– Да просто так. Ты куда-то уехал, а я месте себе не нахожу. Думаю…
– Это можно другим словом назвать, «скучаешь». Я тоже, кстати, по тебе скучаю.
– Слушай, Боря, ну вот, может, это и есть наше счастье. И судьба не зря нас свела?
– Ты давай вспоминай ещё произведения о любви! – потребовал я.
– Вот, например повесть всё того же Льва Толстого «Крейцерова соната».
– Да-да, – согласился. – Чем закончилась любовь? Муж-ревнивец убивает жену. Ты видишь, где любовь, там обязательно рядом смерть. А вспомни лермонтовскую пьесу «Маскарад», там тоже придурок убивает ни в чём неповинную жену, а потом, узнав, что ошибся, сходит с ума.
– И в самом деле, что не возьми, любовь, слёзы, кровь…
– Теперь ты понимаешь, почему я боюсь этой проклятой любви, – тяжело вздохнул я. – Я тоже в этой жизни ничего хорошего от любви не видел, хотя пытался любить и, как мне кажется, искренне любил…
– И что? – вздёрнул Антон.
– А то, – я сделал небольшую паузу и продолжил: – что каждый раз выходила какая-то лажа, а счастье превращалось или в несчастье или беду. Ты знаешь, что первый мой мальчик, с которым у нас была первая любовь, повесился.
– Из-за чего? – испуганно спросил Антон.
– Скорее, не из-за чего, а из-за кого, – сказал я и пояснил: – думаю, из-за родителя. Отец, когда узнал о его наклонностях, тому было лет тринадцать, жестоко избил, потом они всей семьёй уехали в другой город. Через некоторое время я встретил его старшую сестру, и она сказал, что её брат повесился. Это случилось около сорока лет назад, но подробностей я не знаю до сих пор. Всю жизнь я это вспоминаю, и у меня болит душа.
– Красивый был мальчик? – спросил Антон.
– Да ведь дело не в этом, Тоха, – горько усмехнулся я, – красота здесь на втором месте, просто мы нашли с ним общий язык, поняли друг друга в то непростое для таких взаимоотношений время. Побыли немного счастливыми. Совсем немного. И потом вдруг всё рухнуло. Представляешь, а мы ведь могли быть счастливыми всю жизнь, если бы люди не придумывали искусственных препятствий и… а, да ладно, – махнул я рукой. – Что теперь об этом говорить. Сорок лет прошло, а ничего не изменилось.
– Странно всё это, – закивал Антоха, – чего людям не хватает. Ну, есть у вас свои семьи, друзья, подруги, живите и наслаждайтесь. Нет же, им обязательно нас нужно переделать, перевоспитать. Вот поэтому, дорогой Боря, мы и должны устраивать акции и добиваться соблюдения наших прав, бороться за наша права, иначе так и будут нас всегда притеснять и…
– Стоп, Тоха, – поднял я руку вверх. – Я вот что хочу спросить: а твои коллеги, так сказать, по борьбе за права геев знают, что творится в тюрьмах?
– В смысле? – разинул рот Антон. – С геями?
– Ну, да, с ними – сними.
– А что там творится? – разинул рот Антон. – Но это же преступники…
– Вон оно как! – усмехнулся я. – А преступники по-твоему не люди? То есть у осуждённых и прав нет никаких? Странно слышать такие слова от человека, который борется за права других людей.
– Прости, Борис, – нахмурился Антон, – что-то я не то сказанул. Каюсь! Я на автомате ляпнул, не подумавши. И что с ними? Расскажи…
– Их там за людей никто не считает. Фактически они приравнены к животным. Ты знаешь об этом?
– Может, ты преувеличиваешь, – усомнился Антон. – Быть такого не может. Мы же не… у нас же не рабовладельческий строй.
– Ты мне не веришь? – цокнул я языком и покачал головой.
– А ты откуда знаешь? – расширил глаза Антон.
– Не знал бы, не говорил, – тихо произнёс я и опустил глаза. – Быть опущенным в тюрьме и колонии – это не сахар, мой друг. Я всё это прошёл, Тоха. И, кстати, из-за любви…
– Тебя посадили из-за любви? – воскликнул Антон.
– Нет, – хмыкнул я, – посадили за дело, тут претензий к властям у меня нет.
– А что ты сделал? В смысле какое преступление совершил? – спросил Антон.
Вопрос моего друга унёс меня в далёкое прошлое.
Глава 23
Вернувшись из «секс-тура» по Москве (так язвительно прозвал я свою поездку после потери десяти тысяч рублей), я окунулся с головой в работу, но вдруг через месяц меня попросили написать заявление об увольнении. Я пытался узнать, почему такое решение, но никто ничего не объяснял, сказали, что идёт сокращение производства. Спорить я не стал, написал заявление и начал искать подходящую работу.
Однажды ко мне подошёл мужчина, как принято говорить, кавказской национальности, и обратился ко мне по имени.
– Боря, привет, можно с тобой поговорить?
– А вы кто? – Я очень удивился, поскольку видел этого человека впервые.
Он протянул мне руку и представился:
– Мустафа.
– Говорите, – кивнул я.
– Борис, я случайно узнал от наших общих знакомых, что у вас проблемы с трудоустройством и что вас ограбили в Москве. Это правда?
– Правда, – подтвердил я и спросил: – а что за общий знакомый?
– Неважно, – ответил Мустафа, – я обещал ему не говорить. У меня к тебе есть хорошее предложение.
– По работе? – мне стало интересно.
– Можно сказать, да.
– Что значит, «можно сказать»? Это работа?
– Работа-работа, – ухмыльнулся Мустафа, – но… с элементами риска.
– Криминал?
– Не совсем, – ответил мужчина, – пойдём, сядем в кафе, я тебе всё объясню.
– Да какое мне кафе, – уныло усмехнулся я, – у меня на хлеб денег нет…
– Не переживай, Борис, я угощаю. Пойдём!
Мустафа предложил мне поработать курьером. С одной стороны это был, конечно, криминал, с другой – это не кража, не разбой, просто нужно на самолёте отвезти «товар» в столицу. «Товар» – это песок. Не речной, конечно, и не морской, а золотой. Сложностей никаких нет. Курьер под одежду надевает специальный пояс, заряженный золотым песком и улетает в Москву. Там в условленном месте встречается с коллегой и через неделю возвращается обратно. Вернуться можно хоть в тот же день, но это обычно у правоохранительных органов вызывает подозрение.
– Ты понимаешь, Борис, – объяснял Мустафа, – курьером должен быть только русский человек, в смысле, славянской внешности. Нас, ингушей, менты шмонают в любом случае. Да так шмонают, что даже в душу заглядывают.
А если меня обшмонают, – спросил я, – что тогда?
– Ну, вот ты летал в Москву, тебя шмонали? – спросил Мустафа.
– Нет.
– Вот видишь? Ты на приисках не работал, с золотом никаких дел не имел, зачем тебя шмонать, время на тебя тратить? Билет мы покупаем, денег тебе на проживание в Москве дадим, работу сделал, получи свою тыщу рублей. Где столько заработаешь? Нормально?
– Нормально-то нормально, – сказал я, – но страшно.
– Э-э-э! Дорогой! – волков бояться в лес не ходить. – Так говорят русские? Чего ж тут страшного? Соглашайся. Я тебе больше скажу, брат. Если даже попадёшься, и никого не сдашь, мы тебя в беде не оставим, поможем, в тюрьме будешь на особом положении, и пораньше выйдешь. Но я думаю, до этого не дойдёт, давай не будем говорить о плохом. Сколько ты потерял в Москве?
– Десять кусков, – тяжело вздохнул я, вспомнив измайловского милиционера.
– Вот видишь, а у нас всё это за год вернёшь! – Мустафа хлопнул меня по плечу, словно мы с ним знакомы сто лет. – Ну, так что?
– Могу ли я подумать? – спросил я.
– Конечно, дорогой! Конечно, подумай. Только есть маленькая просьба: никому о нашем разговоре ни слова. Ты понял? Ни-ко-му! – повторил он по слогам. – Здесь живут хорошие люди, дай им Аллах здоровья, но подлые, без стук-стук не могут.
– А что же ты мне предложил такую работу? – усмехнулся я. – А вдруг и я…
– Мы, Боря, давно за тобой наблюдаем, – прищурился Мустафа, – а в людях мы хорошо разбираемся. Уловил?
– Спасибо за доверие, – сказал я.
– Пока не за что, – ответил Мустафа и, встав из-за стола, добавил: – через три дня увидимся. Приходи сюда часам к пяти. Договорились? Главное – ничего не бойся. Работа безопасная, но доходная. Пока. – Он пожал мне руку и, рассчитавшись за ужин, ушёл.
«Вот так подкинул Мустафа мне задачу, – ворочался я всю ночь. – Вроде и опасно, но жуть как заманчиво…».
Через три дня я был принят на работу курьером в компанию «Ингуш-транзит-золото». Правда, работа такая не требует оформления, а по трудовой книжке меня определили кочегаром в котельную. Я понял одно, у ребят из Назрани связи здесь, на Колыме, очень и очень серьёзные.
Первая поездка в Москву (вернее, полёт) принесла мне доход в тысяча двести рублей, я ещё умудрился сэкономить на «командировочных».
Мустафа остался очень доволен. За одну поездку я отвёз восемь килограммов песка. Это отличный результат.
– Ну, брат, с почином тебя. Спасибо, родина тебя не забудет.
Глава 24
За четыре месяца я накопил пять тысяч рублей. «Не хило, – думал я, – чтобы собрать первые пять тысяч рублей мне понадобилось три года! Если так дело пойдёт, через пару лет я и дом куплю, и машину, и свадьбу сыграю…».
То ли они зародились не в том месте, то ли не в той голове, а может они просто были наивные и глупые, но мои риелторские мечты снова улетели ко всем чертям. В пятую поездку на моих руках защёлкнулись наручники, а меня препроводили в КПЗ (камеру предварительного заключения), естественно, при этом тщательно обыскав и изъяв патронташ с восемью килограммами золотого песка.
«На морском песочке я Марусю встретил, в розовых чулочках талия в корсете…»
Как и учил меня Мустафа, я сказал, что патронташ нашёл в лесу, когда собирал грибы, долго не решался отвезти на материк, и вот, наконец-то, решился.
– Вы хотите сказать, что перевозите золото впервые? – усмехнулся следователь.
– Именно так, – подтвердил я.
– Борис Сергеевич, чистосердечное признание, облегчит вашу участь, – предупредил следователь.
– И хорошо, – грустно ответил я. – Потому я всё чистосердечно и рассказываю.
– Не хотите, значит, помочь следствию?
– Почему же не хочу, – пожал я плечами, – спрашивайте, всё расскажу, как было…