Мясники!
Мясо рубят, водку пьют.
Продают.
Только мясо то
Никто не берёт.
Кто приценится —
Тот в землю плюёт!
Что, цена виновна в том?
Велика?
Продаются
Лишь собачьи бока!
Изуверы, видно, те мясники.
Подобраться к ним, увы,
Не с руки!
Что творится тут,
Не каждый поймёт —
Это мясо всё же кто-то берёт…
Не корейцы то берут — русачи,
А ты знаешь,
Но сиди и молчи.
Геннадий свернул газету. Угробят ведь предприятие, не дадут нормально работать.
Геннадий не раз брал продукцию мясного завода, всегда отмечая её качество, а тут — ложь в каждом слове. Мамонт, Мамонт, последняя ты сука!.. А вот заграбастает Пантелей мясной завод, тогда описанные в стишке события станут реальностью! И никто слова сказать не посмеет, будут всё знать, и сидеть, и молчать, как пишет Самсонов.
Вернувшись во двор, Геннадий подошёл к машине, снова посмотрел на окна квартиры матери Маркухина (может, стоило подняться, попытаться переговорить с тётенькой, воспитавшей такого мерзкого подонка? А смысл? С такими разговаривать бесполезно), сел за руль, бросил газету на сиденье рядом с собой. Значит, в криминальной городской среде происходят какие-то скрытые подвижки. Пантелей, Ондатр. Может, дело Игошина и дело Зин Нуретовой — звенья одной цепи? Следовало переговорить с Одоевой, поделиться мыслями и сомнениями, узнать новости…
— Опять ты?! Сколько можно сюда ходить? — Медэксперт смотрел на Лизу с нескрываемой неприязнью, не понимания, чего она добивается.
Одоева молча устремила на него жгущий взгляд, не задавая вопросов.
— Я всё знаю, — не выдержал медэксперт. — Зия Нуретова была проституткой, но на поверку оказалась девственницей. Все уже об этом говорят!
— И?.. — Лиза ждала объяснений.
— Что? Все же ясно — я Геннадию объяснял, — заниматься любовью можно по-разному… Одоева, тебе ли это рассказывать?
— А кулаком в глаз? Ты свои грязные намёки оставь.
— Даже в мыслях не было! Ты же предупредила!
— Я прошу объяснений по очень простой причине. Вот смотри, медик хренов, ты тут каракули накрутил — мол, перед смертью Нуретову лишили девственности, о чём свидетельствуют свежие ранки от девственной плевы.
— Всё правильно. — Медэксперт, поджав губы, откинулся на спинку стула и нервно забарабанил авторучкой по столу.
— А по моим данным, Нуретова — крутая шлюха!
Медэксперт ухмыльнулся:
— Я описал то, что увидел реально. А твои сведения? Какие они? Сплетни?
— Мои сплетни вернее твоих гляделок.
— Ты что меня оскорбляешь?! — вдруг возмутился медик, бросив авторучку на медицинский журнал.
Лиза примирительно заулыбалась:
— Ну, ну, не дуйся. Ты был самым лучшим в управлении. Ха-ха. Я же по-дружески, напрямую.
— Нет, ты что от меня хочешь? У тебя на руках есть заключение? Там всё ясно прописано? — кипел медэксперт.
— Ясно.
— Вот и иди с ним, и иди.
— Сева, ты успокойся.
Лиза состроила милую гримаску и захлопала ресницами быстро-быстро. Такая милашка.
— Сева, зайчик.
— Ха-ха-ха. Я снова стал зайчиком! Одоева, ты любого допечёшь. Я всегда говорил — красивые женщины опасны и должны состоять на учёте в ФСБ — мужчины не могут им отказать! Это же вопрос безопасности государства! Тебе разве скажешь «нет»?
— Вот и хорошо. Давай по душам поговорим, разберёмся во всём без нервов. Нуретова сто процентов занималась вагинальным сексом.
Медэксперт, жуя губами, скрестив руки на животе, стал крутить большими пальцами.
Лиза попыталась ускорить мыслительный процесс эксперта:
— Сева!
— Есть ведь такие медицинские услуги — снова плеву пришивают. Любая желающая дама, ты, например…
— Сева…
— Я и говорю. Натешившись вволю перед свадьбой, идёт в гинекологию и выходит оттуда, после несложной операции, чистой, аки ангел небесный. Прозрачная, как горный хрусталь. У молодого супруга (особенно если он немолод и богат) претензий нет. Восточные мужчины — в основном торговцы овощами — на это покупаются сто процентов.
— Операция дорогая?
— Думаю, не очень. Пару месячных зарплат от силы или того меньше.
— Значит, Нуретова при желании могла сделать операцию.
— Могла. Но зачем ей, если она шлюха?
— Лишить девственности — это дорого. А может, замуж собралась. — Лиза усмехнулась. — Одному Богу теперь доподлинно известны её мотивы. Ещё вопрос: если новую нашить, когда её рвут, всё точно так же, как в первый раз — больно, кровь?
— Себе, что ли, хочешь? Ха-ха-ха.
Лиза скабрезной шутке рассмеялась, хотя можно было и пощечину залепить.
— Было бы здорово. Прихожу домой к мужу… Он бы рехнулся… Да.
Сева-медэксперт закивал:
— Девственность, Одоева, она и есть девственность — когда её лишаешься, иногда бывает больно. Иногда.
— Иногда даже крови нет.
— Тоже верно. Все мы разные, и всё у нас по-разному.
— Спасибо за консультацию, Сева. Я знала, что ты спец по таким вопросам, только это тщательно скрывал. Кстати, не знаешь, кто у нас в городе нашивает?
— Ты следователь, тебе и карты в руки. Честно, никогда не интересовался. Я говорю, в принципе такие операции делают, но чтобы у нас в городе их выполняли — не слышал. Хотя это понятно — дела секретные, личные…
Вечером в коридоре Лиза перекинулась несколькими фразами с Геннадием. Он был не столько расстроен, как задумчив.
— Отец говорит, что видел Каузину среди шпаны Ондатра. Она там с ними сексом занималась. А Коля Урюпин богом клянётся, что не спал с ней, со своей невестой, лишь из-за её девственности — они решили, чтобы в церкви при венчании она была чистой, не познавшей плотского греха…
— Ты как монах говоришь: не познавшей плотского греха. На Ленку, значит, думаешь?
— Мне резона нет отцу не верить. Но здесь явная неувязка с девственностью и сексом.
— Прямо как у Нуретовой. А Ленка как трахалась? Может, её того, сзади?
Геннадий сглотнул слюну — иногда с Одоевой разговаривать было невыносимо: она о половых отношениях выражалась так, словно сама была мачо, грубым, презирающим «побежденных» женщин мужиком.
— Нет, её — куда положено. Отец утверждает — видел воочию. А она его не видела — он был за кустами.
— Подглядывал, старый развратник? Ха-ха-ха.
— Лиза! Я не шучу.
— Ладно. Хорошо, что она его не видела — с этой стороны она не ждёт подвоха. Ну, проверить её девственность легче лёгкого — сегодня пойду ночевать к ней, подсыплю снотворного в чай и произведу осмотр. А насчёт не познавшей греха, это Урюпин хватил — мне Ленка сама говорила, что они два раза в неделю кое-чем занимаются… Коля всё у неё видел сотни раз…
— Вот почему он так уверен в её девственности — проверяет постоянно.
— Короче, иди домой и спи спокойно.
— Будешь тут спокойным! — буркнул Геннадий.
— А ты мне верь. Утром я расскажу, что смогла высмотреть…
На желание Лизы вновь заночевать в её квартире, Каузина ответила безразличным согласием:
— Валяй. Мне не скучно будет.
Всыпав в чашку с кофе пакетик снотворного, Лиза добилась своего — Ленка ушла в отруб. Лиза без проблем стянула с Ленки ажурные трусики («Дожила, — думала Лиза. — Словно коварная лесбиянка раздеваю бесчувственную жертву»), не церемонясь, раздвинула Ленке ноги. «Господи, как бабам не противно с бабами финты выделывать?» — подумала она и даже зажмурилась. Натянув трусики, Лиза пошла в ванную и тщательно вымыла руки с мылом. Да, работёнка не бей лежачего — бр-р-р!
Потом долго и задумчиво пила кофе на кухне. Конечно, Ленка была девственницей. Что-то Генкин папик напутал. У него от стресса голова кругом пошла, вот он любого в управлении готов за криминального «крота» принять.
Чтобы не мучиться в одиночестве от мыслей, она позвонила Геннадию:
— Это я. Спишь?
— Вообще почти не сплю в последнее время. Словно в бреду барахтаюсь.
— Я проверила её. Она целая.
— Да? Чёрт, я не ожидал. А ты того, точно…
— Я в этом разбираюсь, если ты сомневаешься.
— Я сам хочу убедиться.
— Что?! Посмотреть хочешь?
— Да.
— С ума сошел!
— Почему нет? Я должен быть уверен на все сто, а с твоих слов, прости, только на восемьдесят.
— Враг! Я для него стараюсь! Ну приезжай, посмотришь на богатство Урюпина.
— В каком смысле? При чём тут Урюпин? Ты и Урюпина усыпила?
— Ха-ха! Тормозишь? Я про Ленку говорю. Урюпин ведь над её плевой так трясётся, как скупой рыцарь над сундуками с золотом…
Геннадий нажал на смартфоне клавишу разъединения.
Через полчаса он был на квартире Каузиной. Вошёл, озираясь. Лиза, в халатике, босиком, зажимая себе рот ладонью, не пускала распиравшего её веселья.
— Что смеёшься? — набычился Геннадий.
— Затюканный ты весь. Не бойся, она спит крепко. Вон, видишь, какая вся. А?
Геннадий шикнул на неё:
— Тише!
— Ты делай, зачем приехал. Развратник. Жену бросил посреди ночи, примчался. Верь вам после этого…
Лиза стянула с Каузиной трусики. Та во сне недовольно заворчала, живописно изогнулась.
— Ну что, увидел? То-то.
— Да… Ладно, поеду.
Лиза натянула на Каузину трусики, провожая к двери, хмыкнула:
— Ну и мужики пошли. Ты зачем мчался сюда? Только чтобы посмотреть?
— А что ещё? Предлагаешь её потрогать?
— В этой квартире не только она женщина.
— То есть?.. — Геннадий вдруг понял и потупился. — Лиза, ты же понимаешь…
— Иди, Егоров. Как говорит наш медэксперт Сева — иди и иди. Я шучу. Так, лишний раз захотела ещё раз проверить на вшивость. Любишь жену?
— Люблю.
— И я своего мужа люблю. Понял?
— Я это давно понял.
— Молодец. Свободен, как муха в полёте.
— Очень приятно было пообщаться.
— Взаимно. А завтра будем что-то новое комбинировать… Да-а…
Геннадий, совершенно расстроенный от сделанного открытия — отец снова ошибся, вышел из подъезда. Долго стоял у своей машины. Одоева что-то опять не в себе, взбалмошная какая-то. Злая что-то. Красивая баба, муж ей под стать — прекрасный человек. Дай Бог ей счастья!.. Нащупал в кармане брюк горстку семечек и защелкал, рассеянно сплевывая кожуру на старые итальянские туфли-плетёнки. Сколько лет он в них ходит, а им износу нет — вот настоящее качество! Снова стал думать об отце. Отец морально разбит. Как бы с ума не сошёл. А что, он уже почти старик, натура творческая, нервная, впечатлительная… Что же делать со всем этим? Сейчас повеситься или в конце недели застрелиться?