама — вместо того, чтобы мой сын мог продолжать делать добрые дела на Земле…»
Получив телеграмму, царица передает текст Распутина дальше. Забытыми оказываются все утешительные слова, которые старец всегда имел наготове, когда Александра оплакивала раненых солдат, страдающих и умирающих в ее лазарете. «Не печалься, — говорил обычно Распутин, — они — горящие свечи перед алтарем божьим…»
Разве не означаю бы это то же самое и для его сына, если бы он действительно погиб? Поскольку Царица исходит из того, что каждое предупреждение Распутина, брошенное на ветер, обязательно принесет несчастье, она посылает царю посох, который Распутин получил в Афонском монастыре, а теперь передал ей для Николая «в качестве благословения…», не забыв упомянуть последние риторические выражения Распутина по продвижению его вопроса: «Он говорил так красиво, как может только русский император, действительно помазанник Божий (…) И что Ты, если не объявишь второй мобилизации, спасешь свое господство…».
Однако на Николая их ухищрения не воздействуют. Похоже, он раскусил Распутина, но хочет пощадить Александру, не признаваясь в своей догадке. На ее последнее письмо, изложенное на нескольких страницах, с неизменной просьбой спасти сына Распутина, он отвечает вежливо, но кратко: «Сердечное спасибо за милое письмо. Здесь ужасно жарко (…) Искренне всех целую, Ники».
Сына призывают в армию, но, благодаря одной поклоннице Распутина, он не попадает на фронт, а работает санитаром в лазарете, который оборудовали в столице.
Между тем Распутин озабочен переполохом, вызванным его образом жизни. В годы войны становятся достоянием гласности скандалы о масштабах его личных похождений, так как люди, приглашающие его в гости, чаще всего связывают решение своих коммерческих, а из-за военной ситуации, редко бывающих легальными, дел с тем, чтобы поддерживать жаждущего удовольствий властного мужика в хорошем настроении.
В марте 1915 года Распутин ненадолго отправляется в Москву, чтобы помолиться перед мощами святого, в чем он поклялся еще год назад на тот случай, если он оправится от ранения, полученного во время покушения на него. Однако вечер он проводит в соответствии со своими земными вкусами. День 26 марта 1915 года не забудут многие — даже те, кого при этом не было, а только слышали от других. Начальник Тайной охранной полиции, генерал Спиридович, описывает событие так:
«Вечер, организованный московским рестораном „Яр“, закончился большим скандалом. С ростом спекуляций военными поставками, Москва также стала играть определенную роль в деятельности Распутина. Многие активные московские дельцы познакомились с Распутиным и пользовались этим знакомством для своих сделок.
26 марта Распутин появился в ресторане около одиннадцати часов вечера, в сопровождении двух дам и журналиста Н. И. Соедова, который также занималс