Еще более пессимистично Тихомиров был настроен 9 декабря:
«Да, революция назревает и надвигается. Теперь ее проводят в жизнь высшие классы и чины, а потом – поведут уже на свой лад рабочие и крестьяне. Кто тут останется в живых, один Господь ведает. Но можно весьма думать, что сама виновница зла, «темная сила», в лице Гришки Распутина, благополучно удерет в критический момент куда-нибудь за границу»10.
Примерно в это же время Александра получила письмо, автор которого умолял ее избавить двор от «темных сил». Письмо написала княгиня Софья Васильчикова, фрейлина, жена князя Бориса Васильчикова, члена Государственного совета и бывшего министра сельского хозяйства. «Вы многого не знаете, и многое не достигает вас, – писала Васильчикова, – но я вращаюсь в разных кругах и вижу, насколько велика опасность. Я умоляю, спасите себя и свою семью». Княгиня писала об услышанных разговорах: светские люди хотели видеть императрицу мертвой. Александра пришла в ярость и решила не уступать. В царскосельском госпитале она рассказала Чеботаревой об этом письме и о том, что император ее защитит. Она показала письмо Вырубовой, отметив, что Васильчикова не позаботилась даже о том, чтобы написать его на хорошей бумаге, а взяла два листка, вырванных из блокнота. Такое пренебрежение нормами этикета беспокоило царицу не менее сильно, чем само содержание письма11. Васильчиковой пришлось покинуть столицу и уехать в свое поместье в Новгород. Скандал попал в газеты, и все подчеркивали, что перед отъездом княгиню посетило множество гостей, в том числе члены императорского Совета. Кроме того, она получила множество писем и телеграмм поддержки12.
Александра до самого конца отказывалась видеть реальность такой, какова она есть. 4 декабря Николай и Алексей вернулись в Ставку.
«Прощай, бесценный и ненаглядный мой! – писала императрица. – Как нестерпимо больно отпускать тебя – более, чем когда-либо – после тех тяжелых дней, которые мы провели в борьбе! Но Господь, который весь любовь и милосердие, помог, и наступил уже поворот к лучшему. Еще немного терпенья и глубочайшей веры в молитвы и помощь нашего Друга, и все пойдет хорошо!
Я глубоко убеждена, что близятся великие и прекрасные дни твоего царствования и существования России. […] Покажи всем, что ты властелин и твоя воля будет исполнена. Миновало время великой снисходительности и мягкости, – теперь наступает твое царство воли и мощи! Они будут принуждены склониться перед тобой и слушаться твоих приказов, и работать так, как и с кем ты назначишь. Их следует научить повиновению. Смысл этого слова им чужд: ты их избаловал своей добротой и всепрощением.
Почему меня ненавидят? Потому что им известно, что у меня сильная воля и что когда я убеждена в правоте чего-нибудь (и если меня благословил Гр.), то я не меняю мнения, и это невыносимо для них. […]
Вспомни слова m-r Филиппа, когда он подарил мне икону с колокольчиком. Так как ты очень снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола, чтобы люди с дурными намерениями не могли ко мне приблизиться, а я предостерегала бы тебя. Кто боится меня, не глядит мне в глаза, и кто замышляет недоброе, те не любят меня.
[…]
Спи спокойно, душой и сердцем я с тобой, мои молитвы витают над тобой. Бог и Святая Дева никогда не покинут тебя!
Навеки всецело,
Твоя».
Казалось, что Александра еще более привязалась к Распутину и впитывала каждое его слово. 18 декабря она писала Николаю:
«Милый, верь мне, тебе следует слушаться советов нашего Друга. Он так горячо денно и нощно молится за тебя. Он охранял тебя там, где ты был, только он, – как я в том глубоко убеждена и в чем мне удалось убедить Эллу, – и так будет и впредь – и тогда все будет хорошо. В “Les Amis de Dieux” один из Божьих старцев говорит, что страна, где Божий человек помогает государю, никогда не погибнет. Это верно – только нужно слушаться, доверять и спрашивать совета – не думать, что он чего-нибудь не знает. Бог все ему открывает. Вот почему люди, которые не постигают его души, так восхищаются его удивительным умом, способным все понять. И когда он благословляет какое-нибудь начинание, оно удается, и если он рекомендует людей, то можно быть уверенным, что они хорошие люди. Если же они впоследствии меняются, то это уж не его вина – но он меньше ошибается в людях, нежели мы – у него жизн. опыт, благословенный Богом».
Слабость Николая раздражала ее. Она посылала ему грозные письма, требуя, чтобы он «ударил кулаком по столу» и вел себя как царь: «Покажи властную руку, вот что надо русским». Она передавала мужу совет Распутина быть сильным: «Он умоляет тебя быть твердым и властным и не уступать во всем Тр[епову]. Ты знаешь гораздо больше, чем этот человек, и все-таки позволяешь ему руководить тобой, – а почему не нашему Другу, который руководит при помощи Бога?..» и признается, что «сохранять тебя непреклонным тяжелее, чем переломить ненависть других, которая оставляет меня равнодушной». В отчаянии она восклицает: «Как бы я желала влить свою волю в твои жилы!»13 Но это было невозможно. Александра считала, что главная угроза монархии – это безволие ее мужа. В Распутине она надеялась обрести силу, чтобы поддержать Николая и его правление. Ее вера в Распутина была непоколебимой, но надежды на успех своей миссии по поддержке Николая с каждым днем угасали.
24 декабря Александра с девочками посетила Новгород. Они молились в Знаменском соборе, где их встречал архиепископ Арсений. Он подарил Александре икону Богоматери, и она отдала ее Вырубовой в качестве подарка для Распутина. С этой иконой его и похоронили через несколько дней14. Они встретились также в Десятинном монастыре со старицей Марией Михайловной, которой было якобы 107 лет. Как только они вошли в ее темную келью, Мария произнесла: «Вот идет мученица – Царица Александра!» Александра этих слов не слышала, но все остальные слышали и были глубоко потрясены ими15.
Вечером 25 декабря Распутин ужинал у Вырубовой с Александрой и ее дочерьми, Ольгой и Марией. Это была их последняя встреча16. Александра писала Николаю, что Распутин был в хорошем и веселом настроении17. Другие же утверждали совершенно обратное – возможно, Распутин старался в присутствии императрицы вести себя соответственно. Его секретарь Аарон Симанович (еще раз заметим, что это не самый надежный источник) вскоре после убийства утверждал, что накануне Распутин получал много предупреждений, что против него готовится заговор. Распутин относился к этому серьезно. Он передал информацию в министерство внутренних дел и во дворец18. Позже Симанович говорил Вырубовой, что в последние дни Распутин был в «печальном» и «подавленном настроении»19. Муня Головина говорила Распутину за два дня до убийства, что Юсупов вступил в некое тайное английское общество, на что Распутин ответил: «Теперь он меня убьет»20. Василий Скворцов вторил Симановичу и Головиной. Он видел Распутина за несколько дней до убийства и заметил, что тот подавлен. Лицо его было болезненно-зеленоватым, «печать смерти» уже просматривалась на нем. А вот Белецкий, который тоже видел его примерно в то же время, нашел Распутина оживленным, энергичным и уверенным в себе. Врага его Александра Макарова на посту министра юстиции заменили Николаем Добровольским, и Распутин считал это своей победой. В воспоминаниях Белецкий утверждает, что он предупредил Распутина об опасности посещения «домов, которых он не знает хорошо»21.
Подруга Распутина, художница Теодора Краруп, писала, что в конце ноября ее студию посетили «два иностранных офицера». Они предложили ей крупную сумму, чтобы она тайно известила их, когда Распутин будет у нее, и они могли убить его. Краруп отправилась прямо на Гороховую, чтобы предупредить Распутина, но он остался спокоен. «Ты не должна бояться, Теодора, – сказал он. – Бог укрывает меня своей рукой»22. Через несколько недель, всего за пару дней до убийства, в резиденцию коменданта дворца Воейкова пришел молодой офицер лейб-гвардии гусарского полка. Перед отъездом в Ставку он сказал жене: «Я знаю, что от старика собираются избавиться, его убьют». Тон не оставлял сомнений в серьезности сказанного. Эти слова тут же передали Вырубовой, которая не обратила на них внимания, сказав: «Убить человека не так-то просто»23. Возможно, это и непросто, но, судя по рассказам, Распутин стал необычно осторожен. 28 декабря Александра писала Николаю, что Распутин «давным-давно не выходит из дома, ходит только сюда». Накануне Распутин с Муней побывал в Казанском и Исаакиевском соборах, и Александра с радостью писала, что не было «ни одного неприятного взгляда, все спокойны». Распутин передал Александре сообщение, которое в свете случившегося звучало удивительно пророчески: «Узкая дорога, но надо прямо по ней идти – по-Божьему, а не по-человеческому»24.
Полицейские донесения, составленные в ноябре и декабре, показывают, что Распутин стал осторожнее. 23 ноября он побывал у Головиных, но по большей части сидел дома. 30 ноября он выбрался в винный магазин Макаева в доме № 23 по Невскому проспекту. Первые одиннадцать дней декабря прошли очень спокойно. 7 декабря он съездил к Артуру Гюллингу, в дом № 54 по Фонтанке, и к Александру Кону, тридцативосьмилетнему надворному советнику, члену Петроградского комитета по делам прессы. 10 декабря Распутин ездил к Симановичу на Николаевскую. И все. Ни вечеринок, ни гостей. Все было тихо. Последнее полицейское донесение составлено 11 декабря. Отчеты за последние пять дней жизни Распутина исчезли25.
Главным текстом в мифе о Распутине остается его так называемое «завещание», опубликованное Симановичем в его воспоминаниях. Он утверждает, что Распутин продиктовал его своему адвокату Аронсону однажды вечером. В «завещании» Распутин предсказывал, что умрет еще до конца года, и если убьют его русские крестьяне, то царю нечего страшиться, и монархия будет процветать еще много веков. Но если убьют его дворяне, то Россию ожидает кровопролитие и братоубийственная война на двадцать пять лет. Более того, если колокола известят, что смерть он принял от руки царского родственника, то вся семья Николая погибнет в течение двух лет. Симанович писал, что после смерти Распутина передал это письмо Александре