3.
Противники Распутина нанесли удар в марте. В духовно-религиозном журнале «Отклики на жизнь» появилась статья «Наше время». Автором и издателем журнала был московский священник Владимир Востоков, тот же самый, который три года назад написал целый ряд статей, направленных против Распутина. Весной Востоков встретился с фрейлиной императрицы, княгиней Оболенской. Встреча произошла в московской квартире семейства Тютчевых, потомков великого русского поэта XIX века. Естественно, разговор пошел о Распутине. «Пожалейте царя, – сказал Востоков княгине, – пожалейте Россию, пожалейте все наше будущее! Гоните этого хлыста, бродягу и мошенника из столицы! Отправьте его назад в его деревню без права покидать ее! Вспомните предостережение Божие: “Изгоните нечистого от царя, и престол его спасен будет!”» Оболенская ответила, что она уже пыталась, но ничего не вышло. На следующий день с той же просьбой обратились к премьеру Коковцову, но он сказал, что все попытки бессмысленны, и просто пожал плечами.
Примерно в то же время Востоков узнал, что его журнал был одобрен для духовного просвещения великих княгинь Ольги и Марии. И тогда ему в голову пришла идея. Почему бы не обратиться прямо к царской семье со страниц «Откликов на жизнь»? Статья «Наше время» являлась аллегорией. Автор описывал прекрасное, богатое русское поместье, где живет добрый, но наивный помещик со своей женой. Помещик настолько доверчив, что всякие бесчестные люди откровенно пользуются им, а жена помещика подпадает под очарование некоего бродяги, который оказывается хлыстом. Обманщик соблазняет всех служанок. В местном трактире он похваляется своей силой, пьет и пляшет. Верные слуги помещика пытаются открыть ему глаза на истинную натуру этого человека, но он слишком наивен, слишком пассивен, слишком слаб, чтобы действовать. Кроме того, он не хочет огорчать свою жену, отослав человека, который ей так нравится. Со временем все добрые и честные люди покидают поместье, а их места занимают злодеи и обманщики. Люди совестливые уезжают, остаются только слабые трусы и льстецы, но и их дни сочтены. Страдающие простые люди теряют терпение и начинают требовать ответа от помещика. Их мир строится на древних истинах. «Почему же этот мошенник приобрел власть? – спрашивал автор статьи. – Мы заблудились, и вместе с нами погибает наше поместье».
Смысл статьи Востокова был очевиден. За такую наглость Востоков был наказан. 1 мая обер-прокурор Саблер убедил Синод подвергнуть журнал официальным церковным санкциям. Отныне все номера журнала подвергались предварительной цензуре, а Востокова перевели из московского прихода. Прихожане пришли в ярость. Они обратились за помощью к Элле, которая всегда поддерживала Востокова. Элла пообещала сделать все, что будет в ее силах. 11 мая в Москве она переговорила с Саблером и передала ему прошение о том, чтобы Востоков остался в Москве. Но в просьбе было отказано. В том же месяце через Москву проезжал император. Группа видных священнослужителей подала ему аналогичное прошение. Николай прочел документ и передал его Саблеру со словами: «Скажите просителям, что отец Востоков затронул в своем журнале мою семейную жизнь». Прошение вновь было отклонено. В августе было принято решение перевести Востокова в Коломну, близ Москвы. 1 сентября Востоков отправился в путь пешком. Его сопровождали сторонники и прихожане. С разрешения московского митрополита Макария (Михаила Невского) прихожане вручили Востокову большой золотой наперсный крест с надписью «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Сентябрь 1913». Смысл надписи был очевиден. Но это были не просто слова – даже само дарение креста было актом неповиновения: священники могли носить золотые наперсные кресты только с позволения Святейшего синода, какового, естественно, в данном случае не имелось. Когда Макария спросил и об этом, престарелый, но хитроумный иерарх ответил, что он позволил сторонникам Востокова подарить крест, но никогда не говорил, что Востокову можно его носить4.
Этим поступком Макарий явно показал, что его симпатии на стороне врагов Распутина, но в глазах многих он являлся одним из вернейших его союзников. Говорили, что свое назначение в ноябре 1912 года он получил благодаря влиянию Распутина. Слухи эти ходили несмотря на то, что Макарий никогда не встречался с Распутиным. Единственный грех Макария заключался в том, что он получил от Распутина поздравительную телеграмму. Для многих этого оказалось достаточно, чтобы записать митрополита в ряды сторонников Распутина. И Макарию так никогда и не удалось смыть это пятно: вскоре после Февральской революции во время охоты на ведьм он лишился своего поста из-за чисто мифических связей с Распутиным5.
В разгар скандала с Востоковым газета «Дым Отечества» продолжала защищать Распутина. В возвышенных тонах описывалось его посещение воспитательного дома в мае. Автор статьи приводил слова Распутина о воспитанниках дома: что «Сила народная и красота духовная в них […] В них нет греха»6. Монархист Василий Скворцов на страницах «Колокола» утверждал (надо сказать, бездоказательно), что газету Гарязина тайно финансируют граф Витте и франкмасоны, а статья дает возможность Распутину упрочить свое влияние при дворе и среди высших чиновников правительства7.
Скандалы в прессе не прекращались ни весной, ни летом. 3 июля в «Дыме Отечества» была опубликована еще одна большая статья в защиту Распутина. Автором был Алексей Филиппов. Он изучал юриспруденцию в Московском университете и публиковался в ряде периодических изданий («Черноморское побережье», «Русский обозреватель»). Со временем он начал сотрудничать с газетой Гарязина. В 1913 году Филиппов переехал в Петербург, заинтересовался финансовыми вопросами и создал газету «Деньги». В то время его репутация была весьма шаткой. Он собирал компромат на банки и другие финансовые институты, а затем «продавал» им информацию за солидное вознаграждение. Банки сами решали, платить или подождать и понять, выполнит ли он свои угрозы. Позже он женился на сестре Феликса Дзержинского, будущего начальника зловещей ЧК8. В 1912 году он впервые встретился с Распутиным в поезде, едущем из Москвы. Его сразу же поразила «глубокая вера в русский народ и разумное, не холопское отношение к самодержавной власти… причем он стоял за единение царя с народом без посредства бюрократии»9. В последующие годы пути Распутина и Филиппова еще не раз пересекутся.
Филиппов считал, что основная проблема заключается в том, что многие считают Распутина «вершителем судеб на самом верху». Но подобные разговоры в газетах и среди «романтиков» Думы были всего лишь «фантазиями», которые служили рекламой для того, против кого они были обращены. Филиппов утверждал, что истина гораздо более прозаична. Распутин был всего лишь «обыкновенным русским мужиком», хотя и «экзальтированно-умным, чистоплотно-чистым, заботливо-трудолюбивым… не порывающим своей связи с простым народом». Именно это делало его «сильным в народе и в сферах, которые близки народу или дорожат им». В этом и заключена причина столь значительного интереса к этому человеку. Распутин воплощает в себе «повышенную чуткость и культуру доброго старого времени, которое давало нам крестьянина, по тонкости восприятий равного барам».
Филиппов отмечал, что в эти дни мы слышим лишь пересуды, наполненные «грязью, завистью, сплетнями и интригами», столь характерными для современного русского общества и, в частности, для духовенства. Многие представляют привлекательность Распутина исключительно как «религиозно-сексуальную». Возвышение этого человека объясняют самыми грязными причинами. Ему приписывают (совершенно безосновательно) перевод Феофана, падение Гермогена и заключение Илиодора. Тем самым люди не только преувеличивают влияние Распутина, но и делают более значительные и серьезные выводы относительно всей России:
«Нужно им помнить, что, проводя подобные сведения в публику, они делают плохое дело: можно подумать, что в России нет уже ни законности, ни здравого смысла, ни примитивной честности. Но неужели гг. Милюковы[17], посвящая свои речи Распутину, не замечают, что они доходят до признания собственного ничтожества, а газеты, подобно «Вечернему времени», представляются орудием усиленной рекламы Распутина, человека в действительности скромного и довольно ограниченного в своем влиянии и могуществе. Вся сила его заключается в вере и благотворении да христианских подвигах добродетели, не показной, не крикливой, но такой, которая, очевидно, является редкостью для критикующих этого человека деятелей нашего времени».
Через шесть дней газета опубликовала письмо некоего А. К. Гаврилова, который утверждал, что знал Распутина в течение двух лет. Письмо было адресовано редакторам «Петербургского курьера», «Киевской мысли», «Русского слова», «Дня» и «Новой связи». Автор критиковал их за попытки представить Распутина неким «колдуном». Вторя Филиппову, Гаврилов осуждал многочисленные статьи, в которых в ложном свете изображался характер Распутина и его влияние. Прессу и политиканов, подобных Милюкову и Гучкову, автор сурово осуждал.
«Вполне понятно, куда направляются все эти подлые выстрелы, доказывающие всесилие Распутина. Но кроме того, что подобный способ нападок нравственно непорядочен и сводится к дешевой храбрости показать кулак в кармане, он, во всяком случае, наивен и рассчитан только на легковерие широких темных масс. Последним, разумеется, нетрудно внушить басню о влиянии Распутина: в воображении обывателей правительство рисуется не громадной, стихийной самодовлеющей, а случайно собравшейся небольшой компанией людей, на которых легко возможно воздействовать всякому ничтожеству в любом деле и по любым мотивам. И таким путем получается то, что, сосредотачивая весь фокус общественного внимания на одном лице, оставляют в тени действительных виновников российских непорядков».