Лиза испугалась, что тайна Егоровых, отца и сына, сейчас выплывет наружу, — она не могла этого допустить. Не думая об опасности, она высунулась из дверей:
— Малофей, давай договоримся!
— Ты кто, лярва?
— Одоева — следователь.
— Слышал о такой. Так вот, мои условия: я сдаю Ондатра, а вы сохраняете его организацию!
— Хочешь стать боссом?
— Я им стану!
— Если мы не согласимся?! — рявкнул Крошин.
— Будете дураками.
— Не лайся. Я тебя отсюда не выпущу! — горячился оперативник.
— А я разрешения твоего жду, чтобы уйти…
И тут же грянул выстрел. Кто стрелял — Крошин или Малофей? Лиза всё так же была открыта для удара пули, но бандит не спешил стрелять в неё.
— Малофей!
— Я тебя слушаю!
— Не стреляй!
— Я козла твоего пугнул!
— Сам ты козёл! Урод! — завёлся Крошин и выстрелил наугад.
Бандит захохотал.
Лизе стало не по себе.
— Володя, помолчи, я хочу с ним договориться! — крикнула Крошину Лиза.
— Зачем? Возьмём его, и дело с концом!
Лиза стала выходить из себя — вот тупой, лезет не в своё дело. Его работа простая — искать того, кого велел следователь, проводить задержания, выполнять черновые поручения.
— Здесь я решаю! — сказала она твёрдо. Потом закричала Малофею: — Мне нужен Ондатр и все материалы — видеозаписи и фотопленки, где есть… Ты сам знаешь…
— Согласен.
— Малофей, это, конечно, не мое дело, но как ты удержишься? За Ондатра тебя авторитеты не помилуют.
— Я сам в авторитете! А тебе я позвоню сегодня…
— Когда?
— Через три часа.
— Буду ждать!
— Жди, Одоева, жди. Это твой шанс… и мой. Я ухожу. Сидите тихо ещё пять минут.
Сзади Лизы кто-то крался. Она вздрогнула, пугливо оглянулась. Это был Крошин. Он выглядел вконец раздосадованным.
— Надо было его взять, — сказал он.
— Выгоднее, чтобы он ушёл.
— С бандюгами сделок не заключают.
— Это не мир, Володя, это — перемирие.
Натолкав обратно в изъятую у бандитов сумку газет, какие там были, они подошли к трупу Гордея. Крошин толкнул труп ногой:
— Он убил Нуретову?
— Он. Есть свидетель.
— Громкое дело.
— Много грязи в этом деле.
— Его ведёт Егоров.
— Мы поменялись. Он мне дело Нуретовой, я ему десять бытовух.
— Здорово… Так что с трупом? Ты будешь звонить или я?
— Звони Шматову — они не так далеко уехали.
Крошин остался ждать свою группу, а Лиза, выбравшись из заброшенного района, на автобусе поехала в управление.
Вручив сумку с газетами экспертам (поколдуйте!), Лиза прошла в кабинет Егорова. Ребров с довольным видом подшивал дело Окунева. Лиза села за стол Каузиной, устало вздохнула, велела Реброву, берясь за телефон:
— Севастьян, извлеки из шкафа дело Игошина.
— Тебе шеф разрешил?
— Выполняй. Что-то сильно усердствуешь перед Егоровым.
Лиза набрала домашний номер Егорова.
— Слушаю. — Голос Егорова был бесцветным, противно слушать.
— Это я.
— И что?
— Фу, Егоров, какой ты слизняк. Я одна работаю.
— А я? Я тоже помогаю! — подал голос Ребров.
— Тш! — шикнула на него Лиза. — Умри… Алло, Геннадий. Есть крепкая зацепка. Приезжай.
— Ладно, приеду.
— Правду говорю. А чтобы ты поторопился, добавлю: мы нашли сумку, которую спрятал Самойлов.
— Точно?
— Едь, говорю. Лучше самолётом.
— Лечу! — В голосе Егорова снова проблеснули нотки азарта.
Лиза с удовлетворением опустила трубку на аппарат. А то скис, бросил бороться. Нет, дорогой товарищ Егоров Г.А., мы ещё повоюем, мы ещё так вдарим, что от хитрых бандюг только пух и перья полетят!
Известие о найденной сумке заставило Геннадия стряхнуть с себя подавленность. Он умылся, побрился, поцеловал жену (не в щеку, а в губы, сжав талию, — жена растерялась, она уже не представляла, что можно от него ожидать такого!), вышел на улицу в хорошем настроении. Нет, он не тешил себя иллюзией, что Одоева достигла какого-то чёткого результата — если бы в сумке было что-то, она сказала бы сразу, но просто он по натуре был бойцом, и временная слабость, трёхчасовая хандра вновь сменилась железной решимостью бороться. Только слабаки не борются с судьбой, а ждут её ударов. Пусть Самсонов и написал на стене, что Егоров позорный фуфел, он не такой.
Взгляд Геннадия тут же упёрся в стену гостиницы, испакощенную Самсоновым оскорбительной надписью. Настроение на мгновение померкло. Как Мамонт оперативно тогда отозвался на его выпад, написал ответную гадость в ту же ночь. Краску где-то акриловую раздобыл.
Надпись, до этого не трогавшая душу Геннадия, вдруг яростно возмутила его. Не дело, чтобы такое читали о нём соседи и жители окрестностей!
Он увидел как всегда задумчивого, тронутого лёгкой меланхолией дворника Стёпу, который неспешно мёл полосу асфальта у кладовых.
— Степан! — позвал его Геннадий.
Дворник не спешил откликнуться.
— Степа-а-ан!!! — закричал Егоров.
— О-у? — поднял голову дворник.
— Это что такое? — указал в сторону надписи Геннадий.
— Что?
— Надпись!
— А-а… — Степан просиял удовлетворённой улыбкой. — Надпись! Да!
— Закрасить надо! — посоветовал Геннадий.
— А краска где?
— Я тебе куплю краску, только замажь эту хрень! — начал заводиться Геннадий, наполняясь неприязнью к медлительному Степану.
Но дворник вдруг возмутился:
— Сами и замажьте! Я за двор отвечаю, а не за стены!
Геннадий на это не нашёлся что возразить. Чертыхнувшись, пошёл прочь от дома. Какие все самолюбивые! Философ долбаный. Метлой через раз махнут как следует не может — а туда же, гонорится!..
В управление поехал на автобусе. Зайдя в свой кабинет, Егоров воззрился на деловитого Реброва, сидевшего за его столом и писавшего от руки что-то на листе.
— Лиза где?
— Сейчас подойдёт. Садись, босс, на своё место.
— Что это ты за моим столом писал? Место себе примериваешь? — Геннадий даже попытался шутить.
Ребров отозвался ему в тон, усаживаясь за свой стол:
— Когда-нибудь вы — на повышение, а я — за ваш стол!
Геннадий согласился без энтузиазма:
— Когда-нибудь.
— Слышали новость?
— Какую?
— Отдел внутренней безопасности сегодня следователя Ступина повязал.
— Как это? — удивился Геннадий.
— Очень просто, при получении взятки.
— Он взятки брал?
— Поймали же.
— С ума сойти. А за что ему дать пытались? У него важных-то дел и не было, чтобы там кто-то из крутых проходил.
— Он вёл дело того мальчика, спортсмена, помните, мы все тот случай обсуждали? Паренёк, семнадцать лет, начал делать успехи в спорте, не знаю, по какому он там спорту спортсмен, его восторженный тренер в виде поощрения, чтобы показать своё самое лучшее расположение, взял его с собой отдохнуть на дачу — покупаться, позагорать, обсудить планы тренировок… Они выпили как следует. Паренёк, естественно, ушёл в алкогольный отруб, а когда очнулся, с ужасом обнаружил, что лежит совершенно обнаженный, а любимый тренер насасывает у него… Паренёк взбесился, вскочил и забил тренера насмерть… Во всяком случае, это версия паренька, а как там на самом деле было, неизвестно.
— Помню это дело.
— Так вот, мать паренька всё подкатывала да подкатывала к Ступину, чтобы он что-нибудь сделал для её сына…
— А что тут сделаешь? Убил ведь.
— Можно обернуть в несчастный случай, мол, подрались, а тот оступился, неудачно упал, виском ударился… Есть же нюансы, Егор Андреевич…
— Согласен. От нюансов зависит срок отсидки.
— Вот, она надоедала всё Ступину, а тот и попросил денег. Может, у него какие-то обстоятельства сложились или жадность взыграла, в общем, назвал он сумму мзды. Радостная мамаша кинулась по месту своей работы — она частный предприниматель, на рынке здесь у нас, который рядом, хламом китайским торгует, кинула клич среди соратников-торгашей: выручайте, взятку за сына надо следаку отвалить. Торговцы быстро скинулись, собрали требуемую сумму, и мамаша понеслась обратно, вручать мзду. А кто-то из торгашей (у них же там на рынке свои разборки идут, свои интриги, зависть) оперативно отзвонился в отдел внутренней безопасности, мол, следователю Ступину сейчас будет мать подследственного взятку давать. Эти архары тут как тут — хап обоих при передаче денег!
— Да-а… — протянул Геннадий. Его Ондатр тоже такой мутью соблазнить хотел, всучить деньги свои нечистые, а результат вон какой — отдел внутренней безопасности и наручники на запястьях!
Геннадий, вздохнув, прошёл к окну, задумчиво стал смотреть сквозь решётку на улицу.
— Картина получается ужасная, — сказал Ребров.
Геннадий посмотрел на него:
— Ты о чём?
— Об этой семье. Мать одна сына растила, спортсменом его сделала, чтобы кусок ему в жизни посытнее достался, а кто-то там, наверху, который выше облаков, щелк, рубильник свой переключил, и семья в хлам угроблена. Сын и мать будут зону топтать. Сын за убийство, мать за дачу взятки. В одночасье погибли люди.
— Ох-х, — громко вздохнул Геннадий. Если не получится обойти Ондатра, жизнь его семьи тоже будет повержена в прах в одночасье. — Ты жуткие истории рассказываешь.
— Чистую правду… А слышали, что Пантелей учудил? — вдруг спросил Ребров.
— Нет. Откуда? Меня же не было в управлении.
— К помощнику Урюпина женщина приходила с жалобой, хотела заявление написать об угрозе жизни её шестнадцатилетнему сыну.
— На Пантелея? — поразился Геннадий. Наивная, не знала, на кого пришла жаловаться! — И что?
— Тот её выслушал, но заявления не принял. Успокоил, мол, ничего страшного, всё образуется…
— Правильно сделал, а то бы урки Пантелея ей такую головомойку устроили, примчалась бы вприпрыжку обратно заявление забирать и жила потом в вечном страхе. А что там Пантелей на парнишку наехал?
— Парнишка этот даже фамилию его запомнил — Пыгин, явно на головушку слабый.
Сам по себе здоровый лось, под два метра, качок — культурист, даже на турнирах выступает, мускулами сверкает. По-моему, я его даже по нашему телевидению видел — он тогда пятое место взял на федеральных соревнованиях… Дело вот какое вышло. Этот Пыгин занимался в спортзале, туда к нему Пантелей личной персоной наведался.