Я не хожу на свидания. Не общаюсь ни с кем, кроме сестры, Сейлор и Росса, но я много сыплю громкими словами и стопроцентно показываю миру, что с Эммабелль Пенроуз все в полном порядке. Что я непобедимая, неунывающая девчонка.
И порой в удачные дни я на миг-другой даже верю в собственный бред.
А у тренера Локена дела идут вовсе не так хорошо.
Его жена Бренда снова беременна, хотя сколько сейчас маленькому Стивену? Чуть больше года? Само по себе для взрослых это вряд ли считается плохой новостью.
Чего не скажешь о его интрижке с одной из учительниц.
Мисс Парнелл – двадцатидвухлетняя внештатная преподавательница и его новая подружка.
На прошлой неделе возле главных ворот состоялось поистине культовое выяснение отношений. Даже я невольно вошла в раж.
Бренда остановилась у обочины, маленький Стивен так и остался спать на заднем сиденье ее машины. Она приперла милую мисс Парнелл к стенке и влепила ей пощечину на глазах у всей школы. У бедной мисс Парнелл не было ни единого шанса. Она попросту расплакалась. А потом разрыдалась еще безудержнее, еще громче, когда Бренда закричала:
– Ты знала, что я снова от него залетела? Знала? А он рассказывал, что мы расстались, когда я была беременна Стиви? Потому что этот конченый урод отправил меня жить с матерью, сказав, что ему нужно убрать и продезинфицировать дом перед появлением ребенка. Он каждые выходные мотался ко мне в Джерси, чтобы потрахаться.
Ух ты. Бренда оказалась вовсе не той милой женщиной, которую я видела на свадебной фотографии. Но вместе с тем мне стало лучше, легче в связи с тем, что я собралась сделать с тренером Локеном. Я не простила и не забыла. Просто тянула время, выжидая недели, месяцы, чтобы в нужный момент не оказаться в числе подозреваемых.
Сейчас я иду домой из школы, чувствуя, будто жизнь немного налаживается. Во-первых, после тех разборок Локен получил пинка под зад и больше не работает в моей школе, а это прекрасно. Во-вторых, последние два урока отменили, и я возвращаюсь домой пораньше, чтобы поесть жареных равиоли (замороженных из супермаркета) и посмотреть повтор шоу Рики Лейк. Как некоторые любят говорить: настоящий рай.
Перси вернется домой только через пару часов, папа на работе (как всегда), а мама наконец-то согласилась пойти на терапию и разобраться со своими демонами, поэтому она сейчас на другом конце города и приедет только вечером.
Я открываю входную дверь нашей квартиры, радуясь от мысли о том, что тренер Локен несчастен, где бы он сейчас ни был. Снимаю кроссовки, бросаю рюкзак возле двери и босиком иду через гостиную. Сейчас займусь равиоли. Но сначала мне нужно сходить по-маленькому. Мне до сих пор невыносимо заходить в туалет, чтобы пописать. Будто я переживаю посттравматический стресс и ожидаю, что у меня снова случится выкидыш, хотя знаю, что не беременна. Но даже с течением времени… даже притом, что моя жизнь, казалось бы, изменилась к лучшему… я все равно ненавижу Локена за то, что он сделал со мной. С моим телом. В моем понимании это случилось из-за того, как он овладел мной. Так жестоко, так яростно… Уверена, он что-то повредил.
Я иду мимо спальни родителей и замечаю, что дверь приоткрыта. Ничего удивительного, учитывая, что у нас в доме постоянно бардак и не действуют правила держать двери всегда закрытыми или открытыми. Я прохожу мимо, как вдруг слышу тихий стон, который заставляет меня остановиться.
Вот черт. Они дома.
Они дома и занимаются сексом.
Все хуже, чем я думала. Их любовь не знает границ. Кто-нибудь, убейте меня. Я разворачиваюсь, собираясь на цыпочках вернуться на кухню и, может, пописать в раковину, чтобы не пришлось слушать эту хрень и еще больше травмировать свою психику, но внезапно слышу папин голос:
– О, София.
София? Кто такая София, черт возьми?
Мою маму зовут Кэролайн.
Что это за хрень?
Я прижимаюсь к приоткрытой двери и заглядываю в щель, моргая, чтобы сфокусировать зрение. Папа лежит на кровати, а на нем спиной ко мне сидит женщина, и это точно не мама. Длинные рыжие волосы. Стройная фигура. Веснушки на плечах. Она скачет на нем.
Папа изменяет маме.
Безупречная сказка, в которую я верила все детство, оказывается ложью.
Все мужчины – изменщики.
Все мужчины не заслуживают доверия.
Все мужчины – подонки.
Я иду обратно к входной двери, выхожу из квартиры и по лестнице поднимаюсь на крышу, перепрыгивая через три ступеньки.
Я не спрыгиваю, но не потому, что не хочу.
А лишь потому, что еще не разобралась с затаенной обидой.
А что до отца? Я никогда его не прощу.
Тридцать четвертая
Белль
За мной следили.
Я поняла это, когда посмотрела в зеркало заднего вида и заметила, как один и тот же непримечательный черный седан выехал из Бостона на шоссе и держался на расстоянии в четыре машины, сколько бы раз я ни перестраивалась из полосы в полосу.
Не зная, кто это был – Фрэнк, Луиза, мать Дэвона, сам дьявол? – я решила уйти от преследования.
Мне казалось, что сегодня совсем неподходящий день для того, чтобы быть убитой и закопанной в лесу.
Какое-то время я перестраивалась по полосам, чувствуя, как лоб покрывает испарина, и пыталась придумать стратегию действий. Как мне отделаться от этой подозрительной машины?
И тогда меня осенило.
Я включила правый поворотник, чтобы свернуть в один из небольших городков, граничащих с Бостоном, и стала терпеливо ждать в веренице машин. Мой преследователь сделал то же самое. А когда зажегся зеленый сигнал светофора, я ужасающе (просто чудовищно) нарушила правила дорожного движения и не стала сворачивать направо, а поехала прямо, проносясь через оживленный перекресток. Машины резко затормозили, мне вслед раздался гневный рев клаксонов, но, оглянувшись, я увидела, что черный седан отстал, застряв в образовавшейся жуткой пробке.
Я ехала, и ехала, и ехала дальше, не зная толком, где в итоге окажусь.
Но вместе с тем каким-то образом уже понимала, куда поеду.
Одновременно.
Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я снова стала жить с родителями.
Я больше не могла себя обманывать. Оставаться в Бостоне означало вынести себе смертный приговор. Можно с тем же успехом повесить себе на лоб табличку «Я тупая».
Несколько человек желали моей смерти. И я только что отдала свою душу дьяволице на шпильках.
Пора залечь на дно и придумать новый план.
Мама с папой жили в местечке, служившем кладбищем сексуальной привлекательности – так же известном как Уэлсли, штат Массачусетс.
Несколько лет назад родители с радостью сообщили, что накопили достаточно денег, чтобы исполнить свою давнюю мечту стать скучными пенсионерами, уехали из Южного района и купили серо-зеленый домик в колониальном стиле с крышей в тон, креслом-качалкой на крыльце и красными ставнями.
Мы с Перси называли его Пряничным домиком, но только одна из нас с радостью приезжала сюда каждое Рождество, чтобы разыграть спектакль под названием «счастливая семья».
– Ох, Белли-Белль, я так рада, что ты снова с нами, пусть и не при самых благоприятных обстоятельствах. – Мама показалась из-за двойных дверей, ведших на задний двор, виновато мне улыбаясь.
Сидя на бортике бассейна, которым так гордились родители, я опустила ноги в воду и пошевелила пальцами.
– Я уже говорила, мам, все нормально.
– Что же нормального, если ты больше не можешь позволить себе аренду квартиры.
Мама вышла во внутренний двор, держа в руках тарелку с арбузом, посыпанным сыром фета и листиками мяты.
Поставив ее на бортик бассейна рядом со мной, она провела рукой по желтой ткани моего купальника, задержав пальцы на округлившемся животе.
– Я переехала, чтобы сменить обстановку, а не потому, что не могу позволить себе аренду. – Я выбрала красиво нарезанный кусочек арбуза – квадратный, с ровными краями – и закинула его в рот. Он оказался ужасно холодным. – Все кому не лень умоляли меня оставить работу в «Мадам Хаос». Думают, что работать весь день на ногах вредно для ребенка.
Мама не знала, что меня преследовали.
Не знала о письмах.
Не знала, что последние несколько недель я жила с Дэвоном.
Не знала ни о чем.
Я утаила это, чтобы защитить ее.
Давать ей повод для волнения бессмысленно и даже жестоко.
Но за моим желанием делиться с ней только минимумом информации об обстоятельствах, в которых проходила моя беременность, скрывалось кое-что еще. Я подозревала, что она не поймет.
Честно говоря, я сомневалась, понимала ли сама все, что происходит со мной в последнее время.
– Ты уверена, что все хорошо? – Она принялась распутывать мои золотистые локоны, зацепившиеся за сережку, как делала, когда я была маленькой. – Ты провела здесь уже пару дней, но так и не сказала нам почему.
– Разве девушка не может просто провести время со своими родителями?
– Не припомню, чтобы ты хоть раз отказывалась от развлечений по ночам с тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать.
Что сказать, мам, в том возрасте я многое делала, чтобы отвлечься от реального положения дел.
Впрочем, всего полгода назад я еще была завсегдатаем ночных клубов. Я развлекалась на протяжении четырнадцати лет, пока Дэвон не вошел в мою жизнь, не заставил меня притормозить и как следует присмотреться к тому, во что она превратилась.
Я сунула еще один кусочек арбуза в рот, наблюдая за цветками рудбекии на другой стороне бассейна. Они тянули стебли к солнцу, словно шеи, и их лепестки блестели в его лучах.
– Поехали завтра со мной на фермерский рынок. Познакомлю тебя с моими новыми друзьями по бриджу, – предложила мама.
– Офигеть, мам, да ты мастер уговаривать, – невозмутимо ответила я, просунув руки под ягодицы.