24 Дмитрия сопровождали граф Константин Кутайсов и генерал Георги Лайминг, любимый наставник и бывший телохранитель Дмитрия. Кутайсов, боевой офицер и бывший адъютант царя, испытывал глубокое отвращение к полученному приказу. Он откровенно говорил Дмитрию, что он на его стороне и стыдится быть его стражником. Почти всю дорогу он рыдал. В какой-то момент Кутайсов чуть было не совершил самоубийство – так он стыдился полученного приказа25.
Семья Дмитрия в Петрограде пребывала в волнении. Ходили разговоры о том, что поклонники Распутина отправились вслед за Дмитрием, чтобы убить его в дороге. Говорили, что этих людей удалось поймать26. Беспокоились и власти: если бы стало известно, кто едет в поезде, то могли бы возникнуть волнения. Дмитрий был вынужден всю дорогу прятаться в вагоне. Поезд специально ехал мимо Москвы – оплота противников Распутина и Романовых. Поездка была для Дмитрия мучительной. Он всю дорогу плакал и находился на грани нервного срыва. Генерал Лайминг изо всех сил пытался успокоить своих спутников27. К генералу Баратову они прибыли 31 декабря. Генерал был счастлив встретить «героя всея Руси», как он назвал Дмитрия в своем дневнике. К этому времени настроение Дмитрия изменилось. Баратов был тронут его скромностью, обаянием и искренностью. Дмитрий сообщил генералу, что гордится своим поступком – этот факт был очевиден для Баратова. Дмитрий сказал, что револьвер, который он взял с собой, является историческим, хотя «руки его не обагрены кровью»28. Возможно, это было то самое оружие, из которого был сделан смертельный выстрел, хотя курок спустил не Дмитрий. В честь Дмитрия и его спутников был устроен грандиозный банкет, во время которого великий князь мертвецки упился.
Вернувшись с вокзала, великий князь Николай Михайлович записал в дневнике:
«Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно, они невропаты, какие-то эстеты, и все, что они совершили – хотя очистили воздух – полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной, и с Протопоповым. Только подумайте, у меня снова мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было. Голова идет кругом, а графиня Н. А. Бобринская, Миша Шаховской меня пугают, возбуждают, умоляют действовать, но как, с кем – ведь одному немыслимо. С Протопоповым еще возможно поладить, но каким образом обезвредить Александру Федоровну? Задача почти невыполнимая. Между тем время идет, а с их отъездом и Пуришкевича я других исполнителей не вижу и не знаю. Но, ей-ей, я не из породы эстетов и еще менее – убийц, надо выбраться на чистый воздух. Скорее бы на охоту в леса, а здесь, живя в этом возбуждении, я натворю и наговорю глупости»29.
Удивительная запись, которая показывает, насколько велика была пропасть между царем и правящей элитой. Николай Михайлович, великий князь из семьи Романовых, двоюродный брат Александра III, был одержим мыслями об убийстве русского императора, и к этому его подстрекала графиня Надежда Бобринская, жена графа Алексея Бобринского, министра сельского хозяйства, члена Императорского совета, главы петербургского дворянства.
Сестра Дмитрия, Мария, все Рождество грустила из-за отъезда брата. Она находилась в Царском Селе, во дворце отца, великого князя Павла, и мачехи, княгини Ольги Палей (урожденной Карнович). Все они, включая сына княгини, князя Владимира Палея, были не только ярыми противниками Распутина, но еще и родственниками одного из его убийц. Кроме них, в доме находились дети княгини Палей от первого брака с Эриком Пистолькорсом: Марианна Дерфельден и ее брат, Александр Пистолькорс, зять Анны Вырубовой. Ситуацию осложняло еще и то, что за праздничным столом присутствовала старшая сестра княгини Палей, Любовь Головина, и ее дочь Муня. Часть присутствовавших плакала из-за отъезда Дмитрия, другие оплакивали страшную смерть возлюбленного духовного отца от его руки. Атмосфера была мрачной и напряженной. Княгиня Палей пыталась поддерживать разговор, старясь никак не затрагивать опасной темы, но ей это плохо удавалось. Напряженность стала невыносимой, и в конце концов великий князь поднялся и пошел зажигать свечи на елке30.
11 января 1917 года члены семьи Романовых собрались у Марии Павловны – старшей («тети Михень», матери великого князя Андрея Владимировича), чтобы обсудить положение Дмитрия. Все они считали подобное наказание неприемлемым. Было решено написать коллективное письмо Николаю с просьбой отменить приказ и вернуть Дмитрия в одно из его поместий. Все считали, что отправка в Персию означает для него «полную гибель». Письмо подписали шестнадцать членов семьи. Через два дня Николай вернул его с собственноручной надписью: «Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне»31.
Ответ потряс семью. Однако своей твердостью Николай спас жизнь Дмитрия. Если бы он приказал ему вернуться в Россию, он наверняка был бы убит большевиками – такая судьба постигла многих членов семьи.
Ходили слухи, что, когда Николай отказался казнить убийц Распутина, как требовала Александра, она дала ему пощечину32. Интересно, что подумал цесаревич, когда отец отказался повесить убийц, чего ожидал Алексей. Никто не был повешен, и наказания оказались поразительно легкими. Феликса выслали в его поместье Ракитное под Курском. Ни Пуришкевич, ни Лазоверт, ни Сухотин вообще не были наказаны. Единственным, кто еще пострадал, оказался великий князь Николай Михайлович. Николай на два месяца выслал его в поместье Грушевка. И это человека, который не делал секрета из своего желания убить жену Николая!33 Узнав о своей ссылке в последний день 1916 года, раздраженный великий князь написал в дневнике: «Александра Федоровна торжествует, но надолго ли, стерва, удержит власть? А он, что это за человек, он мне противен, а я его все-таки люблю, так как он души не дурной […]»34.
Великий князь мог быть в ярости от того, как царь обошелся с ним и другими родственниками, но ведь никто не был признан виновным и никто не был наказан. Убийство сошло убийцам Распутина с рук. И каждый русский извлек из этого простой урок: государство не собирается наказывать преступников.
Феликс и Ирина наслаждались своей ссылкой в Ракитном. 26 февраля 1917 года приехал Сандро. Супругов он нашел весьма «бодрыми»35. Протопопов установил надзор за поместьем, и, судя по донесениям его агентов, жизнь в Ракитном была спокойной и беззаботной. В середине января на охоту приехала большая группа аристократов, среди которых были и два великих князя. Этот визит стал явным знаком поддержки Феликсу и вызовом престолу. Юсуповы жили в прежней роскоши. Феликс организовал особую группу из десяти телохранителей в казачьей форме. Эти люди получили приказ не подпускать никого постороннего к дому на несколько километров36. Неясно, от кого хотел защититься Феликс. Большинство русских считало его героем. В начале января он получил письмо с подписью «Vox populi» («Глас народа»), в котором говорилось, что, если царь посмеет наказать убийц Распутина, вся Россия поднимется и убьет его37.
Когда Феликс не слушал граммофон и не принимал гостей, он продолжал строить планы заговоров. Из Ракитного он писал великому князю Николаю Михайловичу, что, поскольку убийство Распутина не довело Александру до нервного срыва, как все надеялись, нужен другой план. Он предлагал, чтобы, как только император в конце февраля уедет в Ставку, вдовствующая императрица и ее приближенные приехали в столицу и вместе с генералами Алексеевым и Гурко потребовали, чтобы Протопопов, Щегловитов и Вырубова были арестованы, а императрица выслана в Ливадию. Если еще не поздно, писал он, это последняя надежда38.
69. Оргии, гомосексуальная любовь и тайная рука Британии
С самого начала события в Юсуповском дворце были окружены слухами. Говорили, что после приезда Распутину вручили пистолет и велели покончить с собой. Другие утверждали, что у него был выбор – либо выпить отравленное вино, либо пустить пулю в голову. Но он отказался, и говорили даже, что Распутин обратил оружие против убийц, но они оказались быстрее и застрелили его. Какое-то время никто не знал, кто именно был во дворце той ночью и кто сделал смертельный выстрел. По слухам, кроме Юсупова, Пуришкевича и Дмитрия, присутствовал также брат царя, Михаил, сводный брат Дмитрия, князь Владимир Палей и несколько великих князей1. Говорили даже, что той ночью во дворце был юродивый Митя Козельский. (Он говорил журналистам, что его дядя был поваром в доме Юсуповых2.)
Министр иностранных дел Николай Покровский в приватной обстановке сказал Морису Палеологу, что Распутина убили в доме Юсуповых во время «оргии», и этот слух в телеграмме, отправленной в Лондон, повторил Сэмюэль Хор3. Если это была оргия, то там должны были присуствовать женщины, но были ли они там или нет, остается неизвестным. Жена Юсупова, Ирина, которая послужила приманкой для Распутина, находилась в Крыму и никак не могла находиться во дворце. Газета «Русское утро» вскоре после убийства утверждала, что у Юсупова той ночью было несколько женщин, в том числе известная авантюристка княгиня Екатерина Радзивилл, графиня Ольга Кройц и мадам фон Дрентельн, а также балерина Каралли4.
Полиция изучала связь балерины с убийством. Двадцатисемилетняя танцовщица из Московского императорского балета Вера Каралли приехала в Петроград из Москвы 12 декабря. Ее сопровождала служанка, Вероника Кухто. Они остановились в гостинице «Медведь». Из города они уехали 17 декабря в 19.20, хотя, судя по другому полицейскому донесению, оставались в Петрограде до 19 декабря. В гостинице Веру посещал великий князь Дмитрий, но балерина заверила полицию, что в тот день она весь вечер провела в своем номере