книга Илиодора, по словам Александра Блока, которого трудно назвать поклонником Распутина, была просто «мерзостью». От чтения его тошнило. Комиссия сочла, что книга представляет собой «полет воображения»19. Матрена Распутина же называла книгу Илиодора «сплетением самой отъявленной клеветы, какую только можно придумать»20. Очень справедливая оценка.
56. С нами или с ними
Скандал с Хвостовым заставил Думу вновь обратить внимание на проблемы в Церкви. В конце февраля депутат Матвей Скобелев с трибуны спрашивал, почему ни правительство, ни Синод не ответили на запрос, направленный им четыре года назад после скандала с Михаилом Новоселовым. Затем депутат зачитал большой фрагмент из статьи Новоселова «Quous que tandem abutere patientia nostra», которая была опубликована в «Голосе Москвы» в январе 1912 года. Скобелев повторил слова Гучкова, сказанные им в Думе в то время: «Тяжелые и жуткие дни переживает Россия. […] Опасность грозит нашим народным святыням. А где же они, охранители этих святынь?.. Почему безмолвствует голос иерархов, почему бездействует государственная власть?..»1
Возвращение Думы к церковным вопросам было связано с рядом событий. За чрезвычайно непопулярным увольнением обер-прокурора Самарина последовало прохладное неприятие его преемника Александра Волжина, человека плоского и неглубокого, дворянина из провинции, гофмейстера и бывшего губернатора. Все были уверены, что за назначением Волжина стоит Распутин, хотя Белецкий говорил Комиссии, что сторонниками этого назначения были Хвостов и князь Николай Жевахов2. Похоже, Волжин знал, что его назначение припишут Распутину, поэтому еще до публичного объявления написал короткое заявление, в котором подчеркивал, что понимает положение Распутина при дворе, но сам является абсолютно независимым человеком. Это заявление он разослал редакторам крупных газет Петрограда и Москвы. Он писал, что Николай уже готов избавиться от Распутина, хоть это и нелегко, поскольку «магнетические силы, которыми обладает Распутин, весьма благотворны для императрицы, страдающей заболеванием позвоночника». Таким образом, избавиться от него немедленно невозможно, сначала нужно найти «подходящего массажиста или массажистку», после чего Распутин исчезнет навсегда. По словам Волжина, именно желание ограничить влияние Распутина на Алексея заставило царя взять наследника с собой в Ставку. Как только Распутин исчезнет, мальчик вновь вернется во дворец3.
Волжин пытался пройти по грани – он не желал ни отталкивать Распутина, ни потакать всем его желаниям. Он ничего не сделал, чтобы остановить канонизацию Иоанна Максимовича летом 1916 года, и допустил повышение Варнавы до архиепископа. Но один шаг он не мог одобрить – он не собирался делать князя Жевахова своим помощником. Жевахов был мелким чиновником в Государственном совете, и Распутин предложил его на пост заместителя Волжина, о чем Александра писала Николаю в ноябре 1915 года, требуя навязать Жевахова Волжину4. Когда стало ясно, что Волжин отступать не собирается, Распутин и Александра решили создать новую должность второго товарища обер-прокурора специально для Жевахова. Это вызвало всеобщее возмущение. Дело привлекло внимание Думы. После изучения законности предложения поднялся Василий Маклаков, который объявил это решение «актом беззакония» и «преступлением против одного из столпов нашей конституции». Маклаков заявил, что предложение является не только пренебрежением ко всем законам, но и откровенным неуважением по отношению к Думе. Он пошел дальше:
«Мы знаем автора этого предложения по его деяниям: это воплощение тех же самых темных и тайных сил, против которых недавно восстала вся Россия. […] Господа, ужасно не то, что человек, представляющий эти темные силы, пресловутый Григорий Распутин, может устраивать подобные дела в собственных интересах и в интересах своих приближенных и сторонников; важно не то, что в пьяном виде он ездит по московским трактирам, выставляя себя напоказ и постоянно похваляясь своим влиянием; важно не то, что его сторонники используют миф о его всемогуществе для получения огромных денег – ужасно и важно то, что все это – не ложь, что он действительно влияет на государственные дела».
Свое выступление Маклаков завершил вопросом к правительству: «Где ваше место в борьбе России с темными силами? С нами вы или с ними? Понимают ли они, что неприемлемо назначать какого-то странного, неизвестного товарища обер-прокурора? Понимают ли они, что это постыдно, что это скандал?»5 В конце концов Волжин и Дума победили. Специальная должность для Жевахова так и не была создана6.
Были и другие проблемы. Главная была связана с архиепископом Питиримом. Павел Окнов родился в 1858 году, имя Питирим он принял в 1883 году, когда стал монахом. В 1891 году он стал ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии, а в 1909 году – архиепископом. Возвышение Питирима в церковной иерархии довольно удивительно, поскольку в бытность свою епископом Тулы он откровенно жил со своим любовником и, не стесняясь, пользовался церковной казной в личных интересах. Впервые Распутин узнал о Питириме, когда тот защищал группу еретиков. Это произвело глубокое впечатление на Распутина, и он рассказал о Питириме императрице7. И Распутин был не единственным. В молодости Питирим был очень красив, хорошо воспитан. Службы он вел довольно театрально. Все это обратило на себя внимание обер-прокурора Саблера, который весьма поспособствовал развитию карьеры Питирима. Вырубова пишет, что Николай впервые встретился с Питиримом на Кавказе в 1914 году. В то время Питирим был членом Синода и экзархом Грузии. Николай был просто очарован и решил при первой же возможности повысить его8.
Такая возможность представилась осенью 1915 года, когда умер митрополит Киевский Флавиан. В ноябре Александра писала Николаю, что хочет, чтобы он перевел митрополита Петроградского Владимира (Богоявленского) в Киев, а на его место назначил Питирима. Она знала, что это станет настоящей пощечиной для Владимира, поэтому настаивала, чтобы Николай не позволял Волжину повлиять на себя, и призывала царя «быть твердым», как советует Распутин. Она хвалила Питирима, писала, что Распутин называет его «настоящим молитвенником» и «единственно подходящим человеком». Касательно того, кто должен занять место Питирима в Грузии, Александра писала, что Распутин еще не подобрал кандидата, но Николай ни в коем случае не должен назначать архиепископа Сергия (Старогородского), митрополита Антония (Храповицкого) или Гермогена, поскольку все они – враги Распутина. В конце концов Николай выбрал архиепископа Платона (Рождественского). Платон не был другом Распутина и выступал против него в деле имяславцев9..
Смещение Владимира стало скандалом. Так еще никогда не поступали с митрополитами. Волжин пытался остановить Николая – направил ему письмо о недопустимом поведении Питирима, но царь не обратил на это внимания. Он даже пошел против Синода – назначил Питирима без одобрения церковного совета10. Николай смело нарушил традиции, чем вызвал гнев тех самых людей, которые поддерживали святость его правления. Всеобщий гнев был настолько велик, что среди петроградских и московских священников начались разговоры о выходе из-под власти Синода и о создании так называемой «Свободной православной церкви». Среди сторонников этой идеи был и Самарин, который считал подобный шаг трагическим, но необходимым11.
Действия Питирима вызвали ярость у большинства священнослужителей. Он назначил некоего Филарета настоятелем Александро-Невской лавры в Петрограде. Филарет открыто жил со своей любовницей и сразу же начал требовать взятки за использование монастыря. Питирим устраивал в монастыре настоящие оргии, причем на некоторых присутствовал Распутин. Говорили, что через черный ход в монастырь тайно проводят женщин для священников и монахов. Предпочтения Питирима повергли жителей столицы в ужас. В Петроград Питирим приехал с красивым молодым священником Антонием Гурийским, таким же открытым гомосексуалистом, как и митрополит. Питирим окружил себя гомосексуалистами, среди которых были Мельхиседек (Михаил Паевский), ректор Тифлисской семинарии и будущий епископ Кронштадтский, и Иван Осипенко, любовник и личный секретарь Питирима. Ходили разговоры и о финансовых злоупотреблениях. Говорили, что Питирим кладет в свой карман деньги за погребение и платит Распутину за поддержку. Насколько эти слухи были правдивы, сегодня судить трудно12.
Трудно поверить в то, что Распутин не знал о гомосексуальности Питирима и других мужчин. Хорошо известно, что он поддерживал сердечные отношения с епископом Саратова Палладием (Николаем Добронравовым), открытым гомосексуалистом, и епископом Исидором (Петром Колоколовым), которого даже Церковь наказала за сексуальные отношения с мужчинами. Тем не менее Распутин способствовал повышению Исидора, и епископ стал одним из его собутыльников13. Распутин все знал, но ему не было до этого дела. Это было для него не важно, и такое безразличие отражает его колоссальную терпимость к людям – гомосексуалистам, евреям, проституткам, отступникам, сектантам, – что было большой редкостью для России того времени. Распутин делил мир на «друзей и врагов», но эти категории не делились по традиционным российским принципам. Его друзьями с равной вероятностью могли быть богатые аристократы и бедные крестьяне. То же относилось и к врагам. И среди его врагов было гораздо больше богатых и влиятельных. Такой взгляд на мир позволял ему критиковать своих единоверцев – православных – и высоко оценивать мусульман. Надо сказать, что в 1910 году за это он подвергся осуждению в газете «Царицынская мысль», где его назвали «светочем ислама и правой рукой Мохаммеда»14.
За перестановкой Владимира и Питирима началась министерская чехарда, которая в 1915 году породила серьезные конфликты. Эта проблема еще более усугубилась 2 февраля 1916 года, когда в отставку был отправлен премьер Горемыкин. Горемыкин не пользовался популярностью, но замену достойного пожилого политика Борисом Штюрмером никто не счел улучшением. Шульгин называл его «полным ничтожеством». «Когда все монархии Европы мобилизуют лучшие свои силы, мы назначаем председателем Совета министров “святочного деда”»