Усталость подминает под себя остатки злости, и Юлиана разглядывает Марию уже без прежнего гнева.
– Мне так сказали, – она пожимает плечами и вытаскивает из нагрудного кармана разноцветную визитку. – Мало ли, измените свое решение.
– Кто сказал? – Юлиана на автомате сжимает визитку, однако Мария словно не слышит.
Она отворачивается и делает шаг, но Юлиана хватает ее за плечо:
– Кто вам про меня рассказал?
Мария раздраженно сбрасывает руку и бросает на Юлиану колкий взгляд:
– Секретная информация. Позвоните, когда захотите облегчить совесть. – И она быстро шагает прочь, ссутулившись под холодными порывами ветра.
– Черт возьми!
Юлиана забегает внутрь подъезда и прижимается спиной к стене.
– Что за дичь творится?!
Звонок мобильного пугает до чертиков, и от неожиданности Юлиана прикусывает язык и вместо «алло» невнятно мычит в трубку.
– Юлиана? – Евгений произносит ее имя с таким беспокойством, что становится тошно. – Мне звонила Инесса. С тобой все в порядке?
– Да, – коротко отзывается она.
В нерешительности разглядывает визитку Марии – рассказать или нет? – но в итоге молча засовывает ее в сумку.
– Ты уверена? Она сказала, ты потеряла сознание.
– Сейчас я точно не в том состоянии, чтобы это обсуждать.
Подъем по лестнице оказывается невероятно тяжелым. Все проблемы будто навалились на плечи и теперь давят своей тяжестью, вынуждая Юлиану сопротивляться не только гравитации.
– Ты уверена…
– Не будь назойливым психотерапевтом, который начинает беседу с вопроса: «Вы хотите об этом поговорить?» – ехидничает Юлиана.
– Ну, если ты еще способна шутить, значит, все не так плохо. Когда захочешь об этом поговорить, – с нажимом проговаривает Евгений, – ты знаешь, где мой кабинет. И жду тебя завтра на работу.
В мобильном слышатся короткие гудки. Вот так из заботливого друга и бывшего любовника Евгений превратился в начальника-сухаря.
Юлиана фыркает и с облегчением вваливается в квартиру. Скидывает на пол пальто, поверх него летит сумка. Шаг – и один ботильон с глухим ударом падает на паркет. Второй шаг – и его напарник падает рядом. Юлиана проходит в пустую комнату с эркером и оглядывает обои.
– Значит, здесь была детская комната? – хрипло смеется она. – Ну-ну.
Она подходит к стене и хватает за край обоев, где они внахлест заходят друг на друга. С треском отрывает неровный кусок и замирает с ним в руках, не зная, плакать ей или кричать.
Под белыми обоями оказываются розовые пони. Их улыбки точно приснятся Юлиане в ночном кошмаре.
IV
Январь, 2019 год.
Аудиозапись сеанса с Верой Никольской.
– Расскажите, что именно беспокоит вас в отношениях с мужем?
– Он слишком хороший. – Пауза. – Иногда хочется, чтобы он накричал на меня, ведь порой я веду себя ужасно.
– В чем это выражается?
– Мое поведение?
– Да.
– Ну… – долгая пауза. – Могу разбить вазу. Просто потому, что мне так захотелось. Недавно я разбила фарфоровый сервиз, который нам подарили еще на свадьбу. Мне нравится звук бьющегося стекла. В этом звоне очень многое можно расслышать…
– А почему вы его разбили? Вы злились на Алексея, он что-то сделал?
– Нет, нет. Я же говорю… Мне просто захотелось. И ему бы разозлиться, а он обнял меня и стал убаюкивать, как младенца. Это раздражает.
– Вы раньше били посуду?
– Нет.
– А что изменилось? Это стало происходить после какого-то события? Возможно, вы пережили стресс?
– Нет.
Длительная пауза, в течение которой слышится тяжелое дыхание Веры.
– Ничего не изменилось. Раньше я сдерживалась. А теперь перестала.
– А что заставляло вас сдерживаться?
– Хм… Дайте подумать… Ребенок, условности, родители. Не хотелось, чтобы они видели, какая я настоящая. А потом сын вырос. Родителей не стало. Я постарела. Жизнь уходит, и я устала притворяться.
– Вам всего лишь сорок лет. Думаю, рано говорить о старости.
– Это только видимость. На самом деле я – дряхлая старуха. Порой мне кажется, что я безумно устала от жизни. И возможно, с ней стоит расстаться.
– Вас посещают мысли о суициде?
Глубокий вздох:
– Сложно сказать. Но в такие моменты мне хочется бить, крушить, ломать все вокруг.
– И эта разрушительная сила распространяется на ваш брак. Скажите, а раньше вы обращались к помощи квалифицированного специалиста?
– Нет, Юлиана. Вы – первая.
– Понятно. Чего вы хотите от вашего брака? Ваше поведение стало провокационным, вы ждете, когда Алексей не выдержит и даст волю чувствам, накричит, возможно, ударит вас. Словом, перестанет вести себя «хорошо». Предположим, это произошло. Что вы станете делать после этого? Вы успокоитесь, сможете жить дальше?
Невероятно долгая пауза.
– Вряд ли.
– Тогда ваш вариант.
– Ну…
– Смелее.
– Чисто гипотетически?
– Разумеется. Мы не допустим, чтобы это случилось на самом деле.
– Ну, если чисто гипотетически… Тогда у меня появился бы повод его убить.
Свидетельство о рождении.
Свидетельство о смерти.
Везде одно и то же имя. Евсеева Зоя Ильинична. Ей едва исполнилось два года, когда произошла автокатастрофа.
Юлиана поправляет указательным пальцем одну из фотографий, которые она ровными рядами разложила на столе. Сладкая видимость контроля над происходящим. Но каждый снимок вызывает в ней бурю эмоций. Эту бурю можно усмирить лишь транквилизаторами. И то, если вколоть их прямо в вену. Но никакой горький кофе не способен унять расшатанные нервы.
Юлиана обхватывает кружку руками, на дне которой осталась черная жижа. Пятая по счету за этот вечер, и каждый раз гадание на кофейной гуще заканчивается одинаково. Юлиана предсказывает себе томительное будущее, полное неясности и страхов.
Она окидывает кухню взглядом, но не может сосредоточиться на мелочах. Все как в тумане. Неужели она варила на этой старомодной газовой плите с позолоченными вентилями кашу для ребенка? А здесь, под винтажной картиной с молоденькой вертихвосткой из двадцатых – стоял детский стульчик? Интересно, Илья избавился от всех детских вещей, когда она потеряла память? Оставил лишь эти фотографии да куклу. Видимо, ту самую, которая была с Зоей во время аварии. Но зачем?
Юлиана прижимает мягкую игрушку к лицу и вдыхает. Но ничего не чувствует. Почему она смотрит явно на столь дорогую сердцу вещь и ничего не испытывает? Со вздохом она кладет куклу обратно в коробку.
Да. Илья тщательно замел следы. Даже красная коробка из-под обуви… Юлиана ведь так редко заходила в его темную комнату из-за клаустрофобии. Один шанс на миллион, что она наткнется на коробку. Но в тот день…
– Может, тебе не стоит вспоминать? – Хриплый голос Ильи нарушает уединение Юлианы. Он стоит в дверях, зажав под мышкой бутылку вина. – Многие продали бы душу, лишь бы забыть такое горе. Я, например.
– Для горюющего ты слишком хорошо выглядишь, – то ли с иронией, то ли с недоумением произносит Юлиана.
Илья и правда выглядит первоклассно в сером костюме-тройке, хотя и видно, что тот уже не первой свежести.
– Ты многое не замечала. – Илья достает два бокала и разливает красное вино.
Судя по этикетке – дорогое, но Юлиана так редко пьет спиртное, что различает его лишь по цветам и крепости. Остальное – букеты вкусов, выдержка, названия марок – для нее все равно что для балетмейстера инженерные термины.
– Не чокаясь, – он ставит перед ней полный бокал и залпом опустошает свой.
– Лихо. Это кто из нас страдает из-за того, что он ни черта не помнит?
– К сожалению, не я, – с кривой усмешкой выдавливает Илья.
Он садится напротив, но избегает смотреть на фотографии, а лицо у него такое же бледное, как вчера вечером.
– Евгений звонил. Говорил, ты ходила к гинекологу, и та не оправдала твоих надежд.
– Не хочу об этом думать. Нет ничего хуже, чем когда тебя жалеют чужие люди. Скрывают равнодушие под вымученным состраданием. Хотя она была достаточно искренна… – Юлиана подносит к губам бокал и медленно перекатывает вино по языку. Интересно, какой эффект на нее возымеет спиртное поверх литра крепкого кофе на голодный желудок?
– Хорошо. А о чем ты хочешь поговорить?
– Об аварии, – Юлиана впивается в него взглядом. – Расскажи, как это было? Куда мы ехали? Несмотря на уйму доказательств, я все еще не верю. И не знаю, хочу ли поверить.
– Хорошо, – Илья кивает так серьезно, будто соглашается продать почку. – Закрой глаза и слушай мой голос. Это то, что знаю я. Многое так и осталось неизвестным.
– Ну, что ж… – Юлиана опирается спиной о стену и послушно закрывает глаза. – Добивай меня.
– Был поздний вечер…
Голос Ильи звучит мягко и тихо. С закрытыми глазами он уже не вызывает у нее раздражения и злости. Наоборот. Хочется, чтобы он говорил и говорил, несмотря на то, что с каждым сказанным словом по телу пробегает озноб.
– Мы поругались. Ты все еще не пришла в себя после смерти отца, он ведь так скоропостижно скончался. В тот день мы ссорились с самого утра. Я даже уже не вспомню, из-за чего. Вроде бы сперва я неправильно одел Зою. Потом ты опаздывала на работу… Не знаю. Причин было столько, и они были до такой степени мелкими и несущественными, что противно вспоминать. В общем… Поздним вечером, где-то в одиннадцатом часу, ты собрала Зою и решила отвезти ее к моей маме. Шел дождь….
– К твоей маме? – Юлиана широко раскрывает глаза, вырываясь из гипнотического транса, куда ее ввел монотонным рассказом Илья. – Шутишь? Я уже не помню, когда мы в последний раз с ней общались. Кажется, на нашей свадьбе, – она фыркает.
– Ты утрируешь. – Илья наливает себ