Центр, внимательно следивший за ходом этой разработки, счел благоразумным временно приостановить поиски личных подходов к Теодору, но не возразил против продолжения дружеского общения с Израилем. С соблюдением, естественно, необходимой осторожности. Следует заметить, что многолетняя дружба с Изей была по-человечески приятной и безусловно полезной в освоении невидимых простому глазу, но очень важных глубинных политических, экономических и социальных процессов, происходивших в стране и представлявших особую ценность для профессионального разведчика.
С ним, а чаще вместе с нашими семьями, я посещал богатейшие британские музеи, самые разнообразные выставки, театры, исторические и памятные места, накрутив на спидометре не одну тысячу миль, и под благотворным влиянием моего английского друга вскоре прослыл среди многочисленных российских визитеров информированным гидом.
Общение с такими делегациями нередко вовлекало меня в довольно курьезные ситуации, одну из которых я предлагаю вашему вниманию, поскольку вижу в ней эпизод не только развлекательный, но в значительной мере и назидательный.
Среди мрачных, воздвигнутых на века цитаделей лондонского Сити, где-то между серым крепостным зданием Банка Англии и стилизованным под океанский лайнер бетонным монолитом Британского Ллойда, на кривой и узкой улочке затерялся небольшой, этажа в три-четыре, островерхий домик.
Совсем еще недавно, лет двести тому назад, он гордо возвышался над разбросанным вокруг множеством банковских и страховых контор, уютных ресторанчиков, пивных и кофеен. Те из них, что разбогатели, с годами обросли толстыми каменными стенами с тяжелыми железными решетками на узких окнах, и, как бы соперничая друг с другом, торопливо устремились вверх.
Зажатый со всех сторон, этот нарядный домик очень спокойно, даже вполне одобрительно реагировал на долго шумевший вокруг него строительный бум, но сам ни за что не хотел лишаться своей первозданности. Он знал себе настоящую цену.
Редкий прохожий не остановится у внезапно явившегося ему чуда и, как бы ни торопился, окинет его завороженным взглядом от вросшего в землю основания до крутой, позеленевшей в веках островерхой крыши, присмотрится к множеству гербов, украшающих полукруглый портал с тяжелой, закругленной вверху дубовой дверью, и долго еще будет наслаждаться высоким совершенством древних камнерезов — нацеленными в небо готическими стрелами, сплетенными из гранитных кружев.
Не меньшее наслаждение испытает тот, кому повезет заглянуть внутрь. Выглядит там все просто, бесхитростно: широкий вестибюль, несколько служебных боковушек и за ними — огромный, во весь рост, квадратный зал. Здесь все — и мрамор лестничных маршей, и бронза затейливых торшеров, и ветхие, вдоль стен, гобелены, и почти угасшая за долгую жизнь позолота декоративных орнаментов — пропитано историей и традициями.
Но всего удивительнее акустика. Ведали ли великие мастера какие-то тайные заповеди, или божий дар — наитие — им подсказал, но получилось так, что самый легкий шепот из любого места отчетливо слышится во всех отдаленных уголках огромного зала. Поэтому громко разговаривать здесь не принято, да и нужды в том ни у кого нет, кроме разве что у церемониймейстера в дни торжественных приемов.
С давних пор в этом доме вместе со столичной ратушей обосновалась Гильдия золотых дел мастеров. Оттого и зовется он Гилдхолл.
Конечно же, мастера не отливают тут золотые слитки, не чеканят монеты, не плетут филигрань, колье и диадем. В этом доме они ведут деловые и дружеские разговоры, делятся мыслями по общим и личным проблемам. Величественность всей обстановки и физическое ощущение вечности побуждает их к немногословию и сдержанности, поэтому шумная брань, как и громкое веселье, сразу привлекают к себе всеобщее осуждающее внимание. Не принято у них и выносить сор из избы, пусть он будет даже золотой. Цеховые интересы — превыше всего, и наказание за отступничество одно, причем быстрое и простое — изгнание из Гильдии. За этим неизбежно следует крах.
Как пчелы вокруг улья, вьются у Гилдхолла газетчики и журналисты, падкие до любой сенсации, но хороший взяток остается только их мечтой и малой надеждой. Зато сплетен, болтовни вокруг Гильдии всегда в избытке. Говорят, что в ее руках сосредоточены несметные богатства, год от года приумножаемые; что, находясь традиционно вне политики, она «влияет» на любого министра, а на рядовых парламентариев уже давно не тратится за бессмысленностью расходов и что хотя она не правит страной, но, когда надо, корректирует ее курс.
Многолюдные собрания и приемы в Гилдхолле не часты, и попасть на них хоть единственный в жизни раз — заветная и почти несбыточная мечта каждого финансиста или торговца. Да что о них и говорить, если даже английские монархи во все времена почитали за честь быть в числе приглашенных.
Как я уже говорил, среди моих друзей-партнеров в Лондоне довольно скоро появился Израиль Рабин, скромный молодой юрист и хороший специалист по торговле недвижимостью, оказавший мне услугу при покупке жилого дома — надо было умно обойти какую-то заковыку в земельном законодательстве.
«Вычислив» в ходе длительного телефонного поиска среди десятков однофамильцев нужного мне Рабина, я коротко изложил ему суть своих забот. Встретив понимание, пригласил вместе отобедать и обсудить проблему по существу.
И каково же было мое удивление, когда, уже на следующий день, при первом личном знакомстве, Рабин появился с пухлой папкой в руках, где имелись все нужные бумаги, снабженные краткими, но толковыми разъяснениями «на последнего дурака», что применительно ко мне оказалось совсем не лишним.
Углядев в нем сверстника и открытого, доброжелательного парня, я ему сразу сообщил, что буду звать его коротко: Изя, как звали моего дружка в давнем, еще довоенном детстве. Он не возразил, но тихо ухмыльнулся:
— Дома все зовут меня Айзиком и одна только бабушка так, как вы. Наверное, потому, что она родом из Одессы, с Украины.
— Так из Одессы или Украины?
Изя понимающе улыбнулся.
— А вы не припоминаете, где именно она там жила?
— Это очень просто, про это она говорила всегда, до самой своей смерти: на какой-то Каретной, угол Полицейской.
— Изя, а вот этого не может быть, потому что тогда мы с вами почти родственники! Правда, в Одессе никогда не было Каретной, зато была Канатная, только теперь она Свердлова. А Полицейская стала Розой Люксембург. И совсем рядышком с вашей бабушкой всегда было и до сих пор стоит величественное, как морской бастион, здание мореходки, где прошли мои самые красивые годы.
— Верно! Бабушка часто вспоминала какую-то морскую школу, куда она бегала на музыкальные вечера и где даже случился у нее первый серьезный роман.
Тесен наш большой мир.
Через Изину бабушку, как говорят у нас в Одессе, мы с первых минут перешли на «ты» и почувствовали друг к другу(что-то большее, чем простое уважение.
Получив от меня чек с небольшой суммой гоноpapa за оказанную услугу, он, как истинный джентльмен и нисколько не жмот, тут же пригласил меня со всей семьей к себе в гости. Ни до, ни после у меня не было другого такого случая, чтобы с первого же дня знакомства англичанин пригласил в свой дом.
Скромный адвокат с женой и маленькой дочуркой «ютился» в трехэтажном домике в Хэмпстеде — престижном парковом районе Большого Лондона.
Пока наши жены с дочерьми знакомились, осматривали дом и потихоньку увлеклись традиционными женскими делами, мы с Изей коснулись некоторых актуальных аспектов внешней и внутренней политики, попытались выяснить, каким может стать результат предстоящей футбольной встречи наших национальных команд и основательно потолковали вообще «за жизнь».
У Изи, как это и предполагалось, оказались два старших брата, которые, как и он, повторив ошибку отца, университетского профессора гражданского права, пошли в юристы. Самый из них старший, Абик, перед окончанием университета влюбился в однокурсницу Асю и, как ни старался, дальше учиться не смог. Им очень захотелось пожениться, но ни те, ни другие родители их не поддержали. Разобидевшись на весь мир, они забросили учебу и, примкнув к большой стае хиппи, пошли бродить по свету. Лето они проводили где-нибудь в Европе, а с наступлением холодов перемещались ближе к югу — в Индию или даже Австралию. Как дети Вселенной, они жили весело и беззаботно. И гуляли бы невесть сколько, если бы Ася не поняла, что ей предстоит стать матерью.
Когда они вернулись в Лондон, оказалось, что родители никогда ничего не имели ни против Аси, ни против Абика. К тому же выяснилось, что Ася — единственная наследница крупного дела ее отца, причем настолько крупного, что даже Ротшильды с ним разговаривали очень уважительно. Но можно ли на хрупкие плечи дочери взваливать такой груз, от которого даже у сильного мужчины часто подкашиваются ноги?
Однако, когда Абик, решительно порвав с хиппи, помылся, подстригся и приоделся, всем стало понятно, что на него, почти дипломированного юриста, можно этот самый груз взвалить.
Ее папа, совладелец «Намибийской алмазной корпорации» и акционер известной голландской компании, обрабатывающей алмазы, был не последним человеком в лондонской Гильдии золотых дел мастеров.
Сам он на очередном общем собрании не выступил, но его большой друг и компаньон, похвалив руководство за очевидные успехи, вместе с тем сильно удивился, что такие успехи достигнуты даже без собственного юриста, и если кто-то подумает: зачем нам свой юрист, когда их полно вокруг, — то он ничего не понимает, потому что разные консультанты — это хорошо, но свой постоянный человек — гораздо лучше. Многие золотых дел мастера вслед за ним тоже удивились, и когда «Намибийская алмазная корпорация», идя навстречу высказанным пожеланиям, заявила, что у нее есть самый подходящий кандидат, все сразу согласились, избрав Абика в правление и назначив вполне приличное жалованье. А зачем спорить, если это правильно?
Когда Абик с Асей, протестуя против родительской жестокости, еще слонялись по свету и не принимали от них никаких подачек, Изе временами удавалось их где-нибудь обнаружить и переслать небольшую сумму. А они были не из тех, кто быстро забывает добро. Изя стал самым дорогим человеком в семье своего старшего брата.