ниться за весь бардак, который я устроил в ее жизни. Заверить, что самого себя я прокатил не хуже, чем ее.
– Боже, ты помнишь? – захохотал Байрон, хлопая брата по спине. – Она даже выбрала обручальное кольцо и все остальное. Заставила отца заплатить, потому что не хотела, чтобы ты счел ее слишком требовательной. Ты здорово ее опозорил, приятель.
– В мои намерения это не входило, – процедил я сквозь зубы, не испытывая ни малейшего интереса ни к еде, ни к компании. – Мы оба были детьми.
– Я считаю, что Дэвон и Луиза должны обсудить это наедине. – Мама промокнула уголки рта салфеткой, хотя на ее лице не осталось никаких следов еды. – Обсуждать этот вопрос на людях неуместно. В особенности на поминках моего мужа.
– Тем более нам и так есть о чем поговорить! – с притворным воодушевлением воскликнул Дрю, муж Сеси, улыбаясь мне. – Дэвон, я все хотел спросить твое мнение насчет ипотечного бума в Британии. Риск инфляции довольно высок, не считаешь?
Я уже собрался ответить, когда Байрон встрял в разговор, подняв свой бокал с вином, словно деспотичный император:
– Да брось, никого не интересует рынок жилья. Ты разговариваешь с людьми, которые даже не знают, как пишется слово «ипотека», и уж тем более им никогда не приходилось ее выплачивать. – Он жахнул бокалом по столу, отчего красное содержимое выплеснулось на белую скатерть. – Давайте лучше поговорим обо всех тех обещаниях, которые Дэвон Уайтхолл не сдержал за эти годы. Обещаниях, данных моей сестре. Его семье. О том, как реальность наконец-то настигла лорда Красавчика, и теперь ему нужно пойти на серьезные уступки, если он желает сохранить то, что осталось от его прежней жизни.
Луиза встала и бросила салфетку на все еще полную тарелку.
– Прошу меня извинить. – Ее голос дрожал, но в остальном она безупречно держала себя в руках. – Ужин был прекрасен, миссис Уайтхолл, однако, боюсь, об обществе моих братьев того же не скажешь. Ужасно сожалею о вашей утрате.
На этом она развернулась и ушла прочь.
Мы с матерью переглянулись.
Я знал, что должен исправить ситуацию, пускай возникла она не по моей вине. Но сперва нужно разобраться с двумя клоунами, рассевшимися за моим обеденным столом.
Я пронзил Бенедикта и Байрона свирепым взглядом.
– При всем сочувствии в связи с вашей недавней утратой родителей я больше не позволю говорить со мной в подобном тоне. Нравится вам это или нет, я хозяин этого поместья. Мне решать, кого я принимаю и, что еще важнее, кого не принимаю в своем доме. Вы перешли черту и огорчили свою сестру и мою мать. В следующий раз за подобное вас ожидает пуля в зад. Быть может, я распутник с недостатком моральных принципов, но при этом, как мы все знаем, еще и отличный стрелок, а ваши задницы – легкая мишень.
Самодовольные улыбки Бенедикта и Байрона тотчас испарились, сменившись хмурым взглядом.
Я встал из-за стола и помчался за Луизой. Слышал, как позади меня братья Бутчарт без энтузиазма извинились за свое поведение, обвиняя в своих дурных манерах вино.
Я нашел Луизу в своем старом зимнем саду в окружении экзотических растений, больших окон и дерева, выкрашенного в мятный цвет. Она пробежалась кончиками пальцев по композиции из разноцветных роз, стоящей в дорогой вазе. Подарок французского виконта, относящийся к девятнадцатому веку.
Вместо того чтобы прикасаться к бархатистым лепесткам, Луиза трогала шипы. Я в благоговении застыл на пороге. Она напомнила мне Эммабелль. Женщину, которую больше очаровывала боль, даруемая красивой вещью, нежели приносимое ей удовольствие.
Луиза уколола подушечку указательного пальца. Неспешно убрала руку от шипа и невозмутимо высосала кровь.
Я закрыл за собой дверь.
– Луиза.
Она не подняла взгляда, склонив шею, как изящный лебедь.
– Дэвон.
– Полагаю, я должен извиниться. – Я провел пальцем по деревянной панели и обнаружил, что она покрыта толстым слоем пыли. Господи Иисусе. Замок Уайтхолл-корт по обыкновению был безупречен. Неужели у мамы и Сеси проблемы с деньгами?
– Передо мной или перед своей семьей? – Луиза продолжила гладить шипы, и я поймал себя на том, что не могу отвести от нее глаз.
Она казалась такой спокойной. Такой лояльной, даже спустя все эти годы.
Я прошел в глубь комнаты, чувствуя удушающую влажность и приторную сладость цветов.
– Думаю, и перед тобой, и перед ними.
– Что ж, считай, я тебя простила. Я не из тех, кто таит обиду. Хотя не уверена, что то же самое можно сказать о Сеси и Урсуле.
– Мы прекрасно ладим, – отрезал я.
– Может, и так, но после твоего отъезда им было очень одиноко и грустно.
В горле встал ком от ненависти к самому себе.
– Как обстоят дела у моей сестры и матери? – спросил я, присаживаясь перед ней на подлокотник дивана в зеленой обивке. – Каждый раз, когда я вижу их, кажется, что они счастливы и довольны жизнью.
С другой стороны, у меня уже вошло в привычку заселять их в лучшие квартиры, водить в лучшие рестораны и устраивать им самый роскошный шопинг каждый раз, когда они приезжали в гости.
– Мистер Хастинг на мели. У него ни цента за душой и никакого влияния в этом доме, что может стать проблемой, поскольку теперь все деньги твоего отца вписаны в завещание. – Луиза нахмурила изящные брови, касаясь шипа уколотым пальцем. – Сеси несчастна с ним, но считает, что уже слишком немолода и недостаточно красива или одарена, чтобы разводиться и выходить за кого-то другого. Брак твоей матери и Эдвина был далек от идеала, но я подозреваю, что ей очень одиноко, особенно в последние десять лет.
Я встал, неторопливо подошел к окну и уперся в него локтем. По лужайке вперевалку шагала стая уток.
– У мамы есть какая-то поддержка?
Как вышло, что я не знаю ответа на собственный вопрос?
– В последние годы она перестала принимать светские визиты. Ей это кажется бессмысленным. Притом что ее младшая дочь замужем за дураком, а старший сын – самый бесславный распутник, какого только видела Британия, у нее нет хороших новостей, которыми можно было бы поделиться. Но я стараюсь навещать ее, когда приезжаю в Кент.
Даже когда Луиза произнесла все это, в ее голосе не слышалось ни обвинения, ни враждебности. Она была полной противоположностью Эммабелль Пенроуз. Мягкой и покладистой.
– У Сеси так и не было детей, – вслух заметил я.
– Нет. – Луиза подошла и встала прямо передо мной, прислонившись скромным декольте к моей груди. Я заметил, что кожа на ее пальцах вся изодрана шипами. – Сомневаюсь, что Хастинга интересует что-то, кроме азартных игр и охоты. Дети не значатся в начале списка его дел.
Она еще сильнее прижалась ко мне всем телом. Правила игры изменились, и Луиза уже не та робкая девочка, которая умоляла меня уделить ей хоть каплю внимания.
«Сбеги снова, – говорили ее глаза, – если осмелишься».
Мне не хотелось даже шелохнуться. Она была привлекательна, внимательна и заинтересована. Но я никак не мог выбросить из головы Мечту. Женщину, что прокралась в мои сны, как воришка, и наполнила их желанием и потребностью.
– Ну а как ты, Лу? – Я обхватил ее за шею и отодвинул от себя на пару сантиметров. От моего прикосновения ее кожа покрылась мурашками. – Я слышал, ты потеряла жениха. Мне жаль.
– Ну да. – Луиза облизнула губы и с мрачным смешком провела рукой по моему пиджаку. – Полагаю, можно сказать, что мне никогда не везло с мужчинами.
– То, что произошло между нами, никак не связано с везением. Я был эгоистичным слабаком, который бежал от ответственности. А ты всегда была лишь косвенной участницей, но не главной целью.
– Знаешь, я никогда не держала зла, – тихо сказала она спокойным, собранным голосом. Меня это удивило. Думаю, окажись я на ее месте, головы полетели бы с плеч. – Злость кажется мне пустым чувством. Из нее никогда не выходит ничего хорошего.
– Очень милый взгляд на вещи, – я ответил мрачной улыбкой, а сам подумал: «Если все отпустят свою злость, то мы, адвокаты, останемся без работы».
– Теперь ты вернулся. – Ее темные глаза снова с вызовом заглянули в мои.
Я взял ее руку, лежавшую на моей груди прямо над сердцем, и прижал холодные костяшки к своим теплым губам.
– Не навсегда. – Я помотал головой, не сводя с нее взгляда. – Я никогда не вернусь навсегда.
– Никогда не говори никогда, Дэвон.
Затолкав пьяных Бенедикта и Байрона в их «Рендж Роверы» и велев водителям ехать без остановки, пока не окажутся на другом конце острова, я поцеловал Луизу на прощанье. Пообещал, что позвоню, когда приеду в Англию в следующий раз, и был твердо намерен исполнить это обещание.
Когда гости ушли, я вышел в сад и скурил три сигареты подряд, проверяя, нет ли пропущенных сообщений или звонков из Штатов. Если конкретнее, от одной американской чертовки. Их не было.
Она слишком разбита, да и тебе самому не грозит в ближайшее время получить награду за здравомыслие.
Я поплелся обратно в огромный темный особняк через заднюю кухню, прошел мимо Дрю, спящего перед телевизором в одной из гостиных, и Сеси, которая сидела за роялем, молча глядя на него, но не играя.
Трахни Белль, сделай ей ребенка и забудь о ней.
Дела шли плачевно по всем фронтам.
Я направился в прежний кабинет отца. Мама была там.
Казалось, она находилась в своей естественной среде, сидя за его столом в викторианском стиле, делая пометки на полях каких-то документов и подбивая цифры на лежащем рядом калькуляторе. Все это напомнило мне об истине, которую я и так знал все эти годы: в действительности силой, стоящей за империей Уайтхолл, была моя мать. Отец был титулованным распутником, в то время как мама – умной и находчивой дочерью своего отца. Может, Тони Додкин и был обычным графом, но вместе с тем гением в математике и магнатом в сфере недвижимости, который знал толк в хороших сделках. Мама пошла в него. Она чрезвычайно одаренная.
Отчего напрашивался вопрос: как она могла не знать, что он издевался надо мной? Но вряд ли я чего-то добьюсь, разбередив старые раны.