47.
В конце концов, была ли смертельная пуля выпущена Владимиром Пуришкевичем или неким британским агентом, уже не важно. Распутина убила массовая истерия, захлестнувшая Россию к концу 1916 года. Почти все русские совершенно ошибочно представляли то, что происходило в их стране, кто в этом виноват и как спасти Россию. Итальянская газета «Ла Стампа» очень точно отразила менталитет того времени: «Для всего русского народа Распутин стал символом всемогущего и безответственного правительства, которое вело Россию к гибели. Слепая, смертельная ненависть к Распутину охватила весь русский народ. […] Символ инертной власти, которая блокировала русскому народу к обновлению, наконец-то исчез со сцены»48. Большинство народа считало, что Распутин должен умереть, чтобы Россия жила. Но скоро люди поняли, как ошибались.
70. Конец тобольского ига
Россия встретила известие об убийстве Распутина с почти всеобщим ликованием. Сэмюэл Хор писал 1 января 1917 года: «Атмосфера в Петрограде замечательнейшая. Все классы разговаривают и ведут себя так, словно тяжкий груз упал с их плеч. Слуги, извозчики, рабочие – все свободно обсуждают произошедшее. Многие говорят, что это событие лучше, чем самая грандиозная победа России на полях сражений»1.
Все говорили только об одном. Всех волновало только одно. Жена известного историка Надежда Платонова 4 января с изумлением записала в дневнике, что даже торговка на местном рыбном рынке открыто высказывала свое мнение о случившемся и без боязни осуждала царя за его роль в странной и безумной карьере Распутина2. Когда новости стали известны в Москве, публика в Императорском театре потребовала остановить представление и исполнить государственный гимн. Все зрители встали и пропели «Боже, царя храни»3. То же самое происходило и в других городах империи.
Убийц превозносили как героев. Лондонская газета «Таймс» сообщала, что во время вечеринки в доме богатого банкира Юсупова встретили настоящей овацией, а затем осыпали цветами и внесли в зал на руках4. Всероссийский земский союз создал фонд имени Юсупова для помощи раненым солдатам. Пожертвования в этот фонд лились рекой5. Феликса засыпали благодарственными письмами, которые приходили со всех уголков России6. Съезд врачей в Москве, на котором присутствовали 300 человек, проголосовал за увенчание Дмитрия лавровым венком от благодарного Отечества7. Английский военный корреспондент Генри Гамильтон Файф писал, что будущие поколения русских воздвигнут памятник убийцам Распутина8.
Никто не говорил о мести. Но петроградская охранка 19 декабря все же арестовала семерых человек, имевших тесные связи с Распутиным. Полиция опасалась возможных беспорядков. Среди этих людей были Пхакадзе, князь Нестор Эристов и купец Сергей Виткун. Виткун сообщил властям, что собирался удавить убийц собственными руками. Он винил Муню Головину в том, что она продала Распутина убийцам. Говорили, что Пхакадзе не успокоится, пока не отомстит за убийство Распутина9. Но подобные настроения были крайне редки.
Большинство населения считало, что Россия проснулась от долгого ночного кошмара. Яркий свет нового дня наполнял всех надеждой и ощущением новых возможностей. Глубокий оптимизм, порожденный убийством Распутина, нашел отражение в статье, опубликованной 20 декабря в газете «Утро России»:
«И хочется верить, что эта «темная» смерть темного человека не пройдет бесследно для России, что очищающая сила смерти именно в этот момент проявится, как никогда, что эта смерть откроет, наконец, глаза тем, у кого они все еще упорно сомкнуты. […] Пусть эта темная кровь, омытая мертвой водой исторического искупления, приблизит страну к светлым далям. Пусть темные силы России этою кровью искупят свой смертный грех перед родной страной»10.
Газета «Русское слово» объявила, что смерть Распутина знаменует конец «тобольского ига» – намек на «татаро-монгольское иго» Средних веков. Эпоха Распутина настолько унизила страну, что смерть его объединила всех русских в единое и неделимое «гражданское общество»11. Жизнь Распутина сыграла поистине историческую роль – она знаменовала собой рождение российской гражданственности. Но в прессе раздавались и иные голоса, которые задавали неудобные и непопулярные вопросы.
Та же газета «Утро России», которая восхваляла убийство, опубликовала статью, автор которой задавался вопросом, что можно сказать о стране, которая радуется смерти человека. Эта странная реакция знаменует «истинный дух русской истории», страны, в которой «все радостное для народа требовало смертей и каждый шаг вперед совершался через трупы». Убийство Распутина – повод не для радости, но для отчаяния при мысли о том, что жизнь становится лучше только благодаря убийству. Это знак того, насколько отсталой является политическая и культурная жизнь России. Россия словно гордится тем, что в своем развитии достигла этапа, который вся остальная Европа прошла еще в Средневековье. Люди реагировали на известия так, словно выиграли в лотерею. Удача, судьба – вот что определяет жизнь в России, а вовсе не сами люди своим упорным трудом, инициативой и ответственностью. Нет, они ничем не отличаются от «римских рабов», с печалью заключал автор статьи. Они надеются на то, что боги сжалятся над ними и улыбнутся им. Убийство Распутина не изменит ничего, поскольку он никогда не был источником проблем России – он был всего лишь одним из симптомов. Причина же кроется в вечной российской «темноте, рожденной из безответственности и политического произвола».
Газета «День» писала о том же: «“Темные силы” – это стало псевдонимом Распутина. Но в действительности среди темных сил Распутин был величиной ничтожной, и темные силы как были, так и остались. Распутин давал возможность не замечать их. Вот почему не вздохнет свободно Россия со смертью Распутина, и ничто не изменится. Увеличится только развал»12. Газета «Русская воля» писала, что убийство Распутина – это отсечение «головы гидры». Распутин ушел, но система, его породившая, жива, и наверняка создаст нового, кто займет то же место. Убийство Распутина ничего не значит13.
Шульгин в «Киевлянине» 23 декабря писал, что, хотя мотивы «добровольных палачей» были «чисты», они все же пошли по «ложному пути, который принесет нам массу проблем». Позже он довольно точно сравнил убийство с «тайным насилием» XVIII – начала XIX веков, когда небольшие группы вольнолюбцев свергали и убивали царей самым безжалостным образом – Петр III в 1762 году и Павел I в 1801 году являлись тому самыми печально известными примерами14.
Губернатор Тобольска Ордовский-Танаевский был, пожалуй, единственным царским чиновником, который публично осудил убийство. Губернатор знал Распутина более всех остальных. Еще в 1909 году он ночевал в доме Распутина в Покровском. Он хорошо знал всю его семью. Не закрывая глаза на его пороки, он видел его таким, каким он был, а не таким, каким он представал в мифе, созданном другими людьми. Перед большим собранием в Тобольске Ордовский-Танаевский поднялся и объявил, что «Крестьянин нашей губернии из села Покровское, Григорий Ефимович Распутин, погиб мученической смертью. Я говорю “мученической”, потому что он был затравлен, как кролик. […] Великий Боже, прости рабу Божию, мученику Григорию, все его прегрешения, вольные и невольные, и прости нам наши прегрешения по имени его, ибо никто не без греха, и услышь наши молитвы, ибо умер он без покаяния»15.
О состоянии России в 1916 году можно судить по тому, что многие священники Русской православной церкви не только одобряли убийство, но даже и благословили его. В момент убийства Распутина Сергей Булгаков находился в паломничестве в Зосимовой пустыни близ Москвы. Булгаков был поражен тем, что все монахи радовались известию об убийстве16. Митрополит Евлогий записал, что испустил «вздох облегчения», прочитав об убийстве в газетах. Даже спустя годы этот видный иерарх Русской православной церкви не испытывал ни печали, ни сожаления, ни малейшего смущения от радости при убийстве человека. Православный христианин, друг царя, человек, не повинный в преступлениях, которые ему приписывали, был хладнокровно убит, а единственным чувством, которое испытал митрополит, было облегчение17.
Гермоген утверждал, что через минуту после получения известия о смерти Распутина он услышал за спиной его громкий голос. «Чему радовался? – спросил знакомый голос. – Не радоваться надо, а плакать надо! Посмотри, что надвигается!» Гермоген ушам своим не верил. Голос был абсолютно реальным. Гермоген боялся оглянуться. Застыв на месте, он перекрестился. В конце концов он набрался смелости и оглянулся: в келье никого не было. Гермоген открыл дверь, но и в коридоре тоже было пусто18.
Павел Заварзин читал новости, сидя с другими пассажирами в вагоне-ресторане поезда, ехавшего по Центральной России. И тут молчание нарушил сибирский купец средних лет: «Слава богу, что покончили с этой сволочью!» Все остальные пассажиры заговорили разом. Мнения были разными. Одни бормотали: «Собаке – собачья смерть!» Другие же считали убийство поступком неправедным. Один пассажир сказал, что истинный дворянин никогда не пригласил бы человека в свой дом, чтобы убить его. Другой заявил, что убийство, совершенное людьми, столь близкими к трону, это нож в спину русской монархии. «Признак развала и неминуемой революции», – сказал какой-то сибиряк в очках, с бороденкой и, резко встав, ушел»19.
Тот факт, что убийцы Распутина были аристократами, не ускользнул от внимания простого народа. Светская дама из Петрограда слышала, как раненые солдаты в госпитале говорили: «Только один мужик смог добраться до царя, и то хозяева его убили». Такое мнение было широко распространено и подогревало ненависть к высшим классам, которая вскоре переросла в жаркую ненависть