– Володь, почему ты так легко принял меня в друзья.
– Я и сам не знаю, – рассмеялся Копытин, – наверное, потому, что ты похож на собаку.
– Ничего себе, комплимент, – удивлённо воскликнул я. – В каком смысле?
– Только без обид, – похлопал он меня по плечу и добавил: – понимаешь, Боря, собака она ведь по жизни не предатель, она умеет дружить, и даже если разорвёт в клочья твои тапки, то не из-за подлости, а от неиссякаемой любви к тебе, к человеку-другу.
Я не стал вдаваться в подробности этой собачьей теории, просто понял, что Копытин считает меня своим настоящим другом, а для меня это было словно подарком судьбы, тем боле, что он знал о моём так называемом (по российским меркам) «недуге». Кстати, это больше всего и удивляло. Обычно у нас чураются всяких там гомосеков и извращенцев, а тут отъявленный гетеросексуал дружит с человеком нетрадиционной сексуальной ориентации. Не каждый так сможет. Возможно, причина крылась в том, что интеллектом Владимир владел необыкновенным. Он не мог судить о способности дружить по-настоящему по сексуальным предпочтениям человека, чем часто грешат многие люди.
Копытин приехал на следующей неделе. Мы накануне вечером договорились встретиться на даче. Антон уехал по своим делам, обещал к ночи вернуться. Владимир приехал с ночёвкой: «Подышу свежим воздухом!».
– Да, брат, дела твои плохи, – с порога заявил Копытин.
– А я тебе, что говорил, там броня сантиметров пятнадцать, – хмыкнул я. – Он вбил себе в голову…
– Да он-то ладно, – перебил Копытин, – у тебя, по-моему, проблема с женой. Я её считал разумной женщиной. Но то, что я услышал от неё в последний раз, меня, конечно, мягко говоря, удивило.
– Ну, рассказывай, – предложил я. – Любопытно…
– Ну, прямо так и кинулся вещать! – буркнул Владимир. – Ты сначала чайку завари, я вот тут в кондитерку заехал, вкусняшек разных набрал. А то сразу «давай рассказывай». Какой вы, сударь, учтивый, однако.
– Нет проблем, – улыбнувшись, ответил я, – просто поскорее хочется узнать, чем же там моя Галка отличилась.
– Заваривай чай, а я помаленьку начну. В общем, она настроена тебя вылечить.
Я остолбенел.
– От чего она меня лечить собралась?
– От гомосятины! – рассмеялся Копытин. – Причём, заметь, это не мой термин, это она так сказала. Дословно: «его нужно вылечить от гомосятины». То есть тебя.
– Ты это серьёзно? – раскрыл я рот.
– Боря, ну разве такими вещами шутят? Да и зачем бы я стал на женщину наговаривать. Она просила меня посодействовать, найти хорошего доктора и всё такое.
– А ты что? – я всё никак не мог поверить, что Владимир говорит это серьёзно. Мне казалось, он сейчас хлопнет меня по плечу и скажет: «Да успокойся ты, я пошутил». Но, к сожалению это не было ни шуткой, ни розыгрышем.
– А что я? – развёл руками Копытин. – Спокойно, без резких оборотов, без ёрничанья и шуток, попытался ей объяснить, что, во-первых, это не болезнь, а во-вторых, что исправить это, ну, в смысле, твои наклонности, просто невозможно. Да и необходимости в этом никакой нет. Но она, оказывается, уже получила консультацию, в кавычках, разумеется, от какой-то подруги, та ей наговорила такого, что теперь весьма сложно будет весь бред выковырять из её головы.
Я поставил заварник с чаем на стол и тяжело вздохнул:
– Вот дура! Она ещё и опозорит меня на весь свет.
– А почему опозорит-то? – присвистнул Копытин. – Ты же сам говоришь, что у нас свободная страна, что сексменьшинства не преследуются, так какой же тут позор? Это твоя жизнь, твой выбор…
– Ты ведь понимаешь, что трубить об этом у нас не принято, – возразил я.
– Понимаю, – ухмыльнулся Копытин, – а ты и не трубил. И всё же тебе боязно, что народ узнает о твоей ориентации. Верно?
– Верно, конечно, – подтвердил я. – Кривить душой не буду.
– А теперь, дорогой мой друг, скажи, почему я не скрываю, что я гетеросексуал, и никто меня за это не осудит, не упрекнёт.
– Ну, Вова, это уже демагогия, – раздражённо ответил я.
– Погоди-погоди, – не согласился Владимир, – какая демагогия? Не вижу тут никакой демагогии. Ты у меня спрашивал, зачем я отстаиваю права сексменьшинств. Вот тебе мой ответ: затем, чтобы ты не думал, и не опасался, что кто-то тебя осудит за то, что ты гомосексуалист. Чтобы окружающие тебя люди относились к этому так же, как они относятся к цвету твоих глаз или форме ушей.
– Насчёт глаз не знаю, – рассмеялся я, – а форма ушей (не моя, а вообще) кое-кого очень даже интересует.
– Да, – кивнул Копытин, – кстати, пример с ушами неудачный. Мне тут недавно один в фейсбуке написал, что хотел бы воочию взглянуть на форму моих ушей, дескать, не еврей ли я. Я ему пишу, зачем тебе глазеть на мои уши, я и сам скажу, что да, еврей, это что-то меняет? Он тут же ответил, что да, меняет, и, отписавшись от меня, отправил в чёрный список. Вот тебе и свобода, братство, равенство.
– Володя, но ведь раньше такого не было. Почему сейчас так всё обострилось, люди какие-то злые стали…
– Чего не было? Ты хочешь сказать, что в Союзе нас, евреев, не называли жидами, или кавказцев, азиатов, никто не называл чурками? Или чукчей любили как родных братьев? Всегда это было! Декларировался «Братских народов союз вековой»…
– Это цитата уже из российского гимна.
– Да какая разница? – хмыкнул Владимир. – В Советском Союзе пели «Дружбы народов надёжный оплот!». Тот же хер, только сбоку. Я говорю о сути.
– Но не было этих национальных конфликтов, ты посмотри, что пришло вместе с перестройкой, с развалом Союза…
– А знаешь, почему не было? – прищурился Копытин.
– Почему?
– Потому что тебе об этом не докладывали, как говорится, не заслужил, это раз, – понуро усмехнулся Копытин, – а два: правили Союзом держиморды. В тоталитарном государстве, где за один неосторожный анекдот можно загреметь в психушку, где стукач жил едва ли не в каждом доме, где всё и все контролируются, слишком не побузишь. Некоторые товарищи сегодня именно это положение и восхваляют. Так и говорят, мне ваша свобода – до задницы дверца. Так вот, брат, конфликты на национальной почве были всегда. И когда во время перестройки правда, закамуфлированная под гласность, свалилась на наши головы, неожиданно выяснилось, что фраза «национальный вопрос в СССР решён окончательно» оказалась липовой. Я не стану много говорить сейчас на эту тему, скажу лишь вкратце, массовый конфликт, к примеру разгорелся в Карабахе ещё в 1965 году, но Брежнев, до конца так и не разобрался с этой проблемой. В конце семидесятых в Грузии советские придурки решили отменить государственный статус грузинского языка, в результате в центре Тбилиси прошли многотысячные демонстрации. И нашлись в то время деятели, начавшие требовать ввести войска. Слава богу, хватило ума не доводить до кровопролития. Представляешь, какая бы рубка там произошла.
– Перегни палку, могло и в революцию перерасти, – предположил я.
– О чём и речь, ухмыльнулся Копытин. – Теперь понимаешь, с каким «партейным» багажом пришёл к власти Горбатый? А сегодняшние горе-аналитики дальше своего носа не видят, вот и грузят старика. А ведь перестройка, Боря, не просто так началась, типа от скуки. Просто выхода не было другого. Тут или выпускай джина из бутылки, – помнишь это сравнение? – или так рванёт, что по всей планете ошмётки разлетелись бы. Но, увы, не все это понимают. А потому и кричат, что Горбачёв, мол, предатель и прочую ерунду. А он никого не предавал, он спасал страну. Хоть Советский Союз и развалился, зато относительно мирно. А вспомни, что случилось в 1917 – 1918 годах. Только в те годы, шашками махали, а в 1986-1991 годах начали бы махать баллистическими межконтинентальными ракетами. Страшно представить, что произошло бы.
– Да, – согласился я. – Последствия предсказать трудно.
– Вообще, последнее десятилетие партийные боссы обнаглели до такой степени, что они уже не видели народ перед собой и не слышали его. В 1981 году в Северной Осетии произошла настоящая октябрьская революция. У североосетинского обкома собралась большая недовольная толпа народа, потребовали первого секретаря. И что ты думаешь? Вышел первый секретарь обкома, обозвал собравшихся сборищем и потребовал разойтись. О результате догадываешься?
– Примерно, – сказал я, но всё равно спросил: – и что дальше?
– А дальше митингующие ворвались в обком, устроили погром, власти на защиту обкомовских работников пригнали курсантов из училища МВД… Ну и как всегда, объявили митингующих отщепенцами, преступниками, несмотря на то, что бунтарей поддерживало всё население республики. В общем, в конце концов, с помощью войск волнения были подавлены, посадили двадцать шесть человек, с остальными ещё долго велась так называемая профилактическая работа. Но, тем не менее, с 1984 по 1986 годы в Северной Осетии произошло более ста националистических происшествий, а количество русских учителей в республике сократилось на триста человек… Вот тебе и форма ушей, носа, губ, разрез глаз и так далее. Ну, так что, Борис Сергеевич, – Копытин неожиданно оборвал тему, – тебя осетины с армянами и грузинами интересуют или всё-таки о Галине Ивановне поговорим?
– Да, точно, давай о Галине Ивановне, – усмехнулся я и принялся разливать чай. – Но ты, подлец, так всё интересно рассказываешь, что немудрено и забыть первоначальную тему.
– Так вот, я и говорю твоей благоверной: Галя, это не болезнь, и лечиться нет никакой необходимости. Она упёрлась, как антилопа гну. Болезнь, говорит, и хоть ты тресни. Она не только подружку навестила, она успела уже и у батюшки побывать…
– У какого батюшки? – сразу не сообразил я.
– У священника, – пояснил Владимир. – Ну, а те наговорят, будь здоров. Кстати, хочешь анекдот в тему?
– Валяй! – улыбнулся.
– Значит так, один начальник считал, что все геи являются больными людьми и предлагал их принудительно лечить. Один из его подчинённых как-то звонит ему утром и объявляет: «Я на работу сегодня не приду». «Почему?– возмущённо спрашивает начальник. – Работы невпроворот». «Я приболел», – говорит мужик. «Чем?!». «Сегодня чувствую себя пидорасом».