Егорову:
— Генка, читал утреннюю газету?.. Ни хрена себе тебя отделали! Кто?
— Друзья.
— Ха-ха! Добрые они у тебя.
— Что в газете? — уходя от неприятного разговора, поинтересовался Егоров. Обсуждать свои синяки он не собирался.
— Анонс! — Урюпин уселся на стол Геннадия, оглядел внимательную аудиторию. — Итак, читаю. На первой полосе крупными буквами: «Завтра в номере горячий репортаж из УВД: «Менстр вышел на охоту!» Ха-ха! Ребята, кто знает, кто такой менстр?
Все заулыбались.
— Это такой мужик, у которого периодически происходят месячные, — заявил Ребров.
— Фу, — скривилась Каузина.
Одоева, хмыкнув («Лучшего я от вас и не ждала!»), молча ушла. Мужчины достали сигареты, собираясь покурить.
— Идите-ка вы отсюда, друзья мои! — решительно погнал их Егоров.
— А чё?
— Я работаю.
— Кислый ты сегодня… На газетку, почитай на досуге. — Урюпин бросил газету на стол Геннадия.
— Давайте, давайте, выдвигайтесь из кабинета! — остался непреклонен Геннадий.
— Что читаешь? А, дело того гада, который нашего убил…
— Идите, говорю.
— Геннадий Андреевич, я тоже покурю, — встал из-за стола Ребров.
— А я — в дамскую комнату! — соскочила со стула Каузина.
— Идите все!
Оставшись в одиночестве, Егоров развернул газету. «Менстр вышел на охоту!» Что это за горячий репортаж из УВД? Уж не по его ли душу? Давит криминал — шевелись, следак: или пан — или пропал! Надо связаться с газетёнкой и выяснить, о чём статья.
Телефон с определителем номера на столе Геннадия запиликал. Номер не определился.
— Слушаю.
— Егоров? Тебе же вчера велели не копать дело! У нас везде свои люди. Сиди тихо и готовь освобождение. Не дури… — В трубке сорвались гудки.
Геннадий сглотнул слюну и огляделся. В груди нервно стучало сердце — уже доложили, что он просматривает дело Игошина. Боятся бандюки, что он раскусит изюминку. Кто же им сообщил? Кто-то из находившихся здесь. Урюпин заглянул в дело и громко сказал: «Это дело того гада, который нашего убил». Слышали все, кроме ушедшей в коридор Одоевой. Своих юных голубков Егоров отбросил — им верил как самому себе. Оставались Урюпин и его соколы: Николин и Тугаев. Суки продажные! Но что же делать? Чтобы спасти отца, нельзя сидеть сложа руки! А он должен не трогать Игошина, выдумывая способ, как выпустить его в лапы подельников…
Геннадий задумчиво убрал дело Игошина в несгораемый шкаф. Вернулся смеющийся Ребров. Заметив серьёзное лицо шефа, показательно погрустнел и, вздыхая, занял своё место за столом с бумагами.
Геннадий захотел глотнуть свежего воздуха — душно.
— Я пройдусь.
Он покинул кабинет. Итак, он на виду. Если предпримет какой-нибудь шаг, воры погубят отца, да и его самого, а подельника вытащат другим способом.
Егоров спустился за данными судмедэкспертизы. Они были готовы ещё вчера, но приключение с нападением в аллее смешало все планы.
— Привет, Сева.
— А, Гена, привет! — Медэксперт строчил что-то в своей пухлой тетради.
— Что у нас с девушкой?
— Секунду. — Медэксперт отвлёкся, вытащил из ящика стола несколько исписанных листков. — Как и предполагалось — изнасилование. Там анализ спермы. Она была девственницей — ранка после ещё свежая.
— Мне говорили соседи в её доме — она шлюха.
— Может быть и такое. Секс — он ведь разнообразен. Вагинальный, оральный, анальный. Можно быть шлюхой, оставаясь девственницей.
— Ты прав, — вздохнул Егоров.
Свернув листки в аккуратную трубку, он пошёл во двор управления — там был буфет. Захотелось горячего кофе и беляшей.
Купив кофе и ватрушку — беляшей не было, он сел за стол, покрытый клетчатой клеёнкой. Итак, он на виду… Значит, удар надо нанести с тыла. Бандюки следят только за ним, поэтому выведать подноготную и найти способ избежать огласки изнасилования отцом Зин сможет только другой человек. Опытный человек. Но кому Геннадий мог довериться? Получается — никому.
— Ватрушки пожираешь? — В буфет вошла Лизка Одоева.
Она тоже купила кофе, села рядом.
— Кто отделал-то?
— Ты мне обязана помочь.
— С какой стати?
Егоров пожал плечами:
— Просто так.
— Почему я?
— Ты профессионал.
— А сам?
— Нельзя.
— У тебя в управлении полно друзей.
— Друзей ли?
Лизка задумалась, стала пить кофе мелкими глотками. Глядя на неё, Геннадий понял, что именно она в состоянии ему помочь.
Когда Одоева пришла в управление на должность помощника следователя, опера сразу взяли её в оборот, поняв её натуру, и раскрутили на секс. Она давала всем подряд, сближалась жадно, стонала, царапалась. С ней развлекались все мужики в управлении, даже заезжие генералы-проверяющие, все, кроме Геннадия. Не то чтобы она ему не нравилась — Лизка девка красивая, и не брезговал он ею, а вот считал, что переступит через себя, если спутается с ней. Через два месяца бурной службы Лизка вдруг обрезала: «Всё, парни, баста! Замуж выхожу!» Окрутила какого-то журналиста…
После свадьбы к ней пытались подъехать: давай, мол, подруга, подсуетись, дело для тебя привычное… Особенно наседал Урюпин, но Лизка очень жёстко пресекла домогательства:
— Молчать, твари! Ещё только один намёк в мою сторону насчёт секса — посажу! Так что не рыпайтесь!
С той поры мужики в управлении относились к Лизке с опаской, даже начальник УВД начинал нервничать, когда случайно оставался с ней наедине в своём кабинете.
— Помочь, говоришь? — Одоева посмеялась, постучала красивыми пальцами с отлично отманикюренными ногтями по своему пустому стакану. — А в чём помочь?
— Давят на меня…
— Кто?
— Авторитет один.
— У тебя рыльце в пушку?
— Да. Много пуха.
— Я тебе готова помочь, ты не сука, как эти… Но у меня висят дела.
— Вали их на меня. Буду разгребать.
— Что, так припёрли?
— Срок на всё про всё — неделя.
— Ну, расскажи суть…
— Пойдём пройдёмся. Голова кругом идёт от всего…
Доверившись Одоевой, Геннадий потом долго терзался (правильно ли поступил?), но дело было сделано — Лизка впряглась, и с удовольствием. Первым делом она собралась выяснить про завтрашнюю статью в газете — откуда дует ветер? Второе — надо найти сутенёра Зии и точно узнать, каким местом она ублажала мужиков. Дальше: кто у Ондатра осведомитель и что вёз в сумках Игошин? Выслушав её план, Геннадий промолчал — всё хорошо, только главное для него в другом: выцарапать у Ондатра компромат на отца и посадить авторитета и его братков за убийство Зии.
— Сегодня я сделаю, что наметила, а завтра, может, выдумаю, как прижать Ондатра, — самоуверенно заявила Одоева и уехала в редакцию газеты.
Геннадий, проклиная жизнь, пошёл домой. Помимо отца у него была другая головная боль — старшая дочь Машка. Беременная Машка…
А ещё задурившая пятнадцатилетняя Наташка, жадно отдавшаяся мрачной субкультуре готов. Но о Наташе душа так не болела, как о старшей дочери — все эти субкультуры явление временное, давящее на мозги подростков в переходный период взросления. Они хотят выделиться, но ещё не знают как, и внешняя бравада — самый простой способ доказать всему миру, и особенно родителям, что ты уже не ребёнок, что у тебя уже свой собственный взгляд на жизнь и его нужно уважать. Наташка подурит-подурит да бросит малеваться, как ведьма из голливудских фильмов. А вот ситуация с Машкой…
Одоева приехала в редакцию газеты к обеденному перерыву. Она выбрала газету для первого набега из-за своего муженька — её весельчак Костя трудился здесь штатным репортером, потому вопрос со статьей мог решиться легко.
— Лизок, ты чего здесь? — удивился муж, увидев свою благоверную в просторном кабинете, где трудились штатные сотрудники.
Лиза хлопнула на его стол газету, ткнула пальцем в анонс: «Менстр вышел на охоту!»
— Кто пишет эту статью?
— Кукурузов.
— Кто это?
— Сашка Войлоков.
— Надо с ним поговорить.
— Он на выставке.
— Какой?
— Выставка художников новой волны. Даст в завтрашний номер два материала — про менстра и обзор с выставки. Ты туда?
— Это далеко?
— В галерее Сараева. Рядом. Поехали вместе. Там и пообедаем.
Ехали на автобусе.
— Костя, что у вас за газета? Вы всё наше управление насмешили этим «менстром».
— У Кукурузова ноутбук сломался. Он статью от руки накатал своими каракулями. Газету уже в набор сдавали, торопились. Секретарь сослепу вместо «монстр» напечатала «менстр». Статья о гибели девушки в лесополосе. По конфиденциальной информации, девушку изнасиловал и убил старик, человек, известный многим.
— Откуда информация?
— Это у Кукурузова спроси.
— Так кто он — Кукурузов или Войлоков?
— Он — Войлоков, а статьи подписывает псевдонимом Кукурузов.
— Псевдоним какой-то несерьёзный.
Перед стеклянными дверьми галереи красовался стенд с огромными зазывными фразами.
— С чего это ваша газета выставкой заинтересовалась? — спросила Лиза.
— Картина выставлена впервые одна. Когда её писал наш городской Васнецов, уже тогда в среде художников она наделала много шума. «Ямщик с красными яйцами».
— Что?
— Картина так называется — «Ямщик с красными яйцами».
— Фу, мерзость! Костя, только ты способен супругу вести на выставку, где демонстрируют половую мощь ямщиков…
— Ха-ха. Ладно, увидишь сама.
В выставочном зале было многолюдно. Супруг подвёл Лизу к небольшой яркой картинке, одиноко висевшей на огромной серой стене. Картинка называлась «Пасха». Улыбающийся бородатый ямщик, в шапке и тулупе, держал в руках полное сито раскрашенных узорами пасхальных яиц.
— Она… Каково? — Костя ловил изумление жены и радовался, как ребёнок. — Ямщик держит сито красивых пасхальных яиц. По-старорусски слово «красивые» звучит как «красные». Красная девка, Красная площадь… Один художник-остряк, увидев картину в работе, окрестил её «Ямщик с красными яйцами». Местное отделение Союза художников на уши встало: «Не допустим порнографии в искусстве!»