е еще один бокал. Вина в бутылке остается совсем немного, а Юлиана сделала всего один глоток. – Вы общались, особенно пока Зоя была жива. Но да, ты права. Ваше общение сводилось к скупому обмену любезностями. Но кроме нее в тот вечер тебе не с кем было оставить дочь.
– А почему я вдруг на ночь глядя решила отвезти… Зою?
Илья отводит глаза и потирает дрожащими пальцами переносицу:
– К концу дня мы разругались так, что Зоя долго плакала и никак не могла успокоиться. – Он нервно выдыхает. – И я сказал… сказал…
– Ну же, не томи! – вырывается у Юлианы.
Илья переводит на нее затравленный взгляд:
– Что мне осточертела жизнь с истеричкой, и я лучше найду нормальную женщину, которая будет сидеть дома с ребенком.
От шока Юлиана некоторое время молчит, потом замечает:
– Грубо. Черт, допустим. И на чьей машине мы разбились? На фото явно не мой «купер».
– Это была моя машина, потому что твоя стояла в ремонте.
– Хм, – Юлиана вглядывается в фотографию с места аварии.
Она ремонтировала «купер»? Боже, неужели ее память стерла все подчистую? Мурашки жути проскальзывают по запястьям и вверх, добираются до шеи и окольцовывают ее холодным прикосновением.
– Но твоя мать живет за городом. Почему я не оставила дочь с тобой? И не уехала сама?
Илья тяжело вздыхает и прячет лицо в ладонях. Невооруженным глазом видно, что он не хочет погружаться в прошлое и буквально заставляет себя нырять туда, каждый раз делая вдох все глубже и глубже.
– Потому что ты на меня обиделась.
– И только?
– Чтоб тебя, Юлиана, – Илья бьет кулаком по столу, едва не опрокидывая бокал с вином, – я не знаю, что творилось в тот вечер у тебя в голове! До сих пор казню себя за то, что позволил увезти Зою. – Он порывисто встает со стула и мечется по кухне, не в силах успокоиться.
– Эй, тише, тише.
Юлиана подходит к нему и заключает в объятья. Он прижимается к ней, спрятав лицо у нее на плече. Такой высокий, взрослый мужчина, он вдруг превратился в малыша. Юлиана целует его в шею и вдыхает любимый океанический запах.
– Думаю, на сегодня хватит, – шепчет она, а перед глазами проносится сумасшедший день.
Евгений, гинеколог, журналистка….
– Я могу остаться, или снова прогонишь?
– Оставайся, – Юлиана слабо улыбается, но, когда Илья пытается ее поцеловать, отворачивается. – Это ведь и твоя квартира.
Она отходит от мужа и задумчиво смотрит на его сильные руки. Спрятаться бы в них от всего мира. Но недоверие вкупе с растерянностью воздвигает между ними стену.
– Я в душ, – шепчет Юлиана. – Завтра на работу.
– Так что ты решила? – бросает ей вдогонку Илья. – Будешь и дальше ворошить прошлое?
Она замирает в дверном проеме, потом на мгновение оборачивается:
– А у меня есть выбор? Я забыла значительную часть жизни, и уже не смогу дальше жить, зная, что мое нынешнее «я» насквозь фальшиво.
И впервые Юлиана допускает мысль, что она и правда вытеснила ужасное воспоминание, лишь бы не испытывать боль.
Но ведь это невозможно?
Тогда почему все вокруг твердят об обратном?
Илья допивает вино, в том числе почти нетронутый бокал Юлианы, и, не глядя, закидывает фотографии в коробку.
Дерьмо, полнейшее дерьмо.
Лишь эта мысль вертится в голове. А вот Юлиана такая спокойная, словно это он забыл свою жизнь и пришел к ней на сеанс терапии.
Надо выспаться. Теперь все позади. Самое страшное свершилось.
Илья останавливается возле закрытой двери в пустую комнату, и любопытство толкает внутрь…. Включает свет и застывает на месте. Спокойствие Юлианы вдруг становится ясным. Белые обои, наклеенные поверх детских, порваны в клочья. Кривыми зубьями свисают на пол, почему-то напоминая злобную усмешку, которая пробирает до дрожи.
По комнате прошелся смерч боли и отчаяния. И этот смерч таился в его «спокойной» жене.
V
Однажды у моря…
Комната Олега разительно отличается от спальни Ангелины. На окне зеленые занавески, застиранные, но по-домашнему уютные. Леопардовое покрывало он поспешно набрасывает на кровать. На стенах постеры с музыкальными группами, которых Лина в жизни не слышала и не видела. А письменный стол завален учебниками и тетрадками. Одна из них, видимо, по русскому языку, лежит раскрытая на середине, а в ней – написанное корявым почерком сочинение на тему первой любви.
– Хочешь, я с тобой позанимаюсь? – предлагает Ангелина, заметив в первом же предложении три ошибки.
– Что, все так плохо? – Олег ерошит волосы на затылке, пытаясь прикрыть смущение ироничной улыбкой. – Видимо, у меня не такие дотошные учителя, как у тебя.
– Я на домашнем обучении. Меня учит мама.
Ангелина растерянно оглядывается, но единственный стул завален одеждой Олега: джинсы, футболки, носки… Поэтому она осторожно садится на край кровати.
– Это круто, – с натянутым весельем произносит Олег. – Я сейчас, сбегаю за какао.
Его нет больше пяти минут, за это время Ангелина успевает прийти в себя. И когда комнату наполняет сладкий аромат шоколада и сливок, она даже улыбается. Словно и не было обидного разговора с матерью.
– Значит, в этом кафе ты – шеф-повар?
– О да, мадемуазель, – Олег галантно кланяется. – Прошу вас отведать вкуснейший напиток богов.
Ангелина смеется и делает пару глотков. Горячее какао волной прокатывается по горлу, но взбитые сливки, которыми украшен верх, приглушают огонь.
– И правда, очень вкусно! А твои родители не против того, что я пришла к вам в гости? – с запозданием напоминает о себе воспитание.
Олег со смехом смотрит в окно, где хлещет непроглядный ливень:
– Учитывая погоду, вряд ли. К тому же отец умер, когда мне было пять. А мама… – его голос обрывается. – Она сейчас очень больна, и поэтому, можно сказать, я в доме за старшего. Раньше такое какао делала она…
Он задумчиво разглядывает почти пустую кружку. В уголке его губ остается белая полоска взбитых сливок, и Ангелина порывисто вытирает ее большим пальцем.
– Прости. – Ангелинины щеки вспыхивают под удивленным взглядом Олега.
Господи, что она сделала?! Прикоснулась к чужому человеку… так… так не по-христиански. А все потому, что хоть они и знакомы всего ничего, но ей кажется, что никого ближе у нее нет.
– Мне жаль твою маму. Надеюсь, она поправится.
– Ну, – он опускает голову, – говорят, рак груди можно побороть. Но для этого надо много денег, много лекарств.
– Поэтому ты работаешь официантом после колледжа?
– И грузчиком по выходным, – смеется Олег. – Из-за этого у меня мало свободного времени, которое я бы хотел провести с тобой.
– О-о-о, – Ангелина ставит кружку на край стола и нервно переплетает пальцы.
Она чувствует кожей, как Олег придвигается ближе и ближе, и слышит его низкий голос:
– Кажется, я в тебя влюбился.
– Что?! – Она вздрагивает, но видит на его лице лишь задорную улыбку.
Он быстро становится серьезным:
– Расскажи, что у тебя случилось?
– Ты уверен, что хочешь знать?
Олег кивает.
Ангелина переводит дыхание, словно решает для себя раз и навсегда, чего хочет в этой жизни.
– Тогда перед тем, как я расскажу, я хочу, чтобы ты кое-что сделал. Потому что потом ты, возможно, не захочешь меня больше знать.
– Да ну… И что же?
– Поцелуй меня.
Олег озадаченно смотрит на Ангелину, а затем его губы расползаются в улыбке.
– Завтра на тебя не рассчитывать?
Олег загружает последнюю коробку с товаром в «газель» и потирает ноющую поясницу. Завтра воскресенье, и он договорился провести весь день с Ангелиной.
– Не-а, – он улыбается Володе – высокому бородатому мужику, чей насупленный взгляд пугает многих. Но не Олега. – Хочу сводить девушку в кино. Она ни разу не была.
– Ни хрена себе! – больше для виду удивляется Володя и передает папку с документами водителю. – Отчаливай!
«Газель» заводится и с натужным рычанием выезжает с заднего двора оптовой базы, на которой Олег подрабатывает грузчиком.
– Ты впервые пропускаешь работу.
– Решил, что я заслужил выходной. Да и мама ругается, что сутками учусь и работаю. – Олег тщательно моет руки в покосившемся умывальнике.
– А денег все равно не хватает, – со вздохом бормочет Володя, видимо, размышляя о своих проблемах, но его слова режут Олега без ножа, и решение пропустить работу уже не кажется столь разумным.
В угрюмом настроении Олег покидает склад, но проходит лишь с десяток метров, как ему преграждает дорогу женщина, не узнать которую невозможно.
– Здравствуйте, – Олег хмурится и пробегает взглядом по длинному платью Кристины Альбертовны.
Позади нее вдоль дороги высятся голые деревья, сбросившие осенью листья. И кажется, будто лысые ветви растут прямо из ее спины.
– Здравствуй, мальчик. Вижу, ты узнал меня. – Она улыбается, а вот глаза неприятно колючие. В них глядеть – все равно что ежа гладить.
– Вас сложно не узнать.
Темные с проседью волосы Кристины Альбертовны забраны в прилизанный пучок, и кажется, что она сошла со страниц альбома Ангелины, в котором та зарисовывает яркие события.
Лина все рассказала Олегу о своем детстве. Про постоянные молитвы, посты, про наказания в виде побоев или стояния в углу на гречке голыми коленями. Как ни странно, Ангелину спасла ее болезнь. Когда мать поняла, что дочь унаследовала заболевание, то утратила к ней всякий интерес. Так, словно бы Лины и не существовало.
– Я хочу с тобой поговорить. Предложить сделку. – Сумасбродный ветер швыряет подол платья из стороны в сторону, оголяя стоптанные черные туфли.
– Не думаю, что захочу о чем-либо с вами договариваться.
Олег делает шаг назад, но Кристина Альбертовна невозмутимо раскрывает сумку и, убедившись, что на пустынной улице они одни, достает пачку денег. Какую Олег сроду не видел.
– У каждого есть цена. У тебя – здоровье матери…