Посыл ясен. В особенности, почему Виал назвал пирата братом своим и народа Гирции.
– Твой дар принимается. Ты наш брат. Пусть взгляд из глубин обратится на твоих врагов и руку, что держит сталь. На твою руку, – Макула взял амфориск и разбил об алтарь.
Вино разлилось по поверхности. В воздух проник робкий аромат меда и цветов. Аромат лета очаровавшего холмы Виорента. Этот аромат вскоре утонул в мрачном сумраке храма.
– Дай руку, что карает врагов Мефона! – приказал Макула, сжал запястье ладена и заставил его прикоснуться к алтарю.
Китор ощутил укол, но не отдернул руку. Его кровь смешалась с кровью жертвенных животных и навклеров, что навсегда связали свои жизни с храмом. Теперь у него нет обратного пути. В Фесмах, если ему доведется вернуться, придется возвести храм Мефона. Иначе Хозяин пустоты разозлится на трусливого последователя.
Связь с гирцийским… нет, связь с древним богом обогатит ладенов и освободит от ненавистной власти данаев. Вновь обретенные братья помогут вернуть былое величие. Потребует они за это только море крови и сотни потопленных кораблей. Невелика цена за свободу.
Глава 8
Прошло три дня, прежде чем трое путников смогли покинуть окрестности Каллиполя. Хенельга поняла, что сами они бы тут не прошли. Сомневалась, что смогла бы убедить в этом Эгрегия. Более того, им пришлось бы посетить полис.
Степняку не требовалась помощь данаев, чтобы выжить.
На север от города вновь начинались степи. Уже не такая беспощадная местность, как была за Горловиной. Среди желтого разнотравья встречались островки колючей зелени. Из земли били ключи. Зайцы и куропатки словно намеренно лезли под ноги.
Чуть погодя, иноземцы научились заранее примечать, где сидят птицы. Для степняка пленники служили чем-то вроде псов – поднимали дичь, чтобы стрелок мог ее сбить. И ни одна стрела не прошла мимо. Точность, с которой бил степняк, поражала.
От его стрел уйти не удастся, а зачем он вел иноземцев на север – непонятно. Спаситель не отвечал на этот вопрос, вообще, был на редкость неразговорчив. В своих странствиях он не тосковал по людскому говору.
Лишь на стоянках порой удавалось выбить из степняка пару слов, пока он разделывал добычу. Одежду он украшал перьями с ощипанных куропаток, на икры повязывал полоски от заячьих шкурок. Про Скирту и быколюдей он молчал. Возможно, просто не знал, где находится город. Эгрегий не сомневался, что «спаситель» только слышал об искомом месте.
Пока путь пролегал в одном направлении, чужестранцы не возражали.
Море все еще виднелось по правую руку, а Рифинские горы отступили. Река ветвилась среди холмов, чьи берега были отмечены высоким камышом. Самой воды не видно, но наверняка синяя дорога интенсивно используется.
На востоке в морях хозяйничали данаи и быколюди, а на западе иные варвары захватили контроль над рекой. Лишь степь не имела господина, песок и глина мало кому нужны. Плодородные земли, как припоминал Эгрегий, есть на северо-востоке. Слишком далеко.
И все-таки, люди здесь были: следы босых ног, обломки грубой керамики, отпечатки копыт. Стада в пять десятков, а то и в сотню животных прогоняли с одного пастбища на другой.
– Мы уже в землях рипенов, – сказал Эгрегий Хенельге.
– Ты узнаешь что-нибудь? Приметы.
Эгрегий пожал плечами.
Местность веками не меняется, если только человек не подпаливает траву или не начинает копать. Примет не найти, потому что знакомый холм может с другой стороны предстать совсем в ином виде.
Варвары изучили повадки земли, привыкли и приспособились. Они знали, как легко здесь заметить врага, при этом умели среди травы скрыть богатства.
Древние курганы давно разграблены. Племена, что возводили их, были вытеснены, а пришлые не испытывали страха, грабя мертвых и выкидывая кости на солнце. Затем пришельцы, уже став полноправными хозяевами степи, возводили собственные курганы. Так продолжалось веками, пока искусственные холмы не перемешались с естественными.
Среди этого многообразия встречались такие, что с первого взгляда узнавал всякий степняк. Это были или святилища богов, или развалины укреплений. Полноценных городов степь никогда не знала, лишь у воды основаны крупные поселения.
Но до них далеко.
И все же, Эгрегий узнал одно место. На мелкой речушке, в которой вода имела неприятный привкус, располагался укрепленный поселок. Давно брошенный и занесенный белым песком.
Со стороны могло показаться, что здесь когда-то жили люди. Вот и покосившийся частокол, и фундаменты строений. Саманные хижины были смыты дождями, превратились в глиняные холмики. Камня варвары не использовали, хотя окрестные склоны богаты песчаником, мелом.
В блестящем склоне к реке проложена тропа, в ней вырублена лестница, укрепленная досками. Словно жители ходили к воде, а когда воды реки лишились жизни, люди ушли.
По спине Эгрегий пробежали мурашки. Это место он знал. Видел собственными глазами, но не мог припомнить когда, кто его привел сюда. Возможно, он только слышал рассказы о призрачном городе.
Здесь никогда не жили люди. В Гнилой речке вода всегда была ядовита. Пить ее нельзя, да и не захочется. Ведь всего в половине дня пути будет источник с соленой, но все же пригодной для питья водой.
Варвары построили этот город не для себя, а для духов степи. Это священное место, запретное для смертных, храм под открытым небом. В сердце его в землю вбит меч, чей металл противостоит дождям, песку и солнцу. Он не ржавеет, не тупится.
– Идемте, – степняк поторопил иноземцев.
– Это запретный город, – ответил Эгрегий, не желая сходить с места.
Хенельга поняла, что ее друг узнал и реку, и поселение.
– Идемте!
– Беспокоить духов мы не намерены!
В руках у чужаков были только мешки с трофеями, при желании ими можно прикрыться и использовать как оружие. Спаситель стоял в пяти шагах, лук был убран, но чужаки помнили, как стремительно выхватывает степняк оружие. К тому же, у него был короткий меч.
– Я первый, – прошептал Эгрегий.
– Нет, ты должен дойти до дома.
Говорили они на гирцийском, смысл их слов не укрылся от степняка. Он вздохнул и выудил украшение: перевитую змею, больше похожую на спутанный клубок. Эгрегий узнал символ, хотя десятки лет не видел ничего подобного.
– Идемте, – повторил степняк, пряча амулет.
Эгрегий кивнул, и, заметив непонимание на лице Хенельги, объяснил:
– Он жрец. А это место – храм. С ним мы вправе войти.
– Но зачем?
– Надеюсь, он не намеревается оставить нас здесь на постоянку.
Гнилую речку пересекли по ветхому мосту. Выглядел он так, словно был возведен сотни лет назад. Некоторые доски отсутствовали, в настиле зияли дыры, через которые видна ленивая, белесая вода.
Вблизи видно, что мост поддерживается в исправном состоянии. Иначе строение не пережило бы зиму. Так же и поселение. Оно притворяется древними развалинами, чтобы обмануть грабителей. Странники не решатся ночевать за частоколом брошенного селения из опасения перед духами.
По лестнице в склоне люди поднялись в поселение. Жухлая растительность росла вокруг, цепляясь тоненькими корнями за бесплодную почву. По пути наверх, степняк бормотал слова, должные утихомирить духов и отворить дверь в храм. Он бросал по пути перья, обрывки заячьей шкурки. Ветер подхватывал подношение и разбрасывал по склону.
Весь склон усеян перьями, костями и истлевшими трупиками животных. От этого зрелища по спине пробегали мурашки.
Не знающие об истинном назначении храма не решатся сюда подняться.
За покосившимся частоколом затаилось селение. В могильных холмиках, оставшихся на месте построек, жили степные духи – вечно голодные и злые. Словно псы или шакалы, привлеченные человеком в одно место.
Их здесь кормили, чтобы они не выходили наружу. Не разносили мор, засуху и пожары по степи, чтобы не страдали пастбища и стада от ненасытных духов.
Трава тут не росла, лишь сухие стебли, сцепившиеся в шары, носились по улицам города. Казалось, что дома расположены без всякого плана. Только казалось. Планировка была, улицы вытянуты спицами, сходящимися на одной оси – центре поселения.
Там в низине, в центре осыпающихся песчано-глинистых склонов воткнут меч.
Трое людей дошли до центра поселения и увидели яму. Меч оказался там, где и должен был быть. Наполовину засыпанный песком и золотым мусором. Деревянный черенок эфеса потрескался, а металл не пострадал. Заточенное с одной стороны лезвие блестело позолотой, лунная гарда покрыта темным серебром. В каплевидном навершии блестел алый камень, словно глаз. Под немигающим взглядом люди чувствовали себя неуютно. В древнем оружие чувствовалась сила, заточенный в нем жадный дух.
– Бросайте туда, – приказал степняк.
Хенельга и Эгрегий высыпали трофеи в яму. Драгоценный лом посыпался в яму, где его тут же утянул песок на самое дно.
Иные варвары бросают золото в озера, болота, здешним приходится доверяться земле.
– Теперь сами туда.
– Да вот еще! Мы не собираемся служить твоим духам.
В руках степняка оказался лук.
– Вы не понимаете, это великая честь для иноземцев.
Его взгляд бесстрастен, в голосе нет угрозы. Лук ему нужен, чтобы завершить ритуал.
– Ваши души будут служить хозяевам земли, а тела станут пищей для сотен животных.
Он указал на мышиный след, что начинался от ямы.
– Это лучше, чем умереть на земле белых мореходов. Они живут между двумя царствами, беря взаймы у духов двух миров. Они чужаки и на земле, и на воде. Вы же станете частью благородной земли. Ступайте вниз.
За все время это была самая длинная речь, что слышали Хенельга и Эгрегий.
– Не выйдет, – покачала головой женщина. – Ты лишь оскорбишь своих покровителей, впустив нас в их царство.
Спокойный тон удивил степняка, но лук он не убирал.
– Мы принадлежим силам древнее, чем твоя степь, – заговорил Эгрегий, уловив идею.