Рассекающий пенные гребни — страница 17 из 39

“Ты и не дрогнул…”

– Конечно, у него были и другие причины. Кто-то там, на стороне… Но главная вот эта: что я не оправдал надежд…

– По-моему, ты всё оправдал…

– Ну уж… Ты же видишь, какой я.

– Какой?

– Чуть не помер на цепи.

– Ты же не помер! Ты все сделал как надо! Не всякий решится… даже ради мамы.

– Ты вот решился без всякого страха… Ради отца.

– Я? Без страха? Да я там десять раз чуть штаны не замочил! И тыщу раз клялся. что больше никогда…

– Ага ! А сам – второй раз…

– Потому что…

Тут многое можно было сказать. Но это трудно даже в темноте. Да и слова не подберешь. Оська лишь покрепче взялся за локоть Норика.

– Пошли.

– Да…

Скоро внизу забрезжил свет.

– Вот и все. Почти… – прошептал Оська.

Оказалось, что не все. Выход закрывала решетка, которой раньше не было.

Это была калитка, сваренная из арматурных прутьев. Снаружи – увесистый замок. Оська просунул руку, покачал его.

– Влипли…

– Наверно, эту решетку поставили от жуликов. Когда они украли ручки и кресты. – догадался Норик.

Правильная догадка. Только от нее было не легче. Потоптались. Норик сказал:

– Что будем делать?

– Я вот ни настолечко не имею никакого понятия, что нам делать, – горько признался Оська.

– Обратно я не заберусь..

– Никто не заберется. Чего об этом говорить.

– Ось…

– Что?

– Но ты не думай, что я жалею. Я все равно рад, что спустился по цепи… мы спустились. И я загадал…

– Да… Хорошо, если бы и про нас кто-нибудь загадал бы. А то мы… тоже как арестанты… Сижу за решеткой в темнице сырой…

– Если бы знать хотя бы: долго ли сидеть?

– Может, сторож придет, – неуверенно понадеялся Оська. – Будут, конечно, неприятности, но не убьет же до смерти…

– Хоть бы пришел… Если я не появлюсь дома до темноты, дядя Игорь и тетя Зоя начнут звонить в полицию и в больницы. А потом – вот он, явился красавчик! Да еще в разодранных штанах…

“А мама!.. И Анка… Они же с ума сойдут!”

Но Оська победил в себе панику. Глянул на часики.

– До заката еще больше двух часов. Знаешь что? Давай спокойно подождем полчаса. Вдруг что-нибудь случится? Кто-нибудь придет?

– А если не придет?

– Ну… тогда одно остается. Подняться на площадку, махать руками и орать: “Спасите наши души!”

– Легче уж вниз головой, – вздохнул Норик. Видимо, у него еще оставалось чувство юмора. Капелька.

– Давай ждать…

Они сели у решетки на корточки. И… вдруг почувствовали, что не знают, о чем говорить.

Чтобы сломать неловкость, Оська спросил:

– Твои дядя и тетя, они что, очень строгие?

– Ничуть. Но трясутся надо мной, как над маленьким, своих-то у них нет. Они оба из-за меня заработают инфаркты…

Никто не появлялся. Кричали тепловозы, и вдали снова играл оркестр. В шумном веселом городе. На воле.

– Норик, ты где раньше жил?

– В Среднекамске. Там речной порт и всякие заводы. Слыхал?

– Конечно. По географии проходили. Я сразу понял, что ты не здешний.

– Как понял?

– Ну, во первых, ты не слышал про Николу-на-Цепях. А во-вторых – вот… – Оська двумя пальцами приподнял желтый рукавчик. – Тут у тебя загар, а выше почти нет. Значит, он недавний. Наши-то пацаны коричневые с головы до пят. У меня даже зад коричневый, хотя я без трусов сроду не загорал.

– Тогда почему?

– Потому что загар наш со временем расползается по телу и остается навечно… Вот сам увидишь, если дело дойдет до линьков… – У Оськи тоже осталась капелька юмора.

Норик чуть посмеялся, потом вздохнул и прижался лицом к решетке. В него светило снаружи солнце. Золотило хохолок и просвечивало тонкие уши. Норик покачал замок.

– Если бы ключ какой-нибудь подобрать… Тут, кажется, несложный механизм. У тебя никакой железки нет?

– Подожди-ка! – Оська вскочил, хлопнул себя по бедрам. Остро ударился о ладонь сидевший в кармане барабанщик. “Ольчик, выручай!”

– Норик, смотри!

– Что?.. Ой, да он же оловянный, мягкий…

– Это лишь называется “оловянный”. А на самом деле из какого-то твердого сплава.

– Он не пролезет в замок…

– Подожди…

Ноги солдатика крепились к тонкой подставке размером с гривенник. “Прости меня, маленький. Другого выхода нет…” Оська сунул подставку в щель на каменном полу, потянул на себя барабанщика. Подставка легко отломилась.

Ножки барабанщика были похожи на стержень ключа с двойной бородкой.

Царапая о железо запястья, Оська опять просунул руки к замку. Солдатик ногами легко вошел в скважину. Но и только. Самодельный ключ не поворачивался. И застрял. Оська перепуганно задергал его, вытащил.

– Не получается.

– Ось, послушай…

– Что?

– Кто-то, кажется, есть там, в коридоре.

Оська замер. И надежда в нем, и страх. Но нет…

– Ничего не слыхать.

– Слыхать. У меня уши во какие… как радары. Всякий дальний звук ловят.

Оська притих снова. Теперь и ему показалось: кто-то есть в скальной толще.

– Я пойду, разведаю.

– Нет, вместе.

Крадучись, нырнули во тьму коридора. Прошли десятка два шагов, свернули раз, другой. Сперва тьма впереди была прежняя, непроглядная. И вдруг мазнул стену оранжевый проблеск.

На цыпочках, со ступеньки на ступеньку, добрались до нового поворота. И увидели то, чего не заметили по пути вниз. В конце короткого тупика светилась красноватая дуга – щель над полукруглой приоткрытой дверью. Из-за двери уже явно слышались шаги. И покашливание.

– Логово Сильвера? – шепнул Норик.

– Наверно.

Подобрались к двери и увидели в щель обширную каменную келью. Она была заставлена, завешена по стенам корабельным имуществом и обрубками дерева. Горела неяркая лампа. Зато огонь камина, вырубленного в известняковой стене, был сильный и горячий.

Между камином и голым дощатым столом ходил туда-сюда старик с большущей лысой головой, со щетиной на обвисших щеках. Седая щетина искрилась от огня. На лысине горел блик. Старик то ли напевал, то ли бормотал что-то. Он был похож на шкаф, обтянутый тельняшкой и старыми парусиновыми штанами. И двигался как шкаф. Словно воздух вокруг превратился в застывшие глыбы, и старик, хромая, расталкивал его плечами.

– Почему мы раньше-то не заметили огня? – прошептал Норик.

– Наверно, дверь была закрыта… Ну, как? Будем сдаваться?

– А чего еще-то…

Оська взял Норика за руку. Надавил плечом заскрипевшую дверь. Оба понуро шагнули через порог.

Норик шепотом сказал:

– Здравствуйте…

4

Старик если и удивился, то не сильно.

– А, птенчики… – Голос его был глухой и… щетинистый какой-то. Как щеки. – Сверху прилетели?

Они еще сильнее нагнули головы. Отпираться было глупо.

От камина несло по ногам густым теплом. В зябкости скального помещения это было приятно даже. Но вообще-то приятного мало…

– А идите-ка к свету, господа хорошие, – непонятным тоном пригласил старик. Оська и Норик побрели на середину кельи.

– Поворотись-ка, сынку… – Старик тяжелой рукой крутнул Оську. А потом и Норика. – Ну, ясно, что сверху. Вон сколько всего собрали на себя с цепи. Акробаты, будь вы неладны. Одно расстройство с вами…

Не понять, сердито он говорил или просто так. Ровно как-то, без интонаций.

Оська и Норик переминались. Под ногами теперь были не камни, а половицы.

Старик отошел к стене. Она была увешана корабельными фонарями, спасательными кругами, мотками тросов разной толщины. Есть там короткие с узелками?.. Старик со скрипом открыл железный шкафчик, зашарил в нем. Сказал, не оглянувшись.

– Ты, желтенький, давай-ка снимай штанишки.

Норик часто задышал.

– А я… после него, да? – с печальным пониманием уточнил Оська.

– У тебя разве тоже порваны? – Старик обернулся. В заскорузлых пальцах его была граненая игла с похожей на шпагат нитью. Видать, парусная.

– У меня… да, – тут же нашелся Оська. – Только чуть-чуть, у кармана. Я сам зашью, дома!

Норик обрадованно выбрался из штанов, отдал их старику. В плавках и рубашке отошел к камину. Затанцевал там, потирая ссадины. Старик сел на табурет, надел желтую материю на растопыренные пальцы.

– Распорол, однако… Ну, ладно, тонкой работы не обещаю, а прочность будет с гарантией. – И заработал изогнутой иглой-великаншей.

Странно: не ругал, не грозил, не упрекал. Или это еще впереди?

Оська осторожно спросил:

– А почему внизу решетка? Раньше не было.

– От ворья решетка, – подтвердил старик догадку ребят. – Повадились нехристи. Вы, небось, наверху сами видели двери-то… Жулики, они всегда снизу лезут. Кто сверху, по цепям, тот без корысти. По глупой своей лихости или по другим причинам, но не для наживы…

– Мы не по лихости, – негромко сказал от камина Норик.

Старик вскинул на него от шитья глаза.

– Глянь-ка сколько царапин у тебя. Высветились на огне. Ну, герой…

– И Оська тоже, – сказал Норик.

– Похоже, что тоже… Ты, значит, Оська? – Старик обернулся.

– Да. А он – Норик.

– Ну и ладно. А я Иван Сергеич, как Тургенев, который про Муму написал. А чаще Сильвером кличут. Слыхали, небось?

– Слыхали, – признался Оська.

– А почему Сильвером? – спросил Норик.

– “Острове сокровищ” читали, небось?.. Ну вот. По причине одноногости, значит. – И он деревянно притопнул правой, явно неживой ступней.

Оська и Норик виновато молчали.

– Норик, ты вот что. Возьми-ка из шкафчика зеленый бутылёк. Намажь все ранения себе и другу. Там такая жидкость лечебная…

– Щипучая, наверно, – безразличным тоном заметил Оська.

– А вот и нет. Не щипучая, не жгучая. Этот рецепт я специально для внучки составил, когда вот такая была, – Старик поднял над коленом ладонь с иглой между пальцами. – Не хотел, чтобы кроха роняла слезы, когда болячки мажут. Я ее, боль-то, и сам не переношу. Даже самую малую. С той поры, как ногу оборвало…