Глава 5. «Подлинники хранятся в условиях особо строгого режима»
Едва ли не самым тщательно охраняемым секретом советского государства до самого последнего момента его существования — в буквальном смысле слова — была тайна «закрытого пакета» № 34, хранившегося в святая святых — Архиве Политбюро ЦК КПСС. Правда, к моменту краха Советского Союза это формально был уже Архив президента СССР, но суть от этого не меняется. «Закрытый пакет» — не вольное словосочетание, а вполне официальное обозначение существовавшей степени секретности документов ЦК КПСС. Таких степеней было несколько: самый низший уровень обозначался грифом «секретно», следующий за ним — «совершенно секретно» (в документах более раннего времени — «строго секретно»), еще более высокий уровень секретности обозначался грифом «особой важности», затем ОП — «особая папка». Но самая высшая степень секретности — «закрытый пакет»: это действительно был большой пакет с номером, проставляемым от руки. В Общем отделе ЦК КПСС, ведавшем, среди прочего, и секретным делопроизводством (первоначально это подразделение вообще именовалось Секретно-оперативным отделом ЦК), «закрытый пакет» опечатывался тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» — «конфиденциально». Даже о самом существовании такой высочайшей степени секретности знало буквально считанное количество сотрудников аппарата ЦК. А уж о содержимом «закрытых пакетов» могли не знать даже генеральные секретари ЦК КПСС — если, конечно, они их специально не запрашивали. Документы из «закрытого пакета» № 34, хранившегося в VI секторе Общего отдела ЦК КПСС — это и был Архив Политбюро, — запрашивали, мягко говоря, нечасто. Именно в «закрытом пакете» № 34, как выяснилось в 1992 году, и хранилась документация, связанная с заключенными в 1939–1941 годы советско-германскими соглашениями: секретный дополнительный протокол «о границах сферы интересов» от 23 августа 1939 года, разъяснение к нему, доверительный протокол от 28 сентября того же года — о переселении польского населения, секретный протокол «об изменении сфер интересов» — тоже от 28 сентября, секретный протокол «о недопущении польской агитации» от 28 сентября 1939 года, протокол об отказе Германии «от притязаний на часть территории Литвы» от 10 января 1941 года, заявление о взаимной консультации от 28 сентября 1939 года и обмен письмами об экономических отношениях — тоже от 28 сентября. Был еще и пакет № 35 — с крупномасштабными картами раздела Польши между СССР и Германией.
Как гласит справка № 20–06/197, датированная 10 июля 1987 года и подписанная Лолием Мошковым, заведующим VI сектором Общего отдела ЦК КПСС, «Советско-германские секретные соглашения 1939–1941 гг. (перечень прилагается) поступили в архив ЦК КПСС 30 октября 1952 года из секретариата В. М. Молотова». Почему именно тогда, понять несложно: незадолго до того состоялся закрытый Пленум ЦК КПСС, на котором Иосиф Сталин подверг Вячеслава Молотова столь уничтожающей критике, что стало очевидно: звезда «каменной задницы», так соратники по партии именовали Молотова, закатилась. И секретнейшие документы перекочевали из его сейфов в Общий отдел ЦК, где целые десятилетия к ним вообще никто не прикасался.
Разве лишь, как свидетельствует справка, дважды копии секретных советско-германских соглашений посылались в МИД СССР. Первый раз — 8 июля 1975 года: «на имя зам. министра И. Н. Земскова для ознакомления А. А. Громыко». 4 марта 1977 года, сразу по возвращении этих копий в ЦК, они были уничтожены. Второй раз копии этих документов были истребованы и отправлены 21 ноября 1979 года «в адрес И. Н. Земскова лично». Затем возвращены и тоже уничтожены 1 февраля 1980 года. Игорь Земсков ведал в МИДе архивами и, насколько известно, пытался тогда убедить своего босса, Андрея Громыко, в желательности признать сам факт существования секретных протоколов о разделе Польши между нацистской Германией и сталинским СССР. Но в ответ Громыко выдал своему заму: «Нас никто уличить не сможет».
«Никому другому, — извещает справка, — эти документы для ознакомления не посылались. В справочной работе они не использовались. Касательство к ним имели только работники, осуществляющие обработку и хранение документов архива ЦК КПСС. Подлинники хранятся в условиях особо строгого режима». При этом главный архивист Политбюро откровенно признал, что для остального мира все эти протоколы давно уже вовсе не секрет, поскольку «в 1948 году большая часть указанных документов была опубликована (на английском языке) в изданной Государственным департаментом США книге „Нацистско-советские отношения 1939–1941 гг. Документы из архива германского министерства иностранных дел“».
10 июля 1987 года «закрытый пакет» № 34 с оригиналами секретных протоколов был вскрыт Валерием Болдиным, незадолго до того назначенного заведующим Общим отделом ЦК КПСС. Как известно, Кремль тогда категорически отрицал сам факт существования этих документов, «но секретные протоколы, угодно это было кому-то или не угодно, существовали», — писал в своих мемуарах Валерий Болдин. «Причем оказалось, что они не законвертированы, не имеют особых грифов и штампов, а потому могли быть доступны многим работникам ЦК». Попросив, чтобы ему показали документы, Болдин, по его словам, немедленно пошел на доклад к Михаилу Горбачеву. «М. С. Горбачев внимательно прочитал протокол и развернул на столе карту со старой и новой советской границей на Западе. Это была крупномасштабная карта …Все надписи на ней были сделаны на немецком языке. Генсек изучал линию согласованной границы, разделившей полвека назад две могущественные державы, и комментировал свои наблюдения, изредка задавая мне вопросы. Он не удивился наличию таких документов, скорее в его интонации было раздражение, что пришлось прикоснуться к прошлому». Резюме генсека было кратким, но емким: «Убери подальше!»
Позже, когда интерес к секретным протоколам в стране и за рубежом возрос и их стали искать зав Международным отделом ЦК КПСС Валентин Фалин и член Политбюро Александр Яковлев, Болдин доложил об этом Горбачеву, который коротко приказал: «Никому ничего показывать не надо. Кому следует — скажу сам». Когда же на Съезде народных депутатов СССР возник вопрос об этих протоколах, Михаил Горбачев «неожиданно для меня сказал, что все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом. Зачем понадобилось ему говорить неправду на весь мир, сказать достоверно не могу», однако ситуацию своей откровенной ложью он явно не улучшил, а лишь усугубил. Вскоре после этого Горбачев, пишет Болдин, «спросил меня как бы между прочим, уничтожил ли я протоколы. Я ответил, что сделать это без специального решения не могу». И услышал в ответ резкое: «Ты понимаешь, что представляют сейчас эти документы?!» Намек был вполне очевиден: документы необходимо уничтожить. Судя по воспоминаниям работников VI сектора Общего отдела ЦК, Мошков тогда вызвал к себе подчиненных, сообщив, что положение очень серьезное и «руководство запрашивает наше мнение о возможности уничтожения этих документов». После короткого обсуждения архивисты ЦК пришли к решению доложить Болдину, что этого делать нельзя. Как пишет сам Болдин, «добровольцев уничтожить подобные документы не было, а принять самому такое решение архитектор перестройки и автор теоретического опуса о новом мышлении опасался. Совершить же это тайно возможности не имелось. Документы были, как я знал, многократно зарегистрированы в различных книгах и картотеках. Чтобы замести следы, требовалось уничтожить эти книги, ибо переписать регистрационные книги довоенных лет заново — нереально. Да об этом узнал бы широкий круг людей, которые никогда не пошли бы на такую авантюру». В октябре 1992 года пакет № 34 с советскими оригиналами советско-германских документов был обнаружен в ходе изучения секретных фондов бывших архивов ЦК КПСС, и на состоявшейся 27 октября того же года пресс-конференции эти оригиналы представлены всему миру.
Глава 6. «Финский рабочий» для 7-й армии
18 ноября 1939 года вышел совершенно секретный приказ наркома обороны за № 0061 (два нуля перед номером приказа обозначают гриф «совершенно секретно»), которым предписано организовать в 7-й и 8-й армиях издание газет… на финском языке. Причем газете 7-й армии было присвоено наименование, ну, совсем «типичное» для армейских изданий — «Финский рабочий». Не менее «поэтично» назвали и газету 8-й армии — «Власть народа», и тоже финскоязычная. Приказ завизировал тот, кому это и было положено по должности: заместитель наркома обороны и начальник Политического управления Рабоче-крестьянской Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Лев Мехлис.
Справка. Названная в приказе 7-я армия была сформирована 14 сентября 1939 года в Ленинградском военном округе (ЛВО), в ее составе было два стрелковых корпуса: девять стрелковых дивизий, три танковые бригады, шесть артиллерийских полков Резерва Главного командования (РГК), три отдельных артдивизиона большой мощности РГК, четыре авиационные дивизии. Также этой армии был придан и танковый корпус. Всего в составе 7-й армии было порядка 170 тысяч бойцов, 1286 артиллерийских орудий, 1490 танков и 644 самолета. В составе 8-й армии, сформированной в октябре 1939 года, тоже два корпуса: шесть стрелковых дивизий, танковая бригада и два авиаполка, всего порядка 71 тысячи человек.
И вот в этих оперативных объединениях вдруг спешно создают газеты на финском языке, которые если и нужны были красноармейцам, то лишь для использования по известному прямому назначению: где в Красной армии — после «национальных» операций НКВД — можно было тогда в принципе сыскать хотя бы одного бойца, умевшего читать по-фински, пусть даже и по слогам?!