— Сердечный привет землякам!
В ответ последовало разноголосое: здравствуйте, привет, эдоровеньки булы… Наступила минута замешательства. Потом ко мне вплотную подошел человек средних лет, спортивного телосложения, с черной волнистой шевелюрой. Его я видел в Вене на фестивале молодежи. Он начальственным голосом спросил:
Вы кто такой?
— Консул Советского Союза, — ответил я.
Ответ был настолько неожиданным для спрашивающего и всех присутствовавших в комнате, что, казалось, у них перехватило дыхание. Потом люди зашевелились, зашушукали, замахали руками.
— С кем имею? — спросил я стройного человека.
— Помощник коменданта Александр Бурило, — по-военному отчеканил он.
— Хотелось бы видеть самого коменданта полковника Капусту. Сообщите ему об этом, — повелительным тоном попросил я.
Несколько человек юркнуло в открытую дверь. С лестничной площадки доносилось:
— Советский консул? Быть не может.
— С охраной?
— С помощником.
— Что ему здесь нужно?
— Кегебисты и сюда добрались…
В комнате и на лестнице шум усилился. Захлопали окна и двери, дом загудел, словно потревоженное осиное гнездо.
— Мы вас сюда не звали! — закричал Бурило, сверкая глазами. — Пока не поздно, убирайтесь восвояси! Я не ручаюсь…
— Садитесь, Александр Бурило, и не кричите. Не забывайте, с кем имеете дело и где находитесь. Вы помощник коменданта дома, в котором живут советские граждане. Здесь не Майданек, не Освенцим и не Маутхаузен. Власти Австрии знают, кто меня звал…
Отповедь, адресованная помощнику коменданта, приглушила шум и выкрики возбужденной толпы в комнате и на лестнице. Растерялся и Бурило: повертев бычьей шеей, скрипнув зубами, он медленно опустился на стул. Напротив него сел на стул и я, готовясь обратиться к присутствующим с теплыми словами приветствия. Едва прозвучали мои первые слова: «Уважаемые земляки…», как меня заглушил крик и возня на лестнице:
— Куда прешь, обезьяна?
— К консулу.
— В Сибирь захотелось Кызилу?
— Домой!
— Поворачивай оглобли, пока цел!
— Поговорить с консулом надо, — пробасил на площадке еще кто-то.
— Кегебиста — в окно, а не разговаривать с ним!
Шум не унимался. И вдруг, как по команде, люди зашикали и притихли. В проеме дверей появился плотный седой человек. Подойдя к столу, он выпрямился, щелкнул каблуками и, прижав полусогнутые руки к бедрам, представился:
— Полковник Капуста, комендант…
Я пригласил коменданта сесть на стул, стоявший рядом, и сообщил ему о цели приезда. При этом подчеркнул, что это делается с ведома властей Австрии. Комендант, со своей стороны, рассказал довольно подробно о житье-бытье его подопечных. Не приминул отметить, что многие земляки хотели бы вернуться на Родину, но побаиваются лагерей в Сибири, да и здесь на них оказывают «влияние», вплоть до применения кулаков, и даже хуже.
В присутствии коменданта беседа с соотечественниками проходила спокойно. Более двух десятков человек заявили о желании вернуться на Родину. Лед тронулся. Хулиганские проявления недоброжелателей пресекались властными окриками коменданта. Провожая нас к машине, полковник Капуста предупредил:
— На улице будьте рядом со мной. Не исключено свинство. Ночью все волки серы…
Как только мы вышли из дома, вокруг нас образовалась толпа. Раздались свист, выкрики. Во мраке сновали какие-то тени, по сторонам мерцали стрелы электрических фонариков. Когда мы оказались за чертой двора, над нашими головами пролетело несколько осколков кирпичей. Возле машины улюлюкала толпа, раскачивая ее. Комендант выругался и крикнул:
— Прочь от машины! Освободите проезжую часть! Кому там в карцер захотелось?
Когда мы отъехали, несколько камней попало в кузов. Вырулив на автостраду, водитель Алексей чертыхнулся и сказал:
— Не хотелось бы мне еще раз оказаться в окружении озверевшей фашистской своры. Грозились поджечь машину, а меня размазать по стенке. И за вас я перенервничал…
Волков бояться — в лес не ходить, — ответил я. — В поединке мы победили. Честные соотечественники увидели, что верховодившие там вчерашние каратели не всесильны. Наш визит в логово недобитых гитлеровцев вдохновит этих людей, придаст им силы.
Весть о нашем пребывании в «американском доме» в Пулахе пронеслась по лагерям перемещенных лиц в Клагенфурте, Зальцбурге, Инсбруке, Линце, по всей западной части Австрии. Результаты поездки почувствовали и мы в посольстве. Из омута и опасной паутины мы вырвали не один десяток наших соотечественников. Полковник Капуста побывал, в родной станице на Кубани. Однако он, видать, стал неугоден мастерам черных дел, и они его убрали. Виновных не нашли, возможно, и не искали…
Дом для перемещенных лиц в Пулахе сотрудники посольства не забывали. Патриотическая организация «Родина» пополнилась новыми соотечественниками. После исчезновения из Пулаха Кызила Бурилу куда-то убрали, вместе с ним исчезли и его подручные. Ходили слухи, что офицеры НАТО подписали с ним контракт о службе в частях быстрого реагирования. В 1960 году с согласия австрийских властей мной и секретарем консульского отдела посольства была совершена недельная поездка по всем крупнейшим лагерям перемещенных лиц. В ней принимали участие также и представители австрийских спецслужб. Поездка была непростой, но полезной для посольства и соотечественников. Прошли годы, пронеслись бури, но я, как прежде, горжусь тем, что наш труд в Австрии принес радость и счастье людям, волей судеб оказавшихся на чужбине. Сотни наших граждан вернулись к родным очагам. И сегодня, спустя сорок лет, приятно, что меня поминают добрым словом.
Как я уже упоминал, работу в венской резидентуре КГБ я начинал практически с чистого листа. Правда, мне на связь были переданы два источника информации, однако работа с ними показала, что в их лице разведка имеет дело с обыкновенными «липачами», на которых мои коллеги много лет тратили время и государственные средства. По моему предложению связь с ними была прекращена в 1958 году. Однако тем не менее за время командировки в Вену мне удалось пополнить агентурный аппарат резидентуры довольно солидными и ценными источниками информации. От них поступала серьезная информация по главному противнику, а также точные сведения, позволившие советской контрразведке в Москве выйти на след опасного государственного преступника. Он был арестован и осужден за измену Родине.
От моих источников поступали и другие материалы и документы, имевшие государственное значение.
По понятным причинам раскрывать эти источники информации я не имею права: таков закон и святое правило разведки. Об этих людях я до сих пор вспоминаю с благодарностью. Хочу сказать, что в моей практической работе не было места ни шантажу, ни подкупу, ни принуждению к чему-либо подобному, о чем можно нередко прочитать в очерках или увидеть в кинолентах о разведчиках. Работу с помощниками резидентуры я строил на идейной основе.
Вспоминается такой случай. В начале 60-х годов мой помощник проинформировал меня о многомиллиардных ассигнованиях ЦРУ и спецслужб стран НАТО, выделенных на реализацию программы разрушения изнутри советского государства. В Москве к этой информации отнеслись критически. Признаться, и я в то время отнесся к ней настороженно: устои Советского государства казались мне незыблемыми. Я не допускал даже мысли о возможности «ползучей контрреволюции» в нашей стране. Советский Союз представлялся мне «нерушимым» союзом республик свободных. Оказалось, что тогда ошибался я, как и мои коллеги в Центре. Позже мы убедились, что информация источника была достоверной.
Многолетний опыт работы в разведке свидетельствует о необходимости четкого и бескомпромиссного выполнения каждым разведчиком «правил игры». Всегда нужно помнить, что разведчик имеет дело с конкретными людьми, что перед ним человек со своим характером, со всеми присущими только ему сильными и слабыми сторонами. Искусство разведчика — подобрать ключ к сердцу «объекта», добиться с ним взаимопонимания и доверительных отношений. Правда, не исключены случаи, когда для закрепления этих отношений нужно прибегнуть и к проявлению твердости, настойчивости и силы воли.
Однажды я был вынужден применить эти качества к своему помощнику, который вдруг «захандрил»: не вышел на обусловленную встречу, сорвал запасную, не отвечал на мои вызовы. Этот человек был нам нужен как источник ценной политической информации и как специалист по шифровальным машинам стран НАТО. Мной было принято решение перехватить «Ν», когда он будет возвращаться с работы домой. Дело было глубокой осенью, сыпал дождь со снегом, дул пронизывающий холодный ветер. Окраина города. Безлюдно, порой в темноте появляются силуэты людей, прогуливающих собак. Две мои первые попытки перехватить «Ν» на маршруте движения оказались бесплодными. Предпринимаю третью попытку. В ожидании объекта я промок и промерз, маскируясь среди колючих елочек.
Вдруг из-за поворота появляется «Ν», мурлыча какой-то мотив. Когда он поравнялся со мной, я тихим голосом окликнул его. Подойдя к нему вплотную, сердито прошептал ему на ухо:
— Наконец-то, дружище, я дождался тебя. Пошли, будет серьезный разговор.
Подхватив под руку, потащил его в сторону пустыря, заросшего высокими сорняками.
— Не надо! Не надо, прошу. Больше я не допущу неприятностей, буду работать как прежде. Видит бог, я все понял: рука Москвы длинная и не прощает измены!
Я, разумеется, и не думал казнить его или предпринимать что-то в этом духе. Но мое возбужденное состояние напугало его и сделало свое дело… Много лет еще «Ν» работал на нас, принося ощутимую пользу разведке.
…Однажды мне было поручено провести встречу с нашим нелегалом, прибывшим в Вену из третьей страны. Хотя многих разведчиков-нелегалов я лично знал по работе в Спецуправлении, этот оперработник был мне неизвестен: по-видимому, он должен был прибыть издалека. К месту встречи на окраине города я прибыл на десять минут раньше. Моросил дождь, и для укрытия от него я решил воспользоваться телефонной будкой, находившейся примерно в пятидесяти метрах от места встречи, намеченном у четко вырисовывавшейся в темноте витрины магазина готового платья. В сумерках простучал проходящий трамвай, вокруг было тихо и безлюдно. Ровно в десять вечера из ночной темноты появился человек среднего роста, в темном плаще и шляпе, с портфелем в левой руке. Все его приметы совпадали с теми, которые были указаны в ориентировке из Центра.