– Где гарантии, что у тебя под курткой не спрятан диктофон?
Неприглядная жижа оказывается весьма приятной на вкус. Действительно кофе!
– Хочешь гарантию, что мой интерес к этой истории личный, а не профессиональный? – Мария улыбается, но из-за развязной речи и юной внешности улыбка выходит слишком наглой.
Она быстро оглядывается, словно хочет убедиться, что на них никто не смотрит, и цепляется пальцами за кончики кудряшек. Тянет вниз, и волосы медленно сползают набок, оголяя обезображенную ожогами кожу головы.
Юлиана лицезрит тошнотворную картину несколько секунд, и вот уже перед ней вновь сидит белокурая девчонка с кривой ухмылкой на маленьких губах.
– Это подарок от человека, о котором я ни черта не помню. Было только одно короткое послание: «Твоя память принадлежит мне», – пренебрежительно объясняет Мария, будто говорит не о своей жизни. – Теперь ты понимаешь, почему меня интересуют твои способности? Я хочу выяснить, как можно внушить человеку вымышленные воспоминания. И если реально манипулировать памятью, значит, реально и восстановить ее утраченный фрагмент?
– Я…
Юлиана делает несколько глотков кофе, надеясь, что крепкий напиток приведет ее в чувство после увиденного. В последние дни она выпила кофе больше, чем за всю жизнь.
– Что он с тобой сотворил? – Из уст вырываются совсем не те слова, которые она должна была произнести.
– Точно не знаю, – Мария пожимает плечами и ловит губами трубочку с черепушками от «Кровавой Мэри» – Но полиция предположила, что похититель пытался прожарить мне мозги электрошокером. Причем экспериментировал по полной, не заботясь, выживу я или нет.
Она хмыкает и некоторое время буравит взглядом бокал:
– Я ничего не помню о тех месяцах, что пробыла в плену. Все, что знаю, мне рассказали уже после того, как я оказалась на свободе. Видимо, психопату удалось то, ради чего он все затеял, и поэтому он отпустил меня. Прошло два года, и до сих пор по этому делу нет ни единой зацепки. Кто меня похитил, неизвестно. Все спрятано здесь, – она стучит острым ноготком по виску, – и я хочу, чтобы ты помогла мне вскрыть этот ящик Пандоры.
– А ты…
– Я даже к экстрасенсам ходила, – Мария опережает вопрос Юлианы. – Гипноз, долгие сеансы психотерапии, снова попытки воздействовать на память с помощью электричества… Я перепробовала все!
Она бьет кулаком по столу. Из-за грохота в их сторону устремляются косые взгляды.
Юлиану охватывает чувство дежавю, и она не сразу понимает, что повторяет слова Ильи:
– А ты уверена, что хочешь вспомнить? Ты подвергалась пыткам, и кто знает, что там было еще. Организм защитил тебя с помощью амнезии, а ты пытаешься ее побороть.
– Это часть моей жизни, – цедит Мария. – Он забрал ее у меня, и я не успокоюсь, пока не отомщу. Эта тварь должна сидеть в тюрьме! А единственная улика – в моей голове.
– Резонно.
– Теперь веришь, что я стараюсь не ради карьеры?
Юлиана сталкивается с ней взглядом и нервно выдыхает. Столько агрессии и скрытой боли таится в глазах Марии! Она умело прячет чувства за фальшивыми улыбками, но травма гораздо глубже, чем считает сама девушка.
– Верю, но, боюсь, помочь не смогу. Я не волшебница и не верну тебе память, – Юлиана понуро качает головой. – Я в похожей ситуации, – признается она. – Если память захочет, то вернется сама. Просто ты не должна этому препятствовать.
Мария удивленно вскидывает брови:
– Какой неожиданный поворот! И не подумала бы, что ты страдаешь амнезией. Но, – она поднимает ладонь вверх, предупреждая ответную реплику Юлианы, – обо всем по порядку. Сначала я хочу услышать, что ты сделала с Верой Никольской?
Юлиана потирает глаза, забыв про тушь, и машет официанту:
– Тогда мне нужен еще один кофе.
Все время, пока Юлиана ждет второй заказ, Мария молчит. Она погружается в себя, отсутствующий взгляд пугает, будто ее выключили. А губы машинально мнут трубочку коктейля. Но как только перед Юлианой ставят вторую кружку, Мария оживает.
– Хочу сразу сказать, я не знала, что все так обернется, – начинает Юлиана, но кривая ухмылочка Марии заставляет прикусить язык.
– И даже не подозревала? Почти за год лечения даже мысли не возникло?
– Ну, хорошо, – почти рычит Юлиана. – Вера и правда выказывала некоторые признаки вялотекущей шизофрении и признавалась, что фантазирует об убийстве мужа, но Никольский знал об этом и был готов на любые риски, лишь бы спасти их брак. Он очень любил жену и не хотел, чтобы она попала в психушку.
Как только Юлиана делает это признание, ей становится легче. Наконец-то она снова может дышать полной грудью.
– Так они пришли спасти свой брак, или Никольский хотел уберечь Веру от дурдома? – Мария с шумом втягивает через трубочку остатки коктейля и тут же заказывает еще один.
– Первое плавно перетекло во второе.
– И что сделала ты?
– Единственное возможное в их случае, – вздыхает Юлиана. – Подарила Вере счастливые воспоминания об их совместной жизни, в которых она так нуждалась.
От волнения Мария продолжает вертеть в ладонях черный бокал из-под «Кровавой Мэри», не сводя с Юлианы глаз.
– Как? – наконец, хрипло выдыхает она.
– Ну, в случае с Верой все оказалось просто. Она очень сильно мне доверяла, и я стала мягко подталкивать ее сознание к тому, что из-за депрессии она забыла много счастливых моментов, но если их вспомнить, жизнь переменится к лучшему. – От напряжения у Юлианы сводит челюсть. С каждым произнесенным словом она чувствует, что обманулась сама и теперь расплачивается за то, что сделала с Верой. – Я предлагала ей думать об этом перед сном, представлять в деталях, что бы такого прекрасного ей хотелось добавить в свою жизнь. Практиковали с ней методы свободного письма, даже гипноза, и результаты не заставили себя ждать. Ближе к концу терапии она начала «вспоминать». – Юлиана нервно крутит обручальное кольцо на пальце. – Только я недооценила степень Вериного душевного расстройства. Видимо, в какой-то момент она все же осознала, что это ложь. И сделала то, к чему стремилась ее больная душа. Взяла самый большой кухонный нож и… перерезала мужу горло, пока тот спал. – Юлиана закрывает глаза, чтобы восстановить самообладание. – Нужно было настоять на том, чтобы Веру положили в лечебницу. Но Никольский умолял помочь… И я взялась за непосильную задачу.
– То есть вот так просто? Берешь и придумываешь себе воспоминания?
Марии приносят второй коктейль, но она этого не замечает. Ее глаза широко распахнуты, в них плещется недоверие.
– Любому человеку легко внушить вымышленные воспоминания, если это делает авторитетный для него человек. Достаточно сказать: эй, помнишь, лет десять назад мы катались на лыжах в горах. И все, ты уже начинаешь сомневаться, а где сомнения, там и вымысел. На самом деле возможности нашей памяти до сих пор до конца не изучены, потому что они безграничны.
Именно поэтому я так сопротивляюсь словам Ильи.
Юлиана хмурится и не сразу отвечает на вопрос Марии:
– Ну, а ты? Ты сказала, что тоже не помнишь своего прошлого?
Юлиана поднимает на нее тяжелый взгляд, впервые за последние дни осознав, что попала в жуткую паутину лжи.
– Знаешь, после разговора с тобой я уже не уверена, что у меня амнезия.
II
Юлиана задумчиво крутит в руках мобильный, борясь с диким желанием позвонить Валентину. Сейчас, когда в голове сумятица после разговора с Марией, хочется забыться в его объятиях. Именно его, а не мужа. Потому что Илья – последний человек, которому она может доверять.
– Подожди, – Мария поднимает руки, словно признавая поражение в их негласном поединке «Чья история амнезии звучит круче?» – то есть всë говорит о том, что ты забыла родную дочь? Есть документы, фотографии, могила, даже заключение гинеколога, плюс три человека утверждают, что Зоя существовала, но ты все равно сомневаешься?
– И ты туда же, – устало отмахивается Юлиана. Разговор с Лизой завел ее в те же дебри.
– Я хотела сказать, что тебе надо сходить к другому гинекологу.
Перед Марией стоит огромная тарелка со свиным стейком, в котором та лениво ковыряется. Странное меню: сначала алкоголь на пустой желудок и только потом еда.
– Ты серьезно допускаешь мысль, что вокруг меня заговор? – Юлиана с жадностью хватается за подобную возможность.
– Такая уж у меня профессия: сомневаться во всем и все перепроверять. В твоей истории есть существенный момент: муж, свекровь, твой начальник – они знают друг друга и могут иметь общие интересы. И даже к гинекологу тебя директор направил, я ведь правильно уловила?
– Да, – потухшим голосом соглашается Юлиана.
Она, наконец, услышала то, о чем просила, но мысль, что родные люди сознательно обманывают – душит.
– Зачем? – шепчет она. – Зачем им этот спектакль?
– Откуда мне знать? – фыркает Мария. – Ты уверена, что до Валентина не изменяла мужу? Может, это месть? А может, ты просто спятила от горя и отрицаешь очевидное. Во всяком случае, версия с погибшей дочерью звучит убедительно.
Юлиана хватается за голову. Мнение Марии меняется по щелчку пальцев. С другой стороны, какая Юлиане разница? Ей надо принять собственное решение, на чьей она стороне. На их или на своей.
– Нет, не изменяла. Хотя до Ильи жила не как пай-девочка. Я бы и сейчас даже не подумала изменить ему, но столько всего произошло. История с Зоей, неизвестный, который прикидывается умершим Никольским, появление в моей жизни Валентина… Все наложилось одно на другое. – Когда Юлиана начала рассказывать свою историю, она сама не заметила, как с ее губ сорвалось имя Валентина, а потом уже было поздно идти на попятную.
– Точнее, вы с Валентином наложились друг на друга, – хихикает Мария и снова напоминает старшеклассницу, которую допустили до взрослых разговоров. – Ты хоть его любишь?
Отрезвляющий вопрос, ничего не скажешь. Юлиана вздыхает: