Дэвон:
Где ты рыбачишь?
Я оторвала взгляд от экрана и огляделась вокруг. «В глуши» – считается удовлетворительным ответом?
Белль:
Не важно. Я к тебе приеду. Нам нужно поговорить.
Я собиралась сказать ему, что совершила ужасную ошибку и очень сожалею, а еще что я идиотка (велика вероятность, что об этом я упомяну дважды) и получила (и вскоре сожгла) чек, который мне дала Луиза. И буду просить, чтобы он, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйстапожалуйстапожалуйста, принял меня обратно.
Я усвоила урок. Папа оставил мне шрам, мистер Локен вывернул наизнанку, но, судя по всему, за толстой броней во мне все же осталось бьющееся сердце. И оно принадлежало ему.
Дэвон:
Не приезжай.
Белль:
?..
Но он так и не ответил.
Не приезжай.
Никаких объяснений, ничего.
Поэтому, само собой, я поеду.
Поеду просто ему назло! Вот же говнюк. Я поеду туда прямо сейчас. Ну, может, сначала надену что-то более приличное, чем пара ультракоротких шорт, которые не смогла застегнуть, и блузку, которая так и кричала: «Я провела последние несколько дней с моими лучшими друзьями – плавленым сыром и шоу “Танцы со звездами”».
– Пап, мне пора.
Папа с Брайаном провели короткую, но содержательную беседу одними бровями, явно недоумевая оттого, что кому-то хочется заниматься чем-то еще, кроме как просиживать посреди огромной лужи и ждать, пока рыба клюнет на наживку.
– Хорошо, милая. Давай заканчивать.
– Нет, я поеду одна.
– Ты уверена? – спросил он.
Ему совершенно незачем ехать со мной. Я переоденусь, поеду прямиком в Бостон и буду просить Дэвона, чтобы принял меня обратно и любил.
– Абсолютно.
– Ну ладно. Можешь взять машину. Брайан подвезет меня до дома.
– Прекрасно. Вот же славный парень. – Не слишком славный, раз назвал меня «мэм», но, пожалуй, и не самый плохой.
Папа поплыл обратно к берегу, усадил меня за руль и поцеловал в макушку.
– Будь осторожна, детка.
Я помчалась обратно в дом родителей. Всю дорогу твердила себе, что все будет хорошо. Я поеду прямиком к Дэвону и всегда буду держать при себе пистолет. Я буду в безопасности и, возможно, затрону вопрос нашего переезда в какое-то другое место, половина жителей которого не пыталась меня убить.
Вернувшись в дом и заперев замок на два оборота, я первым делом бросила сумку на стол. По пути на второй этаж сняла с себя часть одежды, уже решив, что надену мини-платье изумрудного цвета, которое подчеркивало мои глаза – да и грудь.
Ступая босиком по деревянному полу, я остановилась на пороге гостевой спальни.
На краю моей кровати кто-то сидел.
Я отскочила назад, подавив желание закричать, чтобы тем самым не привлечь внимание.
Фрэнк.
Развернувшись, я бросилась вниз по лестнице за лежащим в сумочке пистолетом. Но он схватил меня за плечи и потащил обратно. Ноги повисли в воздухе. Спина врезалась в его грудь. Фрэнк обхватил меня рукой за шею и сжал, перекрывая доступ воздуха. Я впилась пальцами в его руку, чтобы он меня отпустил. Попыталась закричать, но изо рта вырвался только тихий, мучительный хрип.
«Малышка Уайтхолл, – в панике подумала я. – Я должна спасти своего ребенка».
Найдя применение своим навыкам крав-мага, я потянулась назад и постаралась схватиться за вторую его руку, но Фрэнк оказался быстрее. Перехватил обе мои руки и сжал их вместе у меня за спиной.
– Ну уж нет. Ты разрушила мою жизнь. Пора разрушить и твою.
Его дыхание коснулось моей шеи. От него пахло табаком и сладкой газировкой. Я попыталась укусить его за руку, но он быстро отпрянул, крепче взял меня за шею одной рукой и обхватил округлившийся живот другой.
– Тише. – Он задел зубами мое ухо. – Не вынуждай меня делать то, о чем пожалею.
И тогда я почувствовала, как холодный острый металл коснулся нижней части моего живота.
Я замерла, словно статуя. Закрыла глаза, хрипло дыша. Фрэнк устроит мне преждевременное кесарево сечение, если не сделаю, как он велит.
Малышка Уайтхолл взволнованно зашевелилась у меня в животе, явно уловив мое беспокойство.
Прости, Малышка Уайтхолл. Мне очень, очень жаль.
– Ты будешь умницей? – Дыхание Фрэнка снова коснулось моей шеи.
Я кивнула, чувствуя горький привкус желчи во рту. Мама вернется домой только через пару часов, а папа может весь день провести на озере. Перси не приедет, не предупредив заранее.
Я окончательно, всецело, знатно влипла.
– А теперь мы поговорим. – Фрэнк толкнул меня вперед, отчего я споткнулась на первой ступеньке.
Мы молча спустились вниз; от страха у меня дрожали колени. Он усадил меня перед камином, достал из заднего кармана джинсов рулон прочной клейкой ленты и связал мои запястья и щиколотки, чтобы я неподвижно сидела на диване. Сорвал с меня рубашку, и от резкого прикосновения ткани на коже проявились красные следы. Я осталась в одном нижнем белье.
– Сиди здесь. – Фрэнк потряс указательным пальцем перед моим лицом, а затем обошел весь дом и забаррикадировал двери. Ему оказалось достаточно приставить пару стульев к входной и задней дверям.
Папа жил с установкой «враг всегда близко» и укрепил дом так, что он смог бы выдержать даже мировую войну.
Я знала, что невозможно ни войти, ни выйти, предварительно не обезоружив Фрэнка.
Он бросил ключи, которыми я заперла дверь на два оборота, себе в карман, подошел к окнам и постучал по ним костяшками.
– Тройное стекло, – присвистнул он, вскинув брови и одобрительно мне кивая. – Молодец, Джон Пенроуз. Такие ужасно дорого стоят.
Он знал имя моего отца. Готова поспорить, что этот мерзавец многое узнал о моей жизни с тех пор, как выяснил, что я здесь.
Я огляделась вокруг. Пора проявить изобретательность. Единственный оставшийся для меня выход – это воздуховод. Он достаточно большой, чтобы я смогла в нем поместиться, но для этого мне придется сорвать вентиляционную решетку, что практически невозможно, поскольку у меня связаны руки и ноги.
Фрэнк проследил за моим взглядом, посмотрел на тот же воздуховод и усмехнулся:
– Даже не думай об этом. А теперь поговорим.
Он подошел к креслу напротив дивана, на котором я сидела, и устроился в нем. Судя по пакетам с чипсами и открытым банкам газировки на журнальном столе, я поняла, что он расположился здесь как дома еще до моего прихода.
Во всяком случае, теперь я знала, кто в ответе за то, что в последние несколько месяцев моя жизнь превратилась в сущий ад.
Я ждала, что Иисус явится ко мне и скажет: «Твое время еще не пришло, дитя», потому что все прочие признаки указывали на мою раннюю и трагическую кончину.
Тьфу. Как же постыдна смерть от руки недовольного бывшего сотрудника.
– Чем я могу тебе помочь, Фрэнк? – спросила я деловито, что оказалось непросто, учитывая обстоятельства.
Малышка Уайтхолл трепыхалась у меня в животе, как безумная, и я, со смесью опустошения и восторга, подумала, как сильно мне хочется, чтобы это продолжалось. Трепыхания. Пинки. И все, что за этим последует. Впервые в жизни у меня появилась причина бороться.
Две причины.
Дэвон тоже. И как бы страшно мне ни было признаваться в этом самой себе, он был не похож на тех мужчин, которые меня обидели. В тот день, когда отомстила тренеру, я продала свою душу дьяволу. За удовольствие отнять чужую жизнь я заплатила молодостью, радостью, невинностью. Без всего этого я не могла привязаться к мужчине. Но Дэвон Уайтхолл не просто мужчина. Он намного больше.
– Для начала можешь рассказать мне, что я, мать твою, тебе сделал! – Фрэнк схватил нож, которым угрожал мне, и указал им на меня через всю комнату, выплевывая каждое слово. – Почему ты уволила меня, когда дома меня ждала беременная девушка? Нужно было оплачивать мамины счета за лечение… знаешь, она умерла за две недели до того, как ты меня уволила. Я взял неделю отпуска. Ты не прислала мне даже открытку с соболезнованиями. Вообще ничего.
Я поджала губы, закрыла глаза и постаралась вспомнить то время. Если я не работала, то отрывалась на вечеринках. На полную катушку. Тогда проходила череда домашних вечеринок, потом благотворительных мероприятий, а еще отпуск в Кабо для Перси и Эшлинг в преддверии рождения малышей. Я полагалась на Росса в управлении «Мадам Хаос», и меня мало волновало, что творилось в жизни других людей. Я всячески пыталась себя чем-то отвлечь, потому что именно так справлялась с то и дело всплывавшими воспоминаниями о мистере Локене и о том, что я с ним сделала. Меня не волновало ничто и никто, кроме меня самой.
Но что хуже всего: я не помню, чтобы слышала что-то о кончине матери Фрэнка.
– Сочувствую твоей утрате, – я пыталась говорить спокойно, но запиналась и лепетала невнятно. – Правда. Но, Фрэнк, я не знала ни о твоей матери, ни о девушке. И уж точно ничего не знала о твоем долге. У меня в штате числится, по меньшей мере, тридцать сотрудников. Я знала лишь, что ты приставал к одной из танцовщиц бурлеска.
– Это она так сказала. – Фрэнк бросил нож на журнальный столик, стоящий между нами. Лезвие ударилось о стекло, и то со звоном разлетелось вдребезги. – А ты рассказала всем местным репортерам, что я пытался ее изнасиловать. Я не мог найти работу. Даже временную. Даже мойщиком посуды! Ты унизила меня!
Я подавила вскрик.
Малышка Уайтхолл металась во мне влево, вправо, а потом снова влево, как пальцы пианиста по клавишам.
– Фрэнк, я же видела тебя, – сердито выпалила я. – Ты опустил руку ей на задницу. Вторую сунул ей между ног.
Я помнила, как они вели себя, когда я их застукала. Как она расплакалась. В каком он был шоке.
– Я не приставал к ней. – Фрэнк вскочил с бежевого кресла, схватил банку содовой и бросил ее в стену.
Потоки оранжевой жидкости расплескались по ней, как абстрактная картина, стекая на пол. Мне хотелось верить, что кто-то из соседей мог услышать шум и позвать на помощь, но я знала, что дома расположены слишком далеко друг от друга. Чертова окраина с жителями среднего класса.