В холл вошёл Гордей.
— Ну чё, узнал? — громко спросил Ондатр.
— Это люди Пантелея работали.
— Понял, кто тебя опустил?.. Пантелей. Да, у Пантелея сегодня юбилей. Ладно, иди и думай…
Геннадий поднялся, Гордей всунул ему в руку диск с записью отцовского соития с Зией.
— Гордей, заедь к Пантелею в ресторан, передай от меня букет роз, — велел Ондатр.
«Мерседес» мчался в ночи. Геннадий сидел на заднем сиденье, все ещё находясь в состоянии отупения от увиденного и услышанного — отец влез в дерьмо по самые уши, преступники требуют выпустить своего подельника, предлагают деньги…
— Сейчас, начальник, я цветы передам и домой тебя завезу, — обернулся к нему с переднего сиденья Гордей.
«Мерседес» встал у сверкающего неоновой рекламой ресторана. Вокруг было тесно от дорогих иномарок.
Геннадий вдруг узнал машину Самсонова. Да, его рыдван, номер его. Так вот кто его заказал Пантелею! Вот урод!
— Я здесь выйду.
— Как знаешь, начальник.
Егоров оказался на улице. Злость переполняла его. Он подошёл к машине поэта — сейчас, падаль, ублажает братву в ресторане своими стишатами! И этот слизняк мог стать его зятем! Сука!
Он пинком сшиб боковое зеркало. Потом поднял с асфальта огромный булыжник и обрушил на окно дверцы — стекло лопнуло.
Не зная, как выплеснуть из себя злость, напряжение, трясясь в истерике, Геннадий несколько раз ударил кулаком в мягкий металл дверцы — на вмятинах отпечаталась кровь из разбитых костяшек пальцев.
Боль смыла муторное бессилие, пропитавшее его мозг после разговора на воровской вилле. Он знал теперь, как поведёт себя дальше. Не на того напали, скоты, чтобы диктовать ему условия! Ах, скоты, скоты! Старика подставили… Хрен вы отнюхаете, а не своего братка освободите!
И тут снова мозг вернулся к расправе уже над ним самим. Ведь это немыслимо, что с ним совершили подонки. А приказ им дал их хозяин, признанный авторитетный предприниматель города, с образованным от фамилии прозвищем Пантелей. Этот самый Пантелей, бывалый злодеище, держал своих подконтрольных в ежовых рукавицах, давил так, что пикнуть никто не смел. Его отморозки были самыми отмороженными, и они продемонстрировали Геннадию во всех подробностях свои методы! Другие бы просто избили, а эти, презрев все понятия, совершили форменный беспредел.
В управлении ходили слухи, в виде догадок, что группировка Пантелея причастна ко многим загадочным исчезновениям людей, ко многим странным, непонятным смертям. Но явных улик не было. И даже если бы кого-то из людишек Пантелея органы прихватили за их «органы», сам авторитет оставался, аки ангел небесный, чист перед законом.
«Перед законом — да, — думал Геннадий. — Но не перед людьми. Однажды всё зло, которое причинил Пантелей, пусть чужими руками, но своей волей, вернётся к нему беспощадным бумерангом».
В это Егоров верил искренне. Всем достанется. А пока он докончит с Мамонтом!
Поймав такси, велел ехать на адрес Самсонова. Тот был в ресторане, но ему он лично был не нужен — противно ещё раз лицезреть это свиное рыло.
— У тебя есть баллончик с эмалью? — спросил у водилы.
— Зачем тебе?
— Купить хочу.
— Купи.
Выйдя у дома Самсонова, Геннадий нашёл глазами тёмные окна его квартиры, сориентировался, чтобы написанное им на стене противоположного дома было сразу видно из них, нажимая на пульверизатор баллончика, большими буквами начертал: «Самсонов — фуфел».
Мстительно посмотрев на надпись, Геннадий ещё раз обернулся к дому, в котором проживал Мамонт. Да, подонку будет отлично видно написанное.
Руки задрожали от нервного напряжения, захотелось разрыдаться от полного бессилия перед опутавшими его проблемами: беременная Машка, младшая дочка-гот, идиот Самсонов, старый дурак отец и злой, всё продумавший Ондатр… А он — как кур в ощип!
Был бы сейчас Самсонов рядом, Геннадий снова избил бы этого подонка, жестоко, с остервенением. Надо же, что удумал, мразь — нажаловался ворам, чтобы его, заслуженного следователя Геннадия Егорова, опустили ниже плинтуса! Хорошо, что эту расправу не додумались запечатлеть на видео мобильного телефона и выложить в Интернет! Тогда бы всё, конец карьере — не отмылся бы! Ему бы не сказали слов упрёка в управлении, но руки лишний раз бы не подавали и шушукались за спиной о его позоре. А начальство тихонько, без лишних разговоров, вывело бы за штат. Адью, Геннадий Егоров, ступай в «гражданский мир», ищи себе лучшей жизни!
Подумав об этом, Геннадий завёлся ещё сильнее — тварь Самсонов зря с ним так обошёлся! Геннадий его порвёт! Плевать на Машкину любовь к подонку, тем более Самсонов эту любовь растоптал своими толстыми ступнями!
Геннадий начал чертить по стенам белые полосы вылетающей из баллончика эмалью.
— Э, братан, ты скоро? — вдруг окликнул Геннадия водитель такси.
— Что? — удивлённо посмотрел на него Геннадий.
— Мы едем или ты остаешься рисовать?
— Если останусь, деньги за проезд не возьмёшь? — вроде пошутил Геннадий.
Но таксист юмора не оценил. Он немедленно вытащил из-под своего сиденья монтировку и погрозил ей:
— Видел орудие?
— Понял. Я просто спросил.
— Я смотрю, ты не пьяный, но ведёшь себя как… Э, ты что, обкуренный?
— Всё! — Геннадий сдался, поднимая вверх руки, и вернулся к ожидавшей его машине. — Едем по адресу, который указал.
Таксист тут же успокоился:
— Другое дело.
В салоне играла нервная англоязычная музыка. Геннадий в ритм бил себя полупустым баллончиком эмали о ладонь. Мозг перескакивал с мыслей о расправе над ним в парке на ошеломляющие подробности об отце, о требованиях Ондатра.
Как же отец так облажался и позволил себя втянуть в скверный расклад?
И тут же, оправдывая совсем сдавшего в последнее время отца, Геннадий с отчаянием подумал, что в воровскую ловушку, расставленную так искусно, попал бы любой. Он сам сел на их крючок из-за отца. Ох как всё плохо! Правда, верилось, что сейчас, ещё находясь под впечатлением, думается одно, а утром (ведь утро вечера мудренее!), когда он попадёт в родное управление и возьмёт дело в свои руки, всё пойдёт по-другому.
Но каковы! Умные и дерзкие! С такими, даже обладая изрядным ресурсом власти, справиться будет нелегко. Но Геннадий справится!
Приехав домой, позвонил отцу.
— Ты как, в порядке?
— Отлично, Теша. Работаю.
— Ну, бывай. Я завтра позвоню.
Остаток ночи сидел на кухне, мучительно размышляя и запивая невесёлые мысли крепчайшим чаем.
Утром, когда рассвело, он увидел из окна, что на стене рядом стоящей гостиницы белой краской написано: «Егоров — позорный фуфел!»
— Ага… Позорный. Ладно.
По дороге на работу (отдыхать не стал — какой тут отдых!) завернул во двор, где жил Самсонов, остатками эмали в баллончике дописал слово «позорный», получилось: «Самсонов — фуфел позорный!» После поспешил в управление, а все соседи и жители округи теперь знали, что поэт Самсонов и следователь Егоров — позорные фуфелы…
В кабинете сидели молчаливые Ребров и Каузина. Оба были помощниками следователя Егорова.
— Геннадий Андреевич, что с вами?! — воскликнула молоденькая Каузина. Избитый шеф её поразил — он всегда был такой спокойный и положительный, а тут — физиономия в подтёках и синяках.
— Упал, — коротко ответил Егоров, ему было не до объяснений.
— Е[ет, правда? — хитро хмыкнул Ребров, тоже молодой и симпатичный. Геннадий всегда поражался, почему между его подчинёнными не возникло служебного романа — оба такие приятные, умные, обаятельные.
— Отставить вопросы! Занимайтесь работой.
— У вас выходной сегодня, — напомнила Каузина.
— Вчера вечером отдохнул…
Геннадий сел за свой стол, отомкнул ключом несгораемый шкаф, пробежал пальцем по стопке скоросшивателей с делами. Вот оно, дело того негодяя, застрелившего сотрудника полиции.
Геннадий извлёк скоросшиватель из стопки и стал лихорадочно перелистывать подшитые бумаги, освежая в памяти детали. Две фотографии гада — фас, профиль. Не похож на братка — молодой, модельная стрижка, худой, щеки впалые. Больше смахивает на студента. Такие любят сидеть сутками за компьютером, взламывая коды иностранных спецорганизаций, типа ЦРУ и Пентагона. Суть дела простая: пост ГИБДД обратил внимание на прущую во весь опор старенькую «девятку», попытался задержать её — началась погоня по закоулкам. В салоне сидели двое — оставив машину, они кинулись в разные стороны. К этому времени район уже блокировал спецотряд УВД. Игошин застрелил одного из полицейских. Подоспевшие оперативники прострелили ему руку и скрутили. Подельник Игошина, Самойлов Иван, был убит при задержании — он отстреливался остервенело, его снял снайпер. Возникало три вопроса. Почему Игошин и Самойлов неслись сломя голову? Откуда у них пистолеты «ПМ»? Что было в сумках, которые видели у них, когда они выскакивали из брошенной машины? Игошин молчал. Сумки не нашли. Машина, на которой они неслись, была угнана у таджикских гастарбайтеров. Это всё. Дальше можно было только гадать. Что они угоняли машины, потому неслись и были вооружены, в это не поверишь — такие расхристанные рыдваны стоят тысяч тридцать-пятьдесят, такие авто не угоняют; видимо, они везли в пропавших сумках товар — тоже оружие, а может, что и покруче, наркотики, например. Раз Игошина хотят получить архары Ондатра, заполучить любым способом (и убивают, и шантажируют, и деньги заплатить обещают), — это были курьеры, они везли товар и успели его спрятать. Ондатр собирается вызволить своего курьера, чтобы узнать, где «товар».
Геннадий устало вздохнул, провёл сухой ладонью по оплывшему опухолью синяков лицу. И почему именно ему попало это дурацкое дело с курьерами? Влип он. Бандюки всё высчитали, проверили и ударили в единственную брешь — отец и безденежье. Отца заманили в ловушку договором на издание книги, словно мышь в мышеловку. Как быть? Как?!
В кабинет вошёл улыбающийся Коля Урюпин, тоже следователь, из другого отдела. Он держал в руке газету. За ним двигались его помощники — Николин, Тугаев, тут же заглянула любопытная Лизка Одоева — дерзкая и эффектная бабенка-следователь. Урюпин скромно кивнул своей нареченной невесте Каузиной и пошёл напрямую к