Джоан упорно обращалась ко мне как к королевской особе, хотя понятия не имела, как меня называть. А еще подумала, что цветы предназначались для Эммабелль. Да и с чего ей думать иначе? Она записывала Мечту на еженедельный прием у гинеколога и отправляла меня за Белль на такси.
– Не за Пенроуз, – коротко ответил я, влетая в свой кабинет.
Джоан вскочила и помчалась за мной, семеня короткими ногами с такой скоростью, какую я не наблюдал за ней с тех пор, как она взяла отгул на полдня, когда у ее дочери начались схватки.
– Что значит – не за Пенроуз? – требовательно спросила она.
Я устроился за столом и включил ноутбук.
– Тебя это не касается, но я ухаживаю за другой женщиной.
– Ухаживаешь за другой… Дэвон, неужели в Англии так принято? Здесь двоеженство запрещено законом.
Дэвон? А как же Его Королевское Высочество, лорд, сэр?
– Мы с Белль не женаты, – отмахнулся я.
– Только потому что ты не предложил! – взревела Джоан.
– Она не заинтересована.
Мне было легче признаться в этом шестидесятилетней матери пятерых детей и бабушке семерых внуков, считавшей Ferrero Rocher верхом изысканности, чем сделать это в присутствии моих друзей и их жен.
– Так заинтересуй.
Я ответил мрачным смешком:
– Поверь, я пытался. – Во всяком случае, по-своему.
– Будь она не заинтересована, то не позволила бы тебе сделать ей ребенка, милый. Конечно, она заинтересована. Тебе лишь нужно ее немного подтолкнуть. Если пойдешь на свидание с другой, то уничтожишь все шансы с этой девушкой, даже если твои отношения распадутся. А они точно распадутся.
– Луиза – настоящее сокровище. Милая, ухоженная, очень стильная.
– Такие качества хороши для дивана, милорд. Не для женщины.
– Для жены тоже.
Я намеренно упрямился. По какой-то причине я очень хотел огрести за то, что собирался сделать, и знал, что Джоан выскажет мне все без прикрас.
Бог свидетель, я заслуживал, чтобы на меня наорали.
Ее щеки залили два красных пятна, и Джоан запрокинула голову, будто я ее ударил.
– Погоди минутку. – Джо выставила руку. – Ты сказал… жена?
– Да.
– Но… ты любишь Эммабелль.
– Господи, вот же вы, американцы, любите бросаться этим словом. – Я достал сигаретку из жестяной коробочки и сунул ее в рот. – Максимум, чего я от нее хочу, это близких отношений. Но она для меня недоступна. Мне нужно жить дальше.
– Если женитесь на другой, Ваше Высочество, боюсь, мне придется уволиться.
– На каком основании?
– Ну… на таком, что ты редкостный гаденыш.
Услышав, как Джоан выражается, говоря обо мне (да и вообще о ком бы то ни было во всем мире), я окончательно уверился в том, что я в самом деле отъявленное чмо.
Я не сдержал смешок:
– Подготовь цветы и возвращайся к работе, Джоан. А если хочешь уволиться, то оставь заявление у меня на столе.
Она развернулась и зашагала прочь, что-то бормоча себе под нос.
Оставшуюся часть дня Джоан не пыталась увлечь меня непринужденной болтовней, когда я выходил из кабинета, не слала мне новые фотографии своих внуков, и не давала угощения, которые прихватила из дома специально для меня, – обычно в виде полезного печенья из гранолы и арахисового масла.
Когда в шесть вечера я вышел из кабинета, на ее столе ждали букет из роз, пионов и ранункулюсов и записка.
Мистер Уайтхолл,
Вы вот-вот потеряете все понапрасну. Поздравляю!
P. S. Считайте это моим официальным заявлением об уходе.
Дж.
Выбросив записку в мусорное ведро, я взял букет и пошел вниз.
Лежащий в переднем кармане телефон зазвенел от входящего звонка. Мама.
В Англии сейчас ужасно поздно. Или чрезвычайно рано, это как посмотреть.
Я машинально поднял трубку, хотя знал, что не стоит этого делать.
– Что опять? – прорычал я.
– Дэвви! – радостно воскликнула она. – Прости. Я не отниму у тебя много времени. Я бы очень хотела устроить для тебя вечеринку в честь помолвки. Весна – прекрасная пора для празднования. Ты мог бы взять выходной и прилететь вместе с Лу?
Мне не понравилось, что Урсула предположила, что мы с Луизой уже помолвлены, будто это само собой разумелось.
К тому же мысль о том, чтобы оказаться в замкнутом пространстве с братьями Бутчарт и несколькими десятками заносчивых аристократов, вызывала у меня желание искать убежища на другой планете.
– У меня сейчас очень много работы.
– Но женятся ведь раз в жизни, – возразила она.
– В двадцать первом веке – не факт.
– Надеюсь, дело не в этой ужасной женщине. Если она попадет в беду, это ее проблемы, а не твои.
У этой ужасной женщины было имя, и, честно говоря, моя мать не заслужила право произносить его вслух. Но меня кое-что зацепило.
Нет. Даже не начинай. Такого попросту не может быть.
– Почему она должна попасть в беду? – спросил я, открыв дверь «Бентли» с водительской стороны и усевшись в салон. Я включил громкую связь и бросил телефон на центральную консоль. – Тебе что-то известно?
А если именно она изводила Белль?
Ей присущи все дискриминирующие параметры: мотив, затаенная обида, конечная цель.
Она знала, где я живу, а значит, знала, где живет Белль.
А любую информацию, какой ей не хватало, мог восполнить частный детектив.
Но неужели мать правда на такое способна?
– Мне ничего не известно, – ответила мама, тяжело дыша и пытаясь прикинуться оскорбленной. – Я так сказала только потому, что она, по твоим словам, стриптизерша. Они постоянно ввязываются в неприятности. Жизненный выбор многое говорит о человеке. А что? На что ты намекаешь?
– Что ты скрываешь? – парировал я.
– Я ничего не скрываю. Но я знаю тебя, а ты заботлив от природы. Я не хочу, чтобы ты от чего-то отказывался ради нее.
– Мне начинает казаться, что ты знаешь больше, чем говоришь.
– Ты становишься слишком подозрительным. Я за тебя беспокоюсь. Ты теряешь над собой контроль. Возвращение домой пойдет тебе на пользу. Подумай об этом, пожалуйста.
Ужин, как и ожидалось, проходил идеально.
Обстановка, комната, еда и женщина. Все безупречно. Луиза сидела напротив меня в своем роскошном номере, надев черное вечернее платье, идеально подходившее для этого случая.
Мы ужинали жареным лобстером с красным картофелем.
Застекленные створчатые двери балкона были открыты, впуская в номер весенний ветерок, приносящий с собой аромат цветов.
Это напомнило мне о Европе. О ленивых летних каникулах на южном берегу Франции.
О сыром мясе и таком вонючем сыре, что от его запаха слезились глаза. О загорелой коже и шато, в которых я блуждал.
И я осознал, что скучаю по дому.
Скучаю до боли.
– Знаешь, я пыталась тебя забыть. На какое-то время у меня даже получилось, – призналась Луиза, водя подушечкой пальца по кромке винного бокала. – Фредерик был невероятным человеком. Он научил меня вере – силе, которую, как мне казалось, я утратила навсегда. Я жила с этим ужасным чувством несостоятельности. В конце концов, выйти за тебя было главной целью моей жизни, но я каким-то образом умудрилась тебя отпугнуть.
– Лу, – простонал я, чувствуя себя отвратительно, потому что в каком-то смысле она по-прежнему именно это и делала. Пыталась меня завоевать.
– Нет, подожди. Я хочу закончить. – Она покачала головой. – После встречи с ним я целый год избавлялась от своих комплексов, снимала их слой за слоем, чтобы попытаться узнать, кто же я такая. Было трудно… и заняло много времени. Фредерик не знал, почему я стала такой. Почему мои раны никак не заживали. Но он был терпелив и добр ко мне.
Я разделил лобстера щипцами, ощущая сходство с мертвым животным. А еще сочувствие к Фредерику, который, похоже, был хорошим человеком и заслуживал лучшего.
А еще меня посетило странное прозрение. Фредерик обладал и способностью, и выдержкой, чтобы оставаться с Лу, когда она была для него неприступна. Так почему я не мог сделать то же самое для Эммабелль?
– Первое время, когда мы с ним сошлись, мне снилось, как ты возвращаешься, а я хвастаюсь перед тобой своими новыми отношениями. Своим безупречным мужчиной. Но спустя какое-то время я перестала о тебе думать. Его мне было достаточно. А вообще… – Она замолчала. – Не просто достаточно. Он был для меня всем. И мне было ужасно больно, когда я его потеряла. В тот момент я поняла, что, возможно, меня прокляли, – Луиза улыбнулась и подперла подбородок костяшками пальцев.
Я посмотрел ей в глаза и увидел в них печаль. Необъятную печаль. Вот мы собираемся обручиться, но все еще тоскуем по другим людям.
Разница лишь в том, что желанный мной человек еще жив.
А Луиза видела во мне замену. Утешительный приз.
– Не тебя одну травмировало случившееся, милая. Я тоже ужасно себя чувствовал из-за того, как поступил с тобой. Как бросил тебя на произвол судьбы. Я поклялся, что никогда не женюсь на другой. Как видишь, я сдержал это обещание, – сказал я, отодвигая лобстера. Аппетит окончательно пропал. – У меня никогда не было серьезных отношений. Все мои отношения, как молоко, имели срок годности меньше месяца. Я решил: раз испортил тебе жизнь, будет справедливо испортить ее и себе тоже.
Луиза потянулась через круглый стол и взяла меня за руки.
– Теперь у нас есть шанс, Дэвви. Давай наверстаем упущенное. Еще не поздно. Нам ничто не мешает.
Кое-что все же мешало.
– Я скоро стану отцом.
– Мы справимся вместе. Ты сказал, вы оформите совместную опеку? Я могу переехать сюда. Урсула хотела бы, чтобы ты вернулся домой, но я уверена, мы все равно получим ее благословение. Я могу помочь тебе растить ребенка. Мы можем завести своих детей. Я не питаю никакой враждебности к Эммабелль. Просто считаю, что она тебе не подходит. Я буду такой, какая тебе нужна, Дэвви. Ты это знаешь.
Она говорила правильные слова.
Делала правильные замечания.