– Это мы знали и без симуляции, – снова закричал Дзёта. – Важно, что нам с этим делать.
– Довериться Хайдзи и ждать, – подытожил Юки и спокойно закрыл ноутбук.
– Для чего тогда было секретное оружие? А?! Правда, никакого смысла! – в третий раз заскулил Дзёта.
Никотян уже стер программу симуляции из своего сознания и смотрел на телефон Мусы.
– Эй, темп Тотая падает.
На экране был бегун на девятикилометровой отметке. Он периодически прижимал руку к боку, похоже, испытывая боль.
– Позвоните хозяину дома.
На десятом километре Киёсэ получил от тренера информацию о Тотае. Он бежал в районе станции Оомори Кайган линии Кэйкю рядом с бегуном из Йокогамы.
«Хорошо, что Тотай сбросил скорость. Но появилась новая проблема. Начала болеть нога».
Каждый раз, когда правая нога касалась земли, тупая боль разливалась по голени. Несмотря на это, Киёсэ сохранял темп – три минуты и четыре секунды на километр. Пройдя под мостом, он продолжил движение вдоль путей Кэйхин, на этот раз наблюдая справа надземную эстакаду с железной дорогой.
Улицы, ведущие к станции Синагава, словно закрасили серой краской. Наверное, такое ощущение возникало из-за тяжелых снежных туч и возвышающихся бетонных конструкций эстакады. Но Киёсэ, который бежал тут, вовсе не казалось, что здесь тяжело дышать. Ведь уголком глаза он увидел небольшой оживленный торговый квартал, переполненный покупателями на первой распродаже Нового года. Этот район выходил на Токийский залив и был закрыт наземной эстакадой, но местные обитатели с давних времен вели здесь оживленную деятельность.
Киёсэ подумал о небе в своем родном городе Симанэ. Когда он переехал в Токио, его удивило, что здесь так много солнечных дней. Но при этом ночью мало звезд. В Симанэ часто было облачно, и небо в его воспоминаниях всегда было серым, но по ночам облака куда-то исчезали, а небо сияло звездами.
Эти места напоминали его родной город. Здесь люди жили, крепко стоя ногами на земле, а не молчаливо терпели заточение в сером цвете бетона.
Средняя школа, в которой учился Киёсэ, – его отец там был тренером команды по легкой атлетике, – считалась самой сильной в префектуре. Фудзиока переехал из другой префектуры, чтобы поступить в их школу, жил в общежитии. Киёсэ вспоминал дорогу, по которой они бегали с ним, и сладкий запах рисовых полей летом. Когда они бегали ночью, множество светлячков излучали бледный желто-зеленый свет. Как-то Фудзиока брезгливо сказал: «Как-то их слишком много».
Киёсэ был счастлив тренироваться с таким сильным товарищем по команде. Он был недоволен поступками отца, но благодаря тому, что Фудзиока успокаивал его, а иногда тоже жаловался на жизнь, Киёсэ забывал о проблемах. Так было до тех пор, пока он не почувствовал что-то странное с ногой.
Осенью на первом году в старших классах он начал испытывать боль в голени после слишком интенсивного бега. Он пробовал массаж и иглоукалывание, но боль не проходила и в конце концов переросла в постоянную. Он пошел в больницу, не сказав отцу, врач поставил диагноз – стрессовый перелом. Лучшим методом лечения был покой и прекращение тренировок на некоторое время.
Его результаты улучшались, в такой ситуации он не мог взять перерыв в беге. Киёсэ привык серьезно относиться к тренировкам, у него была установка: ни в коем случае не уменьшать их интенсивность. Кроме того, он упрямился и не хотел показывать свою слабость отцу – тренеру.
От того ли, что Киёсэ стал бегать, пытаясь не перегружать голень, он получил еще одну травму – авульсионный перелом надколенника. Небольшой фрагмент кости стал мешать движению сустава, его пришлось удалить хирургическим путем. Летние каникулы второго года обучения в старших классах он занимался реабилитацией. Даже после того, как он снова смог бегать, он чувствовал, что скорость не растет, как прежде.
Киёсэ казалось, что все кончено. Он верил, что рожден для бега, и выкладывался на тренировках по полной, но тело предало его. Отец говорил ему не паниковать, однако глубокое отчаяние поселилось в его груди. Он лучше всех понимал, что такая травма ставит крест на его дальнейшей жизни легкоатлета.
Он был одним из самых быстрых старшеклассников, но улучшать результаты больше не мог. Если бы он попытался, то его правая нога, скорее всего, уже была бы непригодна для соревнований. Несмотря на это, он продолжал тренироваться, сохраняя слабую надежду.
Он был похож на жуткое растение, которое продолжает расти в темном ящике. Так думал о себе Киёсэ. И хотя он знал, что крышка не даст ему расти и что он завянет и умрет, Киёсэ все равно жадно пытался вытянуть ветви и листья. Несмотря на физические ограничения, он не мог не бегать.
Он думал, что умрет, если перестанет бегать. Думал, что его дух покинет его и в конце концов его тело исчезнет. Он не мог простить себе такого. Где-то в глубине души он понимал, что это бесполезный поступок, но он должен был продолжать бегать в мире соревнований, пока не достигнет своего предела. Это был единственный способ заставить сердце жить и дальше.
Фудзиока поддерживал Киёсэ. Говорил, что если тот будет в форме, то травма, возможно, перестанет беспокоить. Фудзиока звал бегать вместе в Университете Рикудо, тем более он получил туда приглашение.
Киёсэ размышлял об этом. Он думал о соревнованиях на длинные дистанции и о самом процессе бега. Но решил поступать в Университет Кансэй. Он посчитал, что ему не подходит место, где собираются люди, которые явно планируют совершенствоваться еще больше. Однако он не мог погасить в себе пламя желания продолжать бегать, для этого ему нужно было снова задать себе вопрос: «Почему я бегу?»
В Кансэе ничего не способствовало бегу, он много раз жалел, что пошел туда. Он даже подумывал о том, чтобы бросить тренировки. Но не смог. Потому что многое понял, живя в Тикусэйсо.
Бегаешь ты или нет, существуют не только горести, но и радости. Каждый сталкивался со своими проблемами и боролся, даже зная, что не может их решить.
Отойдя от легкой атлетики, Киёсэ понял очевидную вещь: раз ему все равно, в какую сторону идти, нужно остановиться и делать то, что желало его сердце.
Киёсэ бежал с бомбой в правой ноге. Он бежал и ждал своего шанса. Он продолжал ждать, пока на четвертом курсе наконец не встретил Какэру. Десять человек собрались в Тикусэйсо, и теперь они вместе участвовали в Хаконе Экиден.
Гора Хаконе не была миражом. Хаконе Экиден не был гонкой мечты. Это было реальное событие, наполненное горестями и радостями. Здесь двери всегда были открыты, ожидая студентов, которые хотели бросить серьезный вызов. Хаконе Экиден ждал и Киёсэ, который пусть и с трудом, но продолжал бежать.
Первого января Киёсэ позвонил отец. С тех пор как Киёсэ поступил в Кансэй, отдалившись от семьи, они почти не разговаривали, даже когда он возвращался домой.
– Мы купили новый телевизор, будем смотреть с мамой, – сказал отец. – Судя по всему, у тебя интересная команда.
«Верно, в моей команде самые лучшие ребята. Посмотрите, какой формой обладает надежда, которую я наконец-то обрел. Посмотрите на этих десятерых, каждый из них выражает то, что называется бегом.
Когда я получил травму и понял, что не могу бегать так же хорошо, как раньше, я почувствовал себя преданным. Я отдал спорту все, а он меня предал. Но, выходит, что это было неправдой. Бег вернулся ко мне в еще более прекрасной форме.
Я так рад. Мое сердце наполнено такой радостью, что мне кажется, я сейчас заплачу, мне хочется кричать.
Даже если я никогда больше не смогу бегать. Теперь я обрел нечто необыкновенное, этого для меня достаточно».
На пологом подъеме у моста Яцуяма на тринадцатикилометровой отметке Киёсэ оторвался от бегуна из Йокогамы. Множество железнодорожных путей, сходившихся у огромной конечной станции, проходили под эстакадой. Дорога поворачивала направо и спускалась к станции Синагава.
Снег прекратился.
От Токийского вокзала Какэру бежал в сторону Маруноути. Он повесил спортивную сумку на плечо, перекинув ремень через голову, а в руке держал бумажный пакет. Его взгляд не отрывался от мобильного телефона, который он вырвал у Принца, чтобы посмотреть трансляцию.
На экране был Киёсэ: он бежал на шестом месте, обогнав Йокогаму.
– Капитан Кансэя, Киёсэ Хайдзи, бежит быстро, – говорил ведущий.
– Нет, – пробормотал Какэру.
Его нога начала болеть. Давление и холод доводили тело Хайдзи до предела. Но он двигался как ни в чем не бывало.
– Какэру, беги по прямой, – окрикнул его Принц, задыхаясь.
До того как Какэру отобрал телефон, он получил сообщение от Юки: «Все у рва. Приходите туда, а не в Отэмати».
Группа людей в спортивных костюмах Кансэя и пальто стояла спиной к парку Кокё Гайэн. Нира запрыгала, заметив Какэру и Принца, Ханако крепко ухватилась за поводок, чтобы не дать ей выбежать на дорогу. Дзёдзи и Кинг, похоже, еще не приехали.
– Это было здорово! Поздравляю, Какэру, – воскликнул Дзёта.
– Такое ощущение, что мы не виделись целую вечность, – засмеялся Никотян.
– Когда я смотрел забег Какэру, ведущий сказал как-то занятно… Хм…
Синдо, видимо, еще не пришел в себя. В нужный момент он не смог вспомнить слов и просто моргал мутными от температуры глазами. Муса быстро перехватил инициативу:
– Он сказал «черная пуля». «Какэру Курахара из команды Кансэя бежит как черная пуля».
Какэру покраснел.
– Почему вы все здесь?
– У нас было стратегическое совещание.
Ханако собиралась рассказать про бесполезное секретное оружие, но Юки прервал ее и сделал шаг вперед.
– Возле линии финиша толпа. Мы оттуда эвакуировались, но скоро нужно возвращаться.
Они шли вдоль рва по направлению к Отэмати. Ветер доносил музыку, которую играли группы поддержки. Каждый университет пел свои гимны, соревнуясь друг с другом, отчего стояла жуткая какофония.
Трасса десятого этапа отличалась от трассы первого, проходившего мимо Токийского вокзала. В ту сторону дорога шла прямо вдоль рва в Тамати, в обратную – поворачивала направо у Бабасакимон и огибала Токийский вокзал с восточной стороны. Маршрут пересекал мост Нихонбаси и вел к Отэмати с видом на Императорский дворец. Какэру с компанией, направлявшиеся к Отэмати по дороге вдоль рва, должны были выйти сразу за финишной чертой.