– Ух ты, – сухо отвечаю я, затаив дыхание, чтобы унять боль. – Звучит знакомо.
Я поворачиваюсь к медсестре Притворяюсь-Что-Меня-Здесь-Нет, которая широко улыбается нам обоим, будто это она сейчас рожает, и кладет мою медицинскую карту обратно на край койки.
– Я только что снова почувствовала схватку, и эта выдалась о-о-о-очень болезненной.
Такой болезненной, что я думала, мой живот треснет пополам.
– Когда приедет доктор Бьорн? – требовательно спрашивает Дэвон, побуждая принять меры. – Моей жене больно.
– Ваша жена – не первая рожающая женщина, – спокойно замечает медсестра Сейчас-Получу-По-Физиономии. Она подходит и снова взбивает мои подушки. – Два врача приходили ее осмотреть и сказали, что все в полном порядке. Доктор Бьорн попал в небольшую пробку. Он прибудет через несколько минут. Вы всегда можете прибегнуть к эпидуральной анестезии.
– Вы шутите? Я хочу, чтобы ребенок знал, как сильно я страдала из-за нее, и потом вечно ей это припоминать.
Медсестра смеется.
Не знаю почему.
Я-то не шучу.
– Милая, все нормально. Еще есть время, – воркует Дэвон, убирая волосы с моего лица. Жест милый и романтичный, но я вот-вот безо всяких лекарств вытолкну из себя человека в три с половиной килограмма. Я смахиваю его руку.
– Иди и приведи мне доктора Бьорна.
– Как пожелаете, миссис Уайтхолл. – Он выбегает из палаты, хотя не так быстро, как мне хотелось бы, и я остаюсь с медсестрой Гляжу-Как-На-Сумасшедшую.
Мы с Дэвоном поженились вскоре после того, как вернулись из Англии. Прошла маленькая семейная церемония в «Мадам Хаос». Подружки невесты были в красном нижнем белье и подвязках и ни черта не могли возразить по этому поводу. Моя свадьба – мои правила. Сэм Бреннан чуть не разнес все стены в зале, когда увидел, как его жена в одном нижнем белье ведет меня к алтарю.
Между нами все прекрасно. Почти слишком прекрасно. Порой я просыпаюсь по утрам и думаю: «Сегодня я точно все испорчу и брошу его». А еще чаще: «Сегодня он точно от меня уйдет». Думаю, что он наконец поймет, что я слишком сильно травмирована, слишком сильно сломлена или попросту слишком невыносима.
Но почему-то ни то ни другое так и не происходит, и каждый мой день заканчивается одинаково: я лежу, прижавшись к мужу, мы пересказываем друг другу истории и события минувшего дня, смотрим телевизор, смеемся и шаг за шагом все лучше узнаем друг друга.
Я знаю, что наступит день, когда я наконец перестану беспокоиться о том, что Дэвон тоже меня ранит. Возможно, этот день настанет не сегодня и даже не завтра, но он придет.
В конце концов, Дэвон Уайтхолл – мужчина, который преподал мне самый важный в жизни урок: можно не терять веру.
– Я нашел тебе врача. – Дэвон влетает в палату, тяжело дыша. – И не абы какого, а знакомого.
– Это доктор Бьорн? – рявкаю я, извиваясь на больничной койке. – Мне кажется или ребенок уже наполовину вылез? – Между моих ног что-то происходит, но по очевидным причинам я не могу наклониться и посмотреть.
– Лучше, – говорит Дэвон и встает передо мной вместе с Эшлинг.
Мое лицо мрачнеет.
– Я не дам этой сучке увидеть мою вагину!
Но она уже идет к небольшой раковине, моет руки и надевает пару новых медицинских перчаток.
– Видала и похуже.
– О, я не это имела в виду. Выглядит она потрясающе. Просто я не уверена, что готова перевести наши отношения на новый уровень, – фыркаю я.
Но снова начинаются схватки, и я кричу. Дэвон и Эшлинг бросаются ко мне.
– Мечта, – произносит Дэвон с болью в голосе, нежно стирая пот у меня со лба. – Я сожалею, что поставил тебя в такое положение.
– Ты ставил меня не в один десяток других. Потому мы здесь и оказались, – язвлю я.
– Все еще не хочешь моей помощи? – Эшлинг приподнимает брови. – Я с радостью позову другого врача.
– Доктор Линн пришла, – не к месту встревает медсестра Тебя-Никто-Не-Спрашивал. Я не знаю никакого доктора Линн. А доктор Бьорн явно слишком занят тем, что преодолевает бостонские пробки.
– Ладно! – Я взмахиваю руками. – Ладно. Вытащи уже из меня ребенка, Эш!
Дэвон хватает меня за руку, Эшлинг берется за дело, и двадцать минут спустя – как раз когда в палату, рассыпаясь в извинениях, входит доктор Бьорн, – на свет появляется Никола Зара Констанс Уайтхолл (и пока вы не спросили: да, конечно же, я добавила «Констанс», чтобы все точно знали, что она королевских кровей).
Я не преувеличиваю, когда говорю, что моя новорожденная малышка – самая красивая из всех, кого я видела. С гладкой розовой кожей, яркими глазами и розовыми губками. Она хрупкая, невинная, безупречная. Я хочу защитить ее от любого зла. Знаю, что это невозможно, но, по крайней мере, пока мне это по силам. Позже, когда она станет старше, я смогу лишь постараться вырастить ее такой же сильной, как ее мать.
– Господи, она так похожа на свою маму. – Дэвон целует меня, потом Николу, а затем крепко обнимает Эшлинг.
Держа на руках свою прекрасную малышку, пока за дверью ждут мои друзья и семья, я понимаю одно: хорошо не будет.
Потому что все уже и так идеально.
Дэвон
Шесть месяцев спустя
Я жертвую замок Уайтхолл-корт фонду «Английское наследие». В нем откроют музей. Какая-то часть меня (совсем крошечная часть) опечалена тем, что я отказался от титула маркиза. Что не приеду в Англию, чтобы Никола непременно унаследовала какой-нибудь титул. Но в целом я рад, что распрощался с этим местом, которое никогда не мог по-настоящему назвать своим домом.
Никола быстро растет. Сейчас она уже щеголяет копной светлых кудряшек, которые подозрительно напоминают лапшу рамен. Пытается вонзиться деснами во все, до чего дотягивается своими пухлыми ручками, и вообще она само очарование.
Месяц назад Эммабелль вернулась к работе. Она назначила Росса менеджером «Мадам Хаос» и теперь сосредоточилась на своем новом начинании. Открыла некоммерческую организацию для женщин и мужчин, подвергшихся сексуальному насилию, в которой предоставляют терапию, помогают найти работу и снова встать на ноги.
Новая секретарша Белль, которая пришла на смену Саймону и занимается документами и административной работой, – Донна Хаммонд, бывшая Фрэнка. Она тоже родила малыша. Его зовут Томас, и порой, когда они с Николой оказываются в одном помещении, то пристально смотрят друг на друга широко открытыми глазами, будто говоря: «Погоди, ты тоже крошечный человек».
Сейчас я забираю жену из дома ее родителей, а Никола безмятежно спит на заднем сиденье «Бентли». Я замечаю тестя, который поливает цветы возле крыльца, и опускаю стекло с пассажирской стороны.
– Привет, Джон, скажешь Белль, что я жду снаружи?
Он отрывает взгляд от цветов, улыбается и кивает. Бросив шланг на газон, Джон заходит в дом и возвращается с моей женой. Они идут под руку, Джон открывает ей пассажирскую дверь и, поцеловав в висок, отходит от машины.
– Поезжай осторожно, – велит он, с улыбкой поглядывая на Николу, которая находится на заднем сиденье. – Она так быстро растет.
– Как и все дети, – бормочет Белль.
– Я люблю тебя, Белли-Белль.
– Я тоже тебя люблю, папуля.
Мы с Белль едем в международный аэропорт Логан. Весь путь у меня сводит живот.
– Все будет нормально, – уверяет Белль, гладя меня по бедру.
– Я знаю. Просто прошло уже немало времени.
– Она по-прежнему твоя семья, – замечает моя жена.
Это я тоже знаю.
Когда мы приезжаем в аэропорт, отстегиваем Николу от автокресла и сажаем ее в переноску, надетую на Белль, моя жена машинально направляется к лестнице, ведущей от парковки на главный этаж.
– Нет. – Я беру ее за руку и сжимаю. – Давай поедем на лифте.
Белль резко оборачивается, нахмурив брови.
– Ты уверен?
– Уверен, дорогая.
Мы ждем у нужного выхода. И хотя я оставил все семейные беды в прошлом, все равно весь как на иголках. Вскоре после того, как я начал распоряжаться поместьем, кухонный лифт опечатали. Это помогло мне облегчить вызванную клаустрофобией тревожность, но не в полной мере.
Когда Сесилия позвонила и спросила, можно ли ей приехать и посмотреть на малышку Николу, я согласился. В конце концов, она не такая, как мои мать и отец. Она никогда не пыталась меня убить. Когда я спросил Белль, не стоит ли мне оплатить перелет и проживание Сесилии, она ответила:
– Ни в коем случае. Позволь ей показать тебе, что она изменилась.
И она правда изменилась. Сесилия сама полностью оплатила поездку на деньги, которые зарабатывает в библиотеке возле своего университета. Она стала другой.
Когда я вижу, как моя сестра выходит из ворот терминала, я бросаюсь к ней, чувствуя легкость на сердце. Она выглядит так же, может, только сбросила пару килограммов, но ее улыбка изменилась. Стала искренней. Беззаботной.
Мы встречаемся на полпути, заключаем друг друга в крепкие объятия, и она плачет, уткнувшись мне в плечо. Я позволяю ей. Знаю, что она тоже чувствует себя осиротевшей. Ведь когда все было улажено, Урсула отвернулась и от нее тоже и уехала жить в Лондон к подруге.
– Спасибо, что дал мне еще один шанс, – бормочет Сесилия, уткнувшись мне в плечо.
– Спасибо, что захотела его.
Я чувствую, как моя жена опускает ладонь мне на спину, поддерживая меня, обнимая, следя, чтобы я никогда не лишался равновесия.
– Идем, – тихо говорит Белль. – Давай создадим новые семейные воспоминания.
И мы их создаем.
Благодарности
Сложность прощания с полюбившейся историей состоит в том, что к нему невозможно быть полностью готовой. Серия «Красавицы Бостона» далась мне легко в том плане, что отношения между персонажами не требовали никаких подсказок. Они сразу сошлись и поладили, как только я собрала их всех вместе. Это принесло мне облегчение, но вместе с тем стало поводом для беспокойства, ведь как можно попрощаться с людьми, которые стали тебе как семья?
Возможно, сами персонажи вымышленные, но люди, которые помогали мне воплотить их в жизнь, самые что ни на есть настоящие. Талантливые, трудолюбивые и заслуживают аплодисментов.